Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

И. Я. Фроянов, А. Ю. Дворниченко

Возниконовение и развитие городов-государств в северо-восточной Руси XI — начала XIII в.

OCR по Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Славяно-русские древности. Выпуск I. Под редакцией проф. И. В. Дубова. Ленинград. Издательство Ленинградского университета. 1988. Стр. 150—179
Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены внизу страницы. (Как и в книге.)
OCR и подготовку к html-публикации на сайте Русский город осуществил Дмитрий Камшилин.
 

Проблема города-государства на Руси все более приобретает «права гражданства». В этом нельзя не видеть отражения общего хода исторической мысли, направленного на исследование города-государства как феномена всемирной истории.^[1] В совет-

^[1] См., напр.: Дьяконов И. М., Якобсон В. А. «Номовые государства», «территориальные царства», «полисы и империи»: Проблемы типологии // ВДИ. 1982. № 2. С. 3—16; Павленко Ю. В. Основные закономерности и пути формирования раннеклассовых городов-государств // Фридрих Энгельс и проблемы истории древних обществ / Под ред. В. Ф. Генинга. Киев, 1984. С. 169—217; Данилов В. П., Данилова Л. В. Проблемы теории и истории общины // Община в Африке: Проблемы типологии / Отв. ред. С. А. Токарев. М., 1978; Становление классов и государства / Под ред. А. И. Першица. М., 1976; Гуляев В. И. Города-государства майя: Структура и функции города в раннеклассовом обществе. М., 1979; Античная Греция. Проблемы развития полиса / Под ред. Е. С. Голубцовой. Т. 1, 2. М., 1983; Маяк И. Л. Рим первых царей: Генезис римского полиса. М., 1983; Кочакова Н. Б. 1) Города-государства йорубов. М., 1968; 2) Рождение африканской цивилизации: Ифе. Ойо. Бенин. Дагомея. М., 1986.

-150-

ской историографии осуществлена попытка общей характеристики древнерусского города-государства.^[2] Сделан шаг и в конкретном изучении процесса становления города-государства в Киевской, Смоленской, Полоцкой и Новгородской землях.^[3] Настоящая статья продолжает начатые изыскания, и посвящена истории города-государства в Северо-Восточной Руси XI — начала XIII в.

Междуречье Волги и Оки — сложный в этническом плане регион, заселенный восточными славянами относительно поздно. «Славянизация местных финнов здесь продолжалась в XI — XIII вв., а в отдельных местах затянулась до XIV столетия»,— отмечает В. В. Седов.^[4] Первые же сообщения летописи рисуют нам картину зависимости этой территории от «Русской земли». Из Новгородской Первой летописи младшего извода, Лаврентьевской и Ипатьевской летописей узнаем, что в Ростове Владимир посадил Ярослава, а после того, как Ярослав был переведен в Новгород, здесь стал княжить Борис.^[5] Появление киевских князей на Северо-Востоке нельзя расценивать как начало политической самостоятельности этой земли.^[6] Князья, подобно тому как это было в Новгороде и в других землях, выполняли роль посадников. Свидетельством того, что эта территория рассматривалась в качестве подвластной, может служить и ссылка в Ростов новгородского посадника Константина.^[7] Вполне можно согласиться с мыслью В. А. Кучкина о «ближайшем отношении Ярослава к Ростовской земле».^[8] Не случайно в 1024 г. он снова появился на далеком Северо-Востоке, на этот раз в Суздале. «Слышав же Ярослав волхвы, приде к Суздалю»,— читаем в летописи.^[9] Ярослав прибыл отнюдь не для под-

^[2] Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 216—243.

^[3] Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство / Под ред. Г. Л. Курбатова, Э. Д. Фролова, И. Я. Фроянова. Л., 1986. С. 198—311.

^[4] Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 192.

^[5] НПЛ. С. 159; ПСРЛ. Т. I. Стб. 121; Т. II. Стб. 105.

^[6] Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984. С. 59.

^[7] ПСРЛ. Л., 1925. Т. V. Вып. 1. С. 123.

^[8] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 58.

^[9] ПВЛ. Ч. 1. С. 100.

-151-

держки старой чади, как думают многие историки,^[10] а для того, чтобы собрать дань и таким образом пополнить казну. Средства нужны были Ярославу для оплаты алчного варяжского воинства, необходимого, в свою очередь, в назревавшей межкняжеской борьбе. Следовательно, здесь на Северо-Востоке жили данники — покоренные и обложенные данью племена.^[11] Вполне возможно, что Ярослав упорядочил взимание дани. На это намекает новгородский летописец, свидетельствуя, что Ярослав «устави» землю Суздальскую.^[12]

Такого же рода даннические отношения представлены и в летописном сообщении под 1071 г. Тогда на Северо-Востоке оказался Ян, который по поручению киевского князя собирал дань. Правда, М. Д. Приселков считал, что Ян побывал в «Белозерском крае», будучи еще малоизвестным боярином черниговского князя.^[13] Однако ряд историков, начиная с С. М. Соловьева, датируют эту поездку Яна временем княжения Святослава в Киеве.^[14] Для нашего исследования не столь важно, из Чернигова или из Киева распространялась дань на Северо-Восток, главное — это была зависимость от центра, именуемого «Русской землей». Для сбора дани, видимо, ходил в междуречье Волги и Оки Владимир Мономах.^[15] В 60-е годы право сбора дани с этих земель принадлежало скорее всего его отцу — Всеволоду Ярославичу.^[16]

В период 1078—1093 гг. Ростовская земля своего князя не имела. По-видимому, она управлялась посадниками киевского князя.^[17] Потом в Ростове сидел Мстислав. Можно согласиться с В. А. Кучкиным в том, что до 1107 г. на столе в Ростове сидел Вячеслав.^[18] Но никак нельзя поддержать его тезис о том, что «верховными собственниками северо-восточных земель были южнорусские князья».^[19] Проявление этой «верховной собственности» В. А. Кучкин видит в том, что северо-восточные земли

^[10] Эта точка зрения была высказана еще в 30-е гг. — См.: Мавродин В. В. К вопросу о восстаниях смердов // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 6. Кн. 1. С. 77.

^[11] Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов / Под ред. М. П. Алексеева, В. Н. Баскакова, О. В. Творогова. Л., 1983. С. 32.

^[12] Там же. С. 32. См. также: Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 59—60.

^[13] Приселков М. Д. История русского летописания XI—XIV вв. Л., 1940. С. 18—19.

^[14] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1959. Кн. 1. Т. 1/2. С. 693—694; Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. СПб., 1909. С. 210.

^[15] ПВЛ. Ч. 1. С. 158.

^[16] Четко разграничить «владельческие права Святослава и Всеволода» трудно (См.: Пресняков А. Е. Княжое право... С. 41—42).

^[17] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 66.

^[18] Там же. С. 71.

^[19] Там же.

-152-

должны были оказывать военную помощь «Русской земле».^[20] Она выражалась также в праве южнорусских князей на получение дани с Ростовской области и суда над ней. Все это позволило В. А. Кучкину признать прекарный характер княжения в Ростовской земле сыновей Владимира Святославича, Всеволода Ярославича и Владимира Всеволодовича.^[21] Военная помощь ни в коей мере с верховной собственностью не связана. Не имеет отношения к феодализму и дань, данническая зависимость.^[22]

Ранние свидетельства о северо-восточных землях рисуют не только зависимость их от «Русской земли», но и то значение, которое имели в них города.^[23] Археологические данные говорят о том, что в конце X — начале XI в. города Северо-Восточной Руси переживают сложный процесс перестройки, который известен историкам под названием «перенос города».^[24] Процесс этот был обусловлен перестройкой общества на новых территориальных началах. На смену городским общинам, базирующимся еще на родовых отношениях, пришли территориальные городские общины. Рождение нового города соединялось с формированием областей вокруг них. Во всяком случае, в сообщениях о «восстаниях» в Суздале и Ярославле встречаемся как с городами, так и с определенными территориями, тяготеющими к ним. Выступления 1024 и 1071 гг. — это прежде всего события, связанные с городом, городской жизнью. «Въсташа волсви в Суждали»; Ярослав «приде Суздалю, изъимав волхвы»; «встаста два волъхва от Ярославля».^[25] В этих событиях ярко проявили себя лидеры городских общин, будь то «старая чадь»^[26] или волхвы.^[27] Летописное сообщение 1024 г. содержит одну любопытную деталь: «Суждаль» в нем назван «страной».^[28] Конеч-

^[20] Там же.

^[21] Там же

^[22] Першиц А. И. Данничество // Докл. советской делегации на IX международном конгрессе антропологических и этнографических наук. М., 1973. С. 3—4; Фроянов И. Я. Данники на Руси X—XII вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965. М., 1970. С. 33—41.

^[23] Не рассматриваем упоминания Ростова под 862 и 907 гг., так как А. А. Шахматов доказал их позднее происхождение (Шахматов А. А. Повесть временных лет (ПВЛ). Т. 1. Вводная часть // ЛЗАК. Пг., 1917. Вып. 29. С. 20, 31).

^[24] О «переносе» городов в Северо-Восточной Руси наиболее подробно писал И. В. Дубов. — См.: Дубов И. В. 1) К проблеме «переноса» городов в Древней Руси // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1983. С. 70—82; 2) Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 64—66; 3) Города, величеством сияющие. Л.. 1985. С. 25—32.

^[25] ПВЛ. Ч. 1. С. 99, 100, 117.

^[26] Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения... С. 30.

^[27] Кривошеее Ю. В. О социальных коллизиях в Суздальской земле 1024 г.: По материалам «Повести временных лет» // Генезис и развитие феодализма в России. С. 40—42.

^[28] ПВЛ. Ч. 1.С. 99.

-153-

но, термин слишком неопределенен и «литературен», чтобы делать какие-либо конкретные выводы, но вполне вероятно, что к этому времени вокруг Суздаля сложилась определенная территория, зависевшая от него. К такому выводу располагает и то, что древнейшие города в данном регионе, такие как Ростов, имели кончанскую структуру.^[29] Кончанско-сотенная система свидетельствует о тесной связи города с сельской местностью.^[30]

Городская община явственно вырисовывается из летописных известий 1071 г., когда волхвы вместе с отрядом в 300 человек пришли к Белоозеру. О волхвах прибывшему в город для сбора дани Яну Вышатичу рассказали «Белозерци». К ним же обратился Ян после того, как волхвы скрылись от него в лесу: «Янь же, вшед в град к Белозерцем, рече им: „Аще не имате волхву сею, не иду от вас и за лето” Белозерци же шедше яша я и приведоша я к Яневи».^[31] Сама летописная терминология говорит о том, что оформилась городская община Белоозера. Но что еще важнее — сложилось представление о «Ростовьстеи области».^[32] А. Н. Насонов попытался установить территорию «Ростовской области» и пришел к выводу, что она «тянулась от устья Нерли Клязьменской к устью Которосли, впадающей в Волгу, охватывала Поволжье от устья Которосли до устья Медведицы, тянулась по Шексне до Белоозера».^[33] Впрочем, становление областной территории еще не закончилось. «Фиксированных границ Ростовская земля в то время, по-видимому, не имела».^[34] Важно отметить, что Ростовская волость возникала на полиэтничной основе.

В междуречье Волги и Оки формировались те же социальные силы, что и в других землях. Так позволяет думать летописный рассказ о борьбе Олега Святославича с Мономашичами в 1096 г. Тогда находившийся в Муроме Изяслав Владимирович послал «по вое Суздалю, и Ростову, и по Белозерци, и собра вой многы», т. е. призвал на помощь городские ополчения.^[35] Между тем Олег подошел к Мурому и стал понуждать Изяслава уйти в Ростов. Но Изяслав не послушался, «надеяся на множество вой».^[36] Поведение Изяслава свидетельствует о том, что князья в борьбе друг с другом черпали силу в народном войске, а не в дружине. Совершенно ясно, что это войско не являлось хаотической толпой, а представляло организованное воинство, способное решать серьезные ратные задачи. Однако

^[29] Дубов И. В. Города, величеством сияющие. С. 58.

^[30] Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 241.

^[31] ПВЛ. Ч. 1. С. 117.

^[32] Там же.

^[33] Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 178—180.

^[34] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 70.

^[35] ПВЛ. Ч. 1. С. 168.

^[36] Там же.

-154-

военное счастье на этот раз отвернулось от Изяслава и его воинов. Они были разбиты «воями» Олега — народным ополчением, сформированным в Смоленске.^[37]

Войдя в Муром, Олег «изъима ростовци, и белоозерци, и суздалце и покова, и устремися на Суждаль».^[38] Здесь все красноречиво. Враг Олега — Изяслав не только повержен, но и убит в сражении. Казалось бы, Олег мог торжествовать победу, но он продолжает борьбу: заключает в оковы ростовцев, белозерцев, суздальцев, а затем идет походом на Суздаль. Олег, следовательно, основного противника видит не только (а может быть и не столько) в князе. Города, приславшие воинов биться с ним, — вот кто внушал ему наибольшие опасения. Но обескровленные городские общины не могли оказать должного сопротивления и поэтому, когда Олег оказался у стен Суздаля, горожане «дашася ему».^[39] Далее летописец приводит любопытные детали: «Олег же омирив город, овы изъима, а другыя расточи, и именья их отъя».^[40] Как видим, Олег приводит к миру именно город, т. е. суверенную гражданскую общину. Вместе с тем он продолжает репрессии. Все это сделано для того, чтобы обезопасить себя со стороны суздальцев. Утвердив свое положение в Суздале, князь отправляется к Ростову. Жители города «вдашася ему». Здесь, как и в предшествующем эпизоде, видим две политические силы: князя и городскую общину. Утверждение Олега в Суздале и Ростове дало основание летописцу сказать, что князь «перея всю землю Ростовьску».^[41] Отсюда ясно, что в конце XI в. существовало понятие «Ростовская земля». Эта земля включала не только Ростов, но и Суздаль, а также другие города, что явствует, как нам представляется, из летописного известия, согласно которому Олег «посажа посадникы по городом». Среди городов Ростовской земли выделяются Ростов и Суздаль. Главным из них являлся, конечно, Ростов. Но, вероятно, к исходу XI в. обозначились противоречия между Ростовом и Суздалем, стремление последнего возобладать над Ростовом. Показательна в этой связи фраза, брошенная Мстиславом Олегу: «Иди ис Суждаля Мурому, а в чюжеи волости не седи».^[42] Заслуживает внимания здесь то, что Суздаль назван волостью, под которой надо понимать территориальное целое, куда входит и Ростов. Ведь Олег находится в Ростове, а ему предлагают уйти из Суздаля — факт, говорящий о том, что под Суздалем здесь разумеется не город, а земля. Взаимозаменяемость «Ростовской земли» и «Суздаля», видимо,

^[37] Там же.

^[38] Там же.

^[39] Там же.

^[40] Там же.

^[41] Там же.

^[42] Там же. С. 169.

-155-

надо понимать как отражение соперничества двух крупнейших городов Северо-Восточной Руси.

Летописный рассказ, повествующий о межкняжеской борьбе на далеком Северо-Востоке, содержит ряд указаний, которые позволяют приблизиться к пониманию местной общественной жизни. Перед нами самостоятельные городские общины, обладающие мобильной военной организацией, общины, консолидировавшие вокруг себя большую территорию, именуемую землей, волостью. Земля состоит из главного города и пригородов. Между главным городом и одним из наиболее крупных пригородов завязывается борьба за преобладание. Все это свидетельствует о сравнительно высоком уровне социально-политической жизни местного общества и позволяет усомниться в довольно распространенных в литературе представлениях о его отсталости.

В 1107 г. мы снова встречаемся с общиной Суздаля в условиях военного конфликта: «приидоша Болгаре ратью на Суждаль и обьступиша град и много зла створиша, воююща села и погосты и убивающе многых от крестьян. Сущий же людие в граде не могуще противу их стати, не сущю князю у них».^[43] Обычная для Древней Руси ситуация: община испытывает трудности из-за отсутствия князя, который занимался в древнерусском обществе руководством военными делами.^[44] Но, как оказалось, летописец преувеличил беззащитность горожан в отсутствие князя, отдав дань своим прокняжеским настроениям. Суздальцы «из града изшедше, всех избиша».^[45] В городе, следовательно, была сильная военная организация, которая могла и в отсутствие князя дать достойный отпор врагу.

Еще более красноречивы в этом смысле события, связанные с битвой «на Ждани горе». Лаврентьевская летопись так повествует об этих событиях: «Toe же зимы бишася Новгородци с Ростовци на Ждани горе и победиша Ростовци Новгородце и побиша множество их воротишася Ростовци с победою великою».^[46] В таком же ключе рассказывается о битве и в Ипатьевской летописи, где вместо ростовцев названы суздальцы.^[47] Несколько иная трактовка этих событий содержится в Московском летописном своде конца XV в. «А тое же зимы иде Всеволод

^[43] ПСРЛ. Т. XXIV. Пг., 1921. С. 73. Это известие Типографской летописи в терминах более позднего времени рисует картину, вполне реальную для начала XII в. Мы видим город, окруженный селами и погостами, их жителей, которых летопись называет «крестьянами». Термин «крестьяне», как мы знаем, отсутствовал в древнерусской лексике. В целом данное летописное известие заслуживает доверия (см.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII в. М, 1969. С. 119—123; Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 71).

^[44] Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 36.

^[45] ПСРЛ. Т. XXIV. С. 73.

^[46] Там же. Т. I. Стб. 303.

^[47] Там же. Т. II. Стб. 300.

-156-

Мъстиславич на Суздаль и на Ростов с Новоградци и Псковичи и Ладожаны и с всею областию Новоградскою. И сретоша их Суждальци и Ростовци на Ждане горе, и бысть им брань крепка зело, и одолеша Ростовци и избиша множество много Новоградец... а Суждальци и Ростовци възвратишася с победою великою».^[48] Запись Московского летописного свода конца XV в. достаточно красноречива: если применительно к «Новоградской волости» упомянут князь, как военный лидер, то «Ростовци и Суждальци» выступают сами, без князя. Это свидетельствует об огромной силе и самостоятельности ростовской военной организации, той ростовской тысячи, о которой писал А. Н. Насонов.^[49] Тем не менее бескняжье не было типичным для древнерусского волостного быта. Созревшей Ростовской «области» нужен был свой князь. Таким князем становится сын Владимира Мономаха Юрий Владимирович. «И бысть послан от Володимера Мономаха в Суждальскую землю Георгии, дасть же ему на руце и сына своего Георгия», — так повествует о появлении на далеком Северо-Востоке Киево-Печерский патерик.^[50] Трудно сказать, что имеется здесь в виду под «Суздальской землей»: то ли синоним земли Ростовской, как это мы только что наблюдали, то ли Суздаль и прилегающие к нему территории. В последнем случае князь появляется не в Ростове, как этого следовало бы ожидать, а в Суздале (ростовском пригороде). В. А. Кучкин полагает, что Юрий вокняжился в Суздале и на этом основании строит далеко идущие выводы: «Происходит явная смена центров области. Несомненно, что решающую роль в этом процессе сыграли „окняжение” Суздаля, аккумуляция здесь феодальной знати, способствовавшие росту города как средоточию феодального господства над территорией всей земли».^[51] На наш взгляд, автор слишком увлекся. И смена центров области, и «окняжение» Суздаля, и аккумуляция в нем феодальной знати, и господство ее над территорией земли — все это постулируется, а не доказывается. Ближе к истине был А. Н. Насонов, который не сомневался, что Ростов оставался главою области и приводил тому убедительные доказательства.^[52] Однако упоминание летописцем Суздальской земли при сохраняющемся еще господстве Ростова достаточно симптоматично. Оно показывает, что господство это заметно пошатнулось, а значение Суздаля возросло.^[53] И причины здесь не те, которые указаны В. А. Кучки-

^[48] Там же. Т. XXV. С. 32.

^[49] Насонов А. Н. «Русская земля»... С. 177. Центр этой военной организации находился в Ростове. Не случайно Георгий Шиманович, который жил в Суздале, считался ростовским тысяцким (Там же. С. 176).

^[50] Патерик Киево-Печерского монастыря. СПб., 1911. С. 62.

^[51] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 73.

^[52] Насонов А. Н. «Русская земля». С. 181.

^[53] А. Е. Пресняков был несколько категоричен, когда писал, что Суздаль «со времен Юрия... стал рядом с Ростовом... Трудно сомневаться, что тот процесс, какой мы наблюдаем позднее при Андрее Боголюбском, как „возвышение Владимира”, был уже перенесен Ростовской землей как „возвышение Суздаля”» (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Очерки по истории XII—XIV столетий. Пг., 1918. С. 458). Правильно уловив направление процесса, А. Е. Пресняков переоценил его завершенность.

-157-

ным, а консолидация местного общества на базе территориальных отношений, пришедших на смену родовым связям. Несмотря на заметные успехи в сплочении суздальской общины, до распада волостного единства Ростовской земли было еще далеко. Единство это цементировалось, как и в других периферийных землях, зависимостью от Киева. И Владимир Мономах, сажая в Ростовской волости своего малолетнего сына, видимо, хотел сохранить эту зависимость. Но логика исторического развития была иной, и со смертью Мономаха зависимость Ростовской земли от Южной Руси прекращается.^[54]

Более того, Ростовская волость становится для Юрия оплотом для борьбы за Киев. Не сумев утвердиться в Переяславле с тем, чтобы использовать его как ступень в достижении желанного киевского стола, Юрий в 40-е годы XII в. меняет тактику, вмешиваясь в столкновения южнорусских князей. Характерно, что в помощь Святославу он посылает «Белозерцев».^[55] Значит, в борьбе за Киев Юрий опирается на местные силы в лице волостного ополчения. Одновременно начинается война и с северным соседом - новгородским городом-государством. В 1147 г. «иде Гюрги воевать Новгорочкои волости и пришед взя Новый Торг и Мьсту всю взя».^[56] По верному наблюдению Д. А. Корсакова, «враждебные отношения (между новгородцами и ростовцами.— Авт.)... с течением времени переходят во вражду земли с землей».^[57]

Между тем борьба за Киев продолжалась. Надо четко осознавать, что это была борьба земель, городов-государств, а не лично князей, хотя ссоры князей, их интересы и планы оказывали большое воздействие на ее ход. Обращает на себя внимание то, что основной противник Юрия — Изяслав Мстиславич — широко опирается на силы Киевской, Новгородской и Смоленской волостей. В стратегических планах Изяслава новгородцы и смольняне должны были «удерживать» Юрия.^[58] В 1147 г. Изяслав пригласил для борьбы с Ростовом тех же смольнян и новгородцев. Несколько сложнее было с киянами. У них была стойкая неприязнь к Ольговичам, но на Владимирово племя они не хотели «роукы въздаяти».^[59] Пришлось сзывать добровольцев. Походу тогда, однако, помешала измена Ольговичей.^[60] Гораздо

^[54] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 75.

^[55] ПСРЛ. Т. II. Стб. 338.

^[56] Там же. Стб. 339.

^[57] Кореаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 101.

^[58] ПСРЛ. Т. II. Стб. 347, 359.

^[59] Там же. Стб. 344.

^[60] Там же. Стб. 345.

-158-

более успешным был другой поход, в 1148 г. Тогда Изяслав сколотил против Ростовской земли солидную коалицию в составе «Рускых полков» и смоленских. К ним присоединились и новгородцы, которых Изяслав поднял «лаской» и щедрыми посулами.^[61] В кампании 1148 г. ясно видна направленность военных действий. Это прежде всего стремление подорвать силу волости. Союзники жгут города и села, «воюют землю»,^[62] а население разбегается.^[63] Но проходит время, и уже войска Юрия устремляются на «Русскую землю». Тяжкие невзгоды нависают прежде всего над Киевской землей и неслучайны слезы и мольбы епископа Ефимия, который просил Изяслава помириться с Юрием и тем избавить землю «от великия беды».^[64] Но у Юрия были серьезные намерения: мщение «земли своей» должно состояться.^[65] Военное счастье на этот раз оказалось не на стороне населения «Русской земли»: с поля битвы бежали и поршане, и кияне, и переяславцы, а победа осталась за «воями» северо-восточных волостей.^[66] Распри на этом не закончились. Ситуация менялась очень быстро. Положение Юрия было непрочным, потому что симпатии киян были на стороне Изяслава. И вот уже Юрий изгнан из Киева. Лишь при поддержке могучих полков Галицкой земли он вновь появляется на киевском столе.^[67] Вскоре обстоятельства вновь изменились и даже Владимирко Галицкий не смог помочь своему северо-восточному союзнику: Юрий бежал из Киева.^[68] Но и утвердившись в Киеве и зная любовь киян к себе, Изяслав прекрасно осознает силу Ростово-Суздальской земли: он просит помощи венгерского короля, «зане же Гюргии есть силен».^[69] Это понимал и престарелый Вячеслав, когда, увещевая Юрия, говорил ему: «онамо у тобе Ростов Великы и прочии гради».^[70] Пробыв какое-то время в Городце Остерском, Юрий ушел в Суздаль. А затем этот форпост Ростово-Суздальской земли, расположенный недалеко от Киева, был разорен и сожжен войсками Изяслава, чего, конечно, Юрий стерпеть не мог: «въздохнув от сердца», он «нача скупати воя», т. е. собирать земское ополчение.^[71] Изяславу вновь пришлось прибегнуть к помощи новгородцев и смольнян.^[72] Это был не последний поход Юрия с Ростово-Суздальской землей на Киев и «Рус-

^[61] Там же. Стб. 369—370.

^[62] Там же. Стб. 371.

^[63] Там же. Т. XXV. Стб. 45.

^[64] Там же. Т. II. Стб. 380.

^[65] Там же. Стб. 376.

^[66] Там же. Стб. 376, 382.

^[67] Там же. Т. I. Стб. 328. Как отметил А. Е. Пресняков, Юрий «не умел ладить с киевским обществом» (Пресняков А. Е. Княжое право... С. 101).

^[68] ПСРЛ. Т. II. Стб. 415—416.

^[69] Там же. Стб. 421.

^[70] Там же. Т. XXV. С. 51.

^[71] Там же. Т. II. Стб. 446, 455.

^[72] Там же. Стб. 459.

-159-

скую землю». В 1154 г. «поиде Дюрги с Ростовци, и с Суждальци, и с всими детьми в Русь». Только невиданный мор «в коних» помешал успешному завершению этого похода.^[73]

После смерти Изяслава Юрий, наконец, утвердился в Киеве. Без поддержки Ростово-Суздальской земли вряд ли бы ему это удалось. Об этом свидетельствует одна существенная деталь летописного текста. Когда Юрий умер после попойки у «осменика Петрила», киевляне стали избивать «суждальци по городом и поселом».^[74] В этих суздальцах можно видеть представителей Ростово-Суздальской земли, которые были живым воплощением власти северо-восточного князя в городах и селах «Русской земли». Приведенное летописное свидетельство представляет интерес и в другом отношении — оно вскрывает мотивы, побуждавшие суздальцев помогать Юрию в его стремлении овладеть Киевом. Пребывание Долгорукого на Киевском княжеском столе открывало возможность для суздальцев получить всякого рода кормления в городах и селах Киевской земли и таким образом обогатиться. В этом кроется одна из коренных причин поддержки Юрия общинами Ростово-Суздальской земли в его борьбе за киевское княжение.

Наш обзор показывает, насколько напряженной была борьба между Ростово-Суздальской землей и другими городами-государствами в 40—50-е годы XII ст. В ходе этой борьбы крепли силы городских общин Северо-Восточной Руси. Да и сам характер борьбы о многом здесь говорит. Она, как мы знаем, стала наступательной — верный признак возросшей активности местного общества.

Рассказывая о борьбе между городами-государствами, летописец рисует нам структуру Ростово-Суздальского города-государства. Так же как и в других землях, это главные города с зависящими от них пригородами. На главном городе лежала обязанность оборонять пригороды. «Того же лета придоша Болгаре по Волзе к Ярославлю без вести и уступиша градок в лодиях, бе бо мал градок, и изнемогли людие в граде гладом я жажею». Из города никто не мог выбраться, чтобы дать весть «Ростовцем». Лишь один проворный юноша сумел выполнить роль гонца. «Ростовци же пришедше и победиша Болгары».^[75] Из летописи, данные которой можно подтвердить в наши дни результатами археологических раскопок, мы узнаём об основных пригородах в Ростово-Суздальской земле. Это Ярославль, Углече поле, Москва и др.^[76] Названные города в данный период

^[73] Там же. Стб. 468.

^[74] Там же. Стб. 489.

^[75] Эта запись дошла под 1152 г. в Типографской летописи, но А. Н. Насонов считал, что это дошедшая через Ростовский владычный свод древнейшая ростовская запись (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Вып. 1. Пг., 1924. С. 13).

^[76] Дубов И. В. Города, величеством сияющие. С. 61-134; Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 80—86.

-160-

уже, видимо, сами стягивали значительные волости. Не случайно в 1149 г. новгородцы и «Русь» пустились воевать к Ярославлю.^[77] О кристаллизации местных волостных центров мы узнаем и по другим данным. Уже в 1148 г. старший сын Юрия Ростислав бежит к Изяславу Мстиславичу, потому что отец не дал ему волости в Суздальской земле.^[78] Под 1151 г. летописец сообщает: Андрей «.. .иде от отца своего Суждалю, а отцю же встягавшю его много, Андреи же рече: „На том есмы целовали крьст, ако поити ны Суждалю”. И иде в свою волость Володимерю».^[79] Упоминание летописцем Владимира в качестве волости князя Андрея заслуживает того, чтобы сказать в этой связи несколько слов особо. Как видим, во Владимире возникло княжение — факт, подтверждающий достаточно высокую степень организации владимирской общины. Подобное явление мы наблюдаем и в других землях. В Северо-Восточной Руси наряду с Ростовом — главным городом земли и влиятельным его пригородом Суздалем набирает силу пригород Владимир, начинающий борьбу за самостоятельность. Вокруг Владимира формируется своя волостная территория. Так в рамках Ростовской волости возникает несколько центров, вступающих во взаимную борьбу. Перед нами — наметившееся дробление единого ранее города-государства на ряд более мелких городов-государств. Однако процесс этот только обозначился. До распада волости было еще далеко. Ростово-Суздальская земля представляла пока единый и цельный социально-политический организм. Вот почему складывание границ здесь шло не по названным городам-волостям, а по рубежам все той же Ростово-Суздальской земли. Фиксация границ, наблюдаемая по данным середины века, указывает, с одной стороны, на значительное продвижение консолидации местных социальных сил, а с другой — соседних земель, городов-государств. Довольно сомнительное объяснение этому дает В. А. Кучкин. Он пишет: «Ранее, когда Ростовская земля зависела от Южной Руси, установление твердых границ не имело смысла. Мономах, например, держал Новгород, Смоленск и Ростов своими сыновьями, поэтому четкое размежевание принадлежавших этим центрам земель не было необходимостью для верховной власти».^[80] У автора получается так, будто строителями государственных границ являлись князья, которые кроили Русь, исходя из собственных интересов. Мы не можем принять этот взгляд, ибо, по нашему убеждению, возникновение границ есть отражение внутренних социально-экономических и социально-политических сдвигов, происходящих в той или иной волости. 

Установление волостных границ надо рассматривать как проявление возросшей суверенности древнерусских волостей вооб-

^[77] ПСРЛ. Т. II. Стб 371.

^[78] Там же. Стб. 366.

^[79] Там же. Т. I. Стб. 335.

^[80] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 76.

-161-

ще и Ростово-Суздальского города-государства в частности. И, конечно же, в основе всех этих перемен лежало усиление местных общин. В изучаемом регионе с особой наглядностью это проявилось в событиях, последовавших за смертью Юрия Долгорукого. Лаврентьевская летопись сообщает о том, что «Ростовци и Суждальци здумавше вси, пояша Андрея сына его старейшего и посадиша и в Ростове на отне столе и Суждали, занеже бе любим всеми».^[81] Ипатьевская летопись добавляет еще «Володимирцев» и «Володимир».^[82] Здесь мы присутствуем при решительной ломке прежних отношений населения Северо-Восточной Руси с князьями. Если Юрий Долгорукий был направлен в Ростовскую землю из Киева и в известном смысле был навязан, то теперь ростовцы, суздальцы и владимирцы избирают князя Андрея, продемонстрировав тем самым свою большую социально-политическую активность. Таким образом, люди Ростовской земли сами распоряжаются княжеским столом без какого-либо вмешательства со стороны Киева. С этого момента мы можем говорить о полной независимости Ростовской волости от Киева. В самой же Ростовской волости, как замечаем, складывается своеобразная ситуация равновесия между тремя крупнейшими городами: Ростовом, Суздалем и Владимиром. В этом особенность социально-политического развития Ростовской земли сравнительно с другими землями Руси.

В. И. Сергеевич считал, что вокняжение Андрея явилось результатом народного вечевого решения.^[83] Полемизируя с ним. С. В. Юшков говорил о том, что «на отни столе» Андрея посадили якобы правящие верхи.^[84] По мнению Л. В. Черепнина, «Андрей Боголюбский был ставленником суздальского боярства, действовавшего в союзе с городским патрициатом. Ни о каком участии веча в посажении Андрея данных нет. Действовал, по-видимому, городской совет».^[85] С точкой зрения С. В. Юшкова и Л. В. Черепнина мы не можем согласиться. Не вызывает сомнений, что летописная фраза «сдумавше вси» свидетельствует о вечевом собрании.^[86] Изучение же вечевой деятельности в Ростово-Суздальской земле ведет к выводу о вече как народном собрании.^[87] Поэтому под ростовцами, суздальцами и владимирцами надо понимать нерасчлененную в социальном отношении массу горожан, включавшую и знатных и простых

^[81] ПСРЛ. Т. I. Стб. 348.

^[82] Там же. Т. II. Стб. 490.

^[83] Сергеевич В. И. Русские юридические древности: В 3 т. Т 2. СПб., 1900. С. 22—23.

^[84] Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М., Л., 1939. С. 207—208.

^[85] Черепнин Л. В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала XIII в. // ИЗ. 1972. Т. 89. С. 390.

^[86] Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 159.

^[87] Там же. С. 177—180.

-162-

людей. Представляется, что рассуждения о каких-то боярах, якобы посадивших Андрея на княжеский стол, не имеют достаточных подтверждений. Думается, что нет оснований говорить и о городском совете. В летописи нет никаких данных, которые могли бы подтвердить существование такого совета. Следовательно, массы городского и, возможно, сельского населения Ростово-Суздальской земли собрались на вече и избрали князем Андрея Юрьевича. Из более поздней летописной записи узнаем, что вечевое решение 1175 г. было нарушением крестного целования, которое в свое время дали ростовцы, суздальцы и владимирцы Юрию: тогда народ давал обещание признать князьями младших сыновей Долгорукого.^[88] Теперь он передумал и избрал на княжеский стол старшего Юрьевича. Все это — примечательные факты. Из них, во-первых, заключаем, что уже и в правление Юрия князь должен был входить в соглашение с вечевыми общинами главных городов Ростово-Суздальской земли. Во-вторых, они показывают самостоятельность этих общин, способных поставить угодного себе князя. В данной ситуации князья выступают скорее пассивной стороной, чем активной. Вече — последняя инстанция, где решаются судьбы княжения. Если же попытаться понять причину, почему выбор пал на Андрея, а не на младших его сородичей, то надо сказать, что Андрей к данному моменту был самым популярным из Юрьевичей. Он снискал себе уважение и любовь необыкновенной храбростью, полным неприятием Киева и привязанностью к Ростовской волости. Как известно, своим местопребыванием Андрей избрал город Владимир, в результате чего «мезинный» город, стал княжеской резиденцией. Это был большой успех городской общины Владимира на пути к самостоятельности по отношению к старшим городам Ростову и Суздалю. Уход Андрея во Владимир был обусловлен не столько желанием князя, сколько конкретными обстоятельствами развития волостной жизни в Ростовской земле.^[89]

Городские общины Северо-Восточной Руси решают судьбы не только князей, но и церковных иерархов. В 1159 г. «выгнаша Ростовци и Суждалци Леона епископа, зане умножил бяше церковь грабяи попы».^[90] Изгнание не пошло Леону на пользу. Вернувшись из него, Леон повел себя вновь неправильно, на этот раз в своей проповеднической деятельности. Богословский диспут между Леоном и владыкой Феодором происходил «пред

^[88] ПСРЛ. Т. II. Стб. 491.

^[89] Многие историки видели в поступке Андрея проявление его необузданного самовластья. Критикуя эту точку зрения, А. Н. Насонов писал: «Общепринятый взгляд видит в этом шаге акт самовластной политики, который открывает собой новую эру в политической истории древней Руси». В действительности же, полагал А. Н. Насонов, самовластная политика Андрея — «примыслы и домыслы летописной историографии». (Насонов А. Н. Князь и город... С. 8—9).

^[90] ПСРЛ. Т. I. Стб. 349.

-163-

благоверным князем Андреем и предо всеми людми».^[91] Отсюда делаем вывод: людье, т. е. массы городского и сельского люда, контролировали деятельность церкви.

О суверенитете общин главных городов в изучаемых землях свидетельствует и «Суждальскыи сол Илья», которого встречаем в летописи под 1164 г. Подчеркнем еще раз: перед нами не княжеский посол, а суздальский. Следовательно, в рассматриваемое время Ростово-Суздальский город-государство, пользуясь государственным суверенитетом, направлял своих послов в Византию. Вероятно, мы можем говорить о том, что в середине XII в. становление города-государства в Ростово-Суздальской земле состоялось.

Завершение становления города-государства сказалось и на других аспектах политической деятельности ростово-суздальской земщины. Не случайно «преемник Юрия Андрей отказался от широких южнорусских планов своего отца».^[92] Теперь внимание земли обращено на расширение даней, на укрепление границ города-государства. С этой целью в 1166 г. сын Андрея Боголюбского Мстислав ходил «за Волок»,^[93] а спустя три года здесь произошло столкновение между новгородцами и суздальцами, причем новгородцы победили суздальцев и взяли дань не только на своих, но и на «суждальских смьрдех».^[94] Это сообщение летописи интересно тем, что показывает, как происходило вовлечение в город-государство новых земель путем наложения дани на новые племена и территории. И здесь стремление ростово-суздальской земщины упиралось в противодействие Новгорода, который сам был заинтересован в распространении сферы своего господства.

Борьба между городами-государствами достигает сильного накала. В 1169 г. ростово-суздальское войско в союзе с муромскими и рязанскими войсками пришли в новгородскую землю и «много зла створиша, села все взята и пожгоша и люди по селом исекоша». Новгородцам пришлось затвориться в городе. Это была настоящая «пагуба» Новгороду и его волости.^[95]

Отражением политики освоения новой территории были и походы на болгар, которые начинаются именно при Андрее Юрьевиче. Большой поход был предпринят в 1164 г. Главную роль в походе сыграли «пешце», т. е. пешее ополчение города-государства.^[96] Постепенно формируется ростовско-болгарское пограничье.

^[91] Там же. Стб. 352.

^[92] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С 90

^[93] ПСРЛ. Т. I. Стб. 353. «Главная энергия Андрея направлена на Новгород»,— писал А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование великорусского государства. С. 37).

^[94] НПЛ. С 33.

^[95] ПСРЛ. Т. II. Стб. 361—362.

^[96] ПСРЛ. Т. I. Стб. 352—353. Другой поход был в 1172 г. (Там же. Стб. 364).

-164-

Все это, конечно, не значит, что Ростово-Суздальская земля отказалась от борьбы за Киев. В 1159 г. осажденный во «Въсчижи» Святослав Владимирович весьма обрадовался, когда услышал «идуща Изяслава Андреевича с силою Ростовьскою».^[97] Но это была политика уже другого рода. Как подметил А. Е. Пресняков, это был переход к политике, сходной с галицкой, политике ослабления Киевщины.^[98] Апофеозом ее стал поход ростовцев, суздальцев, владимирцев с князем Мстиславом и другими князьями на Киев. Киев был взят, «чего не было никогдаже», и разграблен северо-восточным воинством.^[99] Ростово-Суздальская земля усиливается настолько, что в 1172 г. Андрей посылает в Киев княжить Романа Ростиславича и «прияша его с честью Кыяне».^[100] «С честью» принимают и новгородцы «детя» Андрея — Юрия.^[101]

Так развивался город-государство в Северо-Восточной Руси в период княжения Андрея Юрьевича, прозванного «Боголюбским». В связи с его смертью, неожиданной и трагичной для современного наблюдателя, летописец помещает в своей хронике рассказ, внимательный анализ которого позволяет нам приблизиться к пониманию внутренней социально-политической жизни Ростовской земли. Особый интерес в этой связи представляет рассказ летописца о событиях, последовавших за убийством князя Андрея: «Горожане же Боголюбьци розграбиша дом княжь и делатели, иже бяху пришли к делу, золото и серебро, порты и паволоки, имение емуже не бе числа и много зла створися вь волости его: посадников и тивунов домы пограбиша, а самех и деские его и мечникы избиша, а домы их пограбиша, не ведуще глаголемаго: „идеже закон, ту и обид, много”. Грабители же и ись сел приходяче грабяху. Тако и Володимери, оли же поча ходити Микулиця со святою Богородицею в ризах по городу, тожь почаша не грабити».^[102] Как явствует из летописного рассказа, смерть князя послужила сигналом к грабежам. С подобными грабежами мы уже не раз встречались в других землях Древней Руси и видели, что это не акты простого разбоя, а своеобразный способ перераспределения богатств на коллективных началах.^[103] Что касается грабежей в Боголюбове и во Владимире, то они продолжались несколько дней и носили легальный характер. К ним оказалось причастно и население окрестных сел. Помимо княжеского имущества разграблению подверглось также имущество его чинов-

^[97] Там же. Стб. 350.

^[98] Пресняков А Е. Лекции по русской истории. М., 1938. Т. 1. С. 238.

^[99] ПСРЛ. Т. II. Стб. 354.

^[100] Там же. Стб. 364—365.

^[101] Там же. Стб. 364.

^[102] ПСРЛ. Т. II. Стб. 592.

^[103] Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 144—146.

-165-

ников: посадников, тивунов, детских и мечников. Летописец истолковывает убийство княжеских людей обидами, творимыми власть предержащими. Конечно, тут налицо элементы социального протеста. Вместе с тем грабеж имущества людей из княжеского окружения нельзя понять, не учитывая древних традиций, о которых мы только что говорили. Хотелось бы также обратить внимание на одну чрезвычайно яркую деталь: представители княжеской власти беспомощны перед лицом народа, который расправляется с ними с необычайной легкостью. О чем это говорит? Прежде всего о том, что княжеский аппарат власти был еще довольно слаб. Сила же была на стороне народа.

Заслуживает внимания участие в грабежах сельского люда. Тем самым летописец дает понять, что между городскими и сельскими жителями не было особого различия, что горожане и селяне составляли единое целое.

Со смертью Андрея Боголюбского снова встал вопрос о княжении и опять решают его не князья, а города, между которыми развернулась ожесточенная борьба. С. М. Соловьев рассматривал эту борьбу как проявление вражды старых вечевых городов с новыми княжескими городами.^[104] В. О. Ключевский придал ей социальный ракурс: «Все общество Суздальской земли разделилось в борьбе горизонтально, а не вертикально: на одной стороне стали обе местные аристократии, старшая дружина и верхний слой неслужилого населения старших городов, на другой — их низшее население вместе с пригородами. Аристократия новых городов примкнула к старшим городам».^[105] В новейшей историографии существо вопроса сводится к поискам боярства^[106] или корпораций феодалов.^[107] О чем говорится в летописи? Как только стало известно о смерти князя, «Ростовци, и Суждальци, и Переяславци и вся дружина от мала и до велика и съехашася к Володимерю».^[108] Здесь собравшиеся условились звать на княжение Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Как понять это сообщение? Указывает ли оно на созыв веча? Летопись не содержит упоминаний о вече. Но по некоторым косвенным данным полагаем, что под Владимиром в 1175г. состоялось именно вечевое собрание, а не совещание бояр или делегатов от высших сословий, как считают А. Н. Насонов. В. Т. Пашуто, С. В. Юшков.^[109] Сам предмет обсуждения — за-

^[104] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1 Т. 1/2. С. 550.

^[105] Ключевский В. О. Соч. М., 1959. Т. 1. С. 336.

^[106] См., напр.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв. М., 1955. С. 234; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982. С. 556.

^[107] Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л. 1967. С. 84—86.

^[108] ПСРЛ. Т. I. Стб. 371—372; Т. II. Стб. 595.

^[109] Насонов А. Н. Владимиро-суздальское княжество // Очерки истории СССР: Период феодализма IX—XV вв. / Под ред. Б. Д. Грекова. М., 1953. Ч. 1. С. 329; Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Черепнин Л. В., Щапов Я. Н. и др. Древнерусское государство и его международное значение / Под ред. Б. Д. Грекова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто. М., 1965. С. 44; Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. С. 208.

-166-

мещение княжеского стола — склоняет к мысли о вече. Вопрос о том, кто будет новым князем, затрагивал всю волость, почему ко Владимиру и съехались представители наиболее крупных городов Северо-Восточной Руси: Ростова, Суздаля, Переяславля. Мы ошибемся, если примем их за бояр и верхи посада. Участники владимирской встречи были социально разнородны. Они принадлежали к различным слоям свободного населения, о чем говорит летописец, когда замечает, что во Владимир приехали «Ростовци, и Суждальцы, и Переяславци, и вся дружина от мала до велика». Фразу «от мала до велика» нельзя воспринимать натурально, в смысле возрастном. Ее необходимо понимать в ключе общественном, т. е. как свидетельство о смешанном социальном составе объединившегося во Владимире люда, среди которого были и простые и знатные мужи. А коль это так, можно предположить, что владимирский съезд 1175г. являлся вечевым собранием общеволостного масштаба. Перед нами редчайшее показание летописи о созыве веча, где сошлись представители всей земли-волости.

Необходимо заметить, что вече состоялось не в Ростове или Суздале, а во Владимире. Роль Владимира, следовательно, еще более возросла, а положение его за годы княжения Андрея Боголюбского еще более упрочилось. Конечно, нельзя считать Владимир центром, а тем более главным городом земли. Но таковыми, вероятно, нет оснований полагать и Ростов и Суздаль. Перед нами тройственный союз городов Северо-Восточной Руси, реально занимающих примерно равное положение в этом союзе, несмотря на прорывающийся апломб Ростова и Суздаля, вспоминающих о былом своем приоритете. Все это дает нам возможность рассматривать город-государство этой области Руси как федерацию трех городов-волостей. Наш вывод, разумеется, условен, ибо жизнь была полна коллизий и противоречий. Вопрос о княжении стал яблоком раздора между Ростовом и Суздалем, с одной стороны, и Владимиром — с другой. В ходе этого раздора вновь пробудились притязания Ростова и Суздаля на главенство в земле, что еще более накалило обстановку. События разворачивались следующим образом. Вместе с Ростиславичами на северо-восток двинулись двое Юрьевичей: Михалко и Всеволод, причем впереди ехали Михалко и Ярополк Ростиславич.^[110] Но дальше Москвы князья не проехали. Возмущенные непослушанием князей, «Ростовци негодоваша» и приказали Ярополку: «ты поеди семо, а Михалку рекоша: пожди мало на Москве». Ярополк тайно от Михалки пошел к Переяславлю, где

^[110] ПСРЛ. Т. I Стб. 364.

-167-

и договорился с «дружиной Ростовской» и переяславцами.^[111] Обиженный Михалко нашел пристанище во Владимире. Положение Михалки и владимирцев было сложным. Город фактически некому было защищать, ибо владимирское ополчение, по словам летописца, отправилось «по повеленью Ростовец противу князема с полтором тысяче».^[112] Последнее летописное известие любопытно в двух отношениях: во-первых, мы узнаем о силе городского ополчения Владимира, исчислявшегося, как видим, не одной тысячей. Конечно же, это — народное ополчение. Во-вторых, мы видим еще не изжитыми полностью попытки Ростова повелевать Владимиром. Впрочем, здесь не исключено и то, что владимирский сводчик, которому принадлежит данный текст,^[113] желая возложить вину на ростовцев за антикняжеские действия, выставил владимирцев в роли послушных овечек. И тут же вошел в противоречие с самим собой, рассказывая, как владимирцы, приняв Михалку, боролись со «всею силою Ростовская земля». Только голод заставил владимирцев покориться. Михалко ушел в «Русскую землю», причем «владимирцы проводиша его с плачем», а владимирцам пришлось «утвердиться» с Ростиславичами крестным целованием.

Оправдывая поведение владимирцев, владимирский летописец говорил, что не против Ростиславичей «бьяхуться Володимерци, но не хотяче покоритися Ростовьцем, и Суждальцем, и Муромьцем, зане молъвяхут: пожьжем Володимерь, аль пак иного посадника в нем посадим, то наши холопе каменьци».^[114] В устах ростовцев, суздальцев и муромцев то была пустая похвальба, рассчитанная больше на то, чтобы задеть самолюбие владимирцев, оскорбить их и унизить. Но в этих «высокоумных» (заносчивых) словах вырисовывается отношение старшего города с пригородами, как его себе представляли люди XII в. Старший город распоряжался пригородом, мог направить в него посадника.

Проследим, однако, за последующим ходом событий. Чувствуя, видимо, себя неустойчиво и, к тому же, следуя советам

^[111] Там же. Стб 371; Т. II. Стб. 595.

^[112] ПСРЛ. Т. I. Стб. 373; Т. II. Стб. 597.

^[113] Приселков М. Д. История русского летописания... С. 72—73.

^[114] ПСРЛ. Т. I. Стб. 374. В Никоновской летописи старшие города называют владимирцев «наши смерды» (ПСРЛ. Т. X. М, 1965. С. 2). В унисон с ней, но может быть менее хлестко, говорит владимирский летописец: «новый люди мезинии» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 378). Зачарованные яркой летописной терминологией, историки писали и о зависимом от князя, призванном им населении Владимира — смердах или обельных холопах (Тихомиров М. Н. Древнерусске города. М., 1956. С. 50), и о пленниках Владимира Мономаха — первых «насельниках» Владимира (Горемыкина В. И. К проблеме истории докапиталистических обществ: На материалах древней Руси. Минск, 1970. С. 49). В свое время еще А. Н. Насонов отметил, что «новые» люди владимирские, судя по смыслу летописного сообщения, являются новыми в их самостоятельном бытии (Насонов А. Н. Князь и город... С. 14—15).

-168-

прибывших с ними бояр, Ростиславичи повели себя далеко не лучшим образом. Они стали раздавать посадничество своим ставленникам — выходцам из «Русской земли», а те «многу тяготу людем сим створиша продажами и вирами».^[115] Жадность Ростиславичей, вдохновляемых своими боярами, не знала предела: они покусились даже на религиозную святыню города Владимира — церковь св. Богородицы. Данные еще Андреем Боголюбским ей в кормление города, а также дани они отняли и даже «взяста» церковное золото и серебро. В общем, Ростиславичи вели себя так, будто «не свою волость творита».^[116] Как подметил В. И. Сергеевич, внимательно изучавший события, во Владимире произошло, по меньшей мере, три вечевых собрания.^[117] На первом вечевом собрании владимирцы решили обратиться к ростовцам и суздальцам с жалобой на Ростиславичей. Но должной реакции не последовало: ростовцы и суздальцы «словом суще по них, а делом далече суще». На втором был выслушан ответ старших городов и принято решение обратиться за помощью к Переяславлю. И наконец на третьем вечевом сходе было решено призвать Михалку и Всеволода.^[118] Хотелось бы подчеркнуть важное значение веча в жизни Владимира. Все вопросы текущей политической жизни обсуждаются на вечевых собраниях, на которые сходится свободное население Владимира без различия рангов и званий. Владимирское вече — верховный орган власти с явной демократической постановкой. Городская община помимо князей сносится с общинами других городов, что свидетельствует о самостоятельности общинных союзов. Среди этих городов упоминается и Переяславль — это знак, указывающий на возрастающее его политическое значение в Северо-Восточной Руси. Вместе с Ростовом, Суздалем и Владимиром выступает теперь на равных правах и Переяславль.

Вернемся, однако, во Владимир. По приглашению владимирцев Михалка и Всеволод выехали из Чернигова. Дальше события разворачиваются как в авантюрном романе. Здесь было и блуждание в лесах, и погони, и эффектные сражения. События

^[115] ПСРЛ. Т. I. Стб. 374.

^[116] Там же. Стб. 375.

^[117] Это показывает, насколько неправ был С. М. Соловьев, когда писал об отсутствии вечевых традиций в «новых» городах, которые он связывал с княжеской властью (Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846. С. 16—18).

^[118] Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1900. Т. 2. С. 25. «Где находился в это время князь Ярополк и как относился он к народным собраниям владимирцев, которые, конечно, не могли оставаться для него тайной — об этом летописец не сообщает ни слова», — писал В. И. Сергеевич (Там же). Ярополк, конечно, знал о вечевых собраниях и сделал самое разумное в тех условиях: просто сбежал из города. Летописец, прославляя владимирцев, отмечает, что они «не убояшеся князя два имуще в волости еи, а боляр их прешение ни во что не вмениша, семь бо недель без князя будуще в граде» (ПСРЛ. Т. XXV. С. 86).

-169-

эти интересны для нас еще и тем, что они впервые намекают на вечевую деятельность москвичей. Именно у Москвы встретили владимирцы приглашенных князей. Москвичи присоединились к решению владимирцев и даже отправились вместе с ними в поход. Но когда узнали о том, что Ярополк идет к Москве другим путем, испугались за судьбу своего города и вернулись назад. Вполне возможно, что прямо в походе по поводу известия о наступлении Ярополка «московляне» собрали вече. Ведь как свидетельствует пример смоленского города-государства, городские ополчения могли устраивать вечевые сходы прямо в походе.^[119] Обращает на себя внимание и факт поддержки «московлянами» Владимира. Москва, видимо, входила постепенно в орбиту влияния нового города-государства, который рождался в недрах Ростовской волости. Что касается изменений, которые происходили в городах-государствах Северо-Восточной Руси, то здесь интересна сама терминология летописца. Описав торжественную встречу «всем людьем» желанного князя, владимирский летописец замечает: «и бысть радость велика в Володимери граде, видяще у собе великого князя вся Ростовскыя земли».^[120] Вот так, в результате напряженной борьбы городских общин, происходит изменение значения центров. Сначала мы наблюдали главенство Ростова и Суздаля над Владимиром. Потом устанавливается равновесие центров. Теперь же мы присутствуем при моменте, когда реальная сила оказывается на стороне Владимира. О росте значения Владимира как нового центра Северо-Восточной Руси свидетельствует и посольство к Михалке суздальцев. Суздальцы снимали с себя вину, заявляя, что не они были на «полку» с Мстиславом, а их бояре.^[121] Михалко поехал в Суздаль, а затем и в Ростов и «створи людем весь наряд, утвердився крестным целованием с ними и честь возма у них и дары многы и Ростовец, и посади брата своего Всеволода в Переяславли, а сам възвратися Володимерю».^[122] Как видим, суздальцы откупились от Михалки хитростью, ростовцы — богатыми дарами. Но самое главное состоит в том, что князь из Владимира «створил весь наряд» суздальцам и ростовцам. Здесь преобладание Владимира над старшими в прошлом городами налицо. Характерно и то, что Михалко сажает брата в Переяславле. Значит, Владимир выступает уже первенствующим центром по сравнению с Переяславлем. Не то с Ростовом. Как показали дальнейшие события, он отнюдь не покорился Владимиру, а лишь откупился дарами. Однако и для Ростова возвращение к прежнему его статусу в земле было уже невозможно. На смену прежней властной, наступательной поли-

^[119] ПСРЛ. Т. II. Стб. 647.

^[120] Там же. Т. I. Стб. 377.

^[121] Там же. Стб. 378—379.

^[122] Там же. Стб. 379.

-170-

тике по отношению к Владимиру приходит политика оборонительная, берется курс на хитрости и компромиссы.

Случилось так, что болезненный Михалко умер. И владимирцы посадили «на отни и на дедни столе в Володимери» его брата Всеволода. А «Ростовци и боляре приведоша Мстислава Ростиславича из Новагорода». Причем жители Ростова так спешили, что, как об этом с нескрываемой антипатией сообщает летописец, «на живого князя Михалка повели бяхуть его».^[123] Военное столкновение было неизбежно. Мстислав собрал ростовцев и пошел на Владимир. Всеволод же поехал против «с Володимерци и с дружиною своею и что бяше бояр осталося у него».^[124] Правда, Всеволод не хотел доводить дело до войны. Он заявил Мстиславу: «тя привели старейшая дружина, а поеди Ростову, а оттоле мир возмеве, тобе Ростовци привели и боляре, а мене был с братом Бог привел и Володимерцы, а Суздаль буди нам обче, да кого всхотять то им буди князь».^[125] Мстислав же слушал «речи Ростовьское и болярьское» и не соглашался на мир. Битва закончилась победой Владимира. «Ростовци и боляр все повязаша». Причем владимирцев поддержали и переяславцы, с которыми Всеволод и владимирское ополчение встретилось у другого пригорода — Юрьева.^[126] Мстислав бежал, но на этом его злоключения не кончились. Его не приняли и новгородцы. Тогда он решил мстить и орудием мщения избрал рязанского князя Глеба. По его наущению Глеб пришел к Москве и «пожьже Москву всю, город и села».^[127] Это сообщение интересно тем, что рисует формирующуюся Московскую волость. Понятие «Москва», как видим, — это уже не просто город, но и прилегающая ближайшая округа. Достоен внимания тот факт, что Москва оказалась сожженной в отместку владимирскому князю Всеволоду. О чем это говорит? Только о связи Москвы с Владимиром, о подчиненности первой второму как пригорода главному городу.

Поражение ростовцев имело для них неприятные последствия. Они вынуждены были повиноваться князю Всеволоду и, стало быть, владимирской общине. Вот почему мы видим их в организованном Всеволодом походе на Рязань: «Иде князь Все-

^[123] Там же. Стб. 380.

^[124] Там же.

^[125] Там же. Стб. 380—381.

^[126] Там же. Стб. 381. Исследователь Ростово-Суздальского летописания Ю. А. Лимонов совершенно правильно отвергает точку зрения на эти события как на борьбу горожан против ростовских феодалов, но сам допускает ошибку, считая, что здесь боролись различные группировки феодалов (Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. С. 84). Ю. А. Лимонов пишет о том, что ростовские бояре — старшая дружина, владимирцы — младшая. Но ведь старейшая дружина — «ростовцы и боляре». Этих «ростовцев» Ю. А. Лимонов почему-то не замечает.

^[127] ПСРЛ. Т. XXV. С. 88.

-171-

волод на Глеба к Рязаню с Ростовци и с Суждальци».^[128] Между тем Глеб пришел к Владимиру другим путем и стал «воевать около Владимира».^[129] «И много зла створи всеи власти Володимерьскои», — сообщает Московский летописный свод конца XV в.^[130] Стало быть, владимирская волость имела вполне оформленные границы. Глеб вскоре был разбит и даже пленен войсками Всеволода. Ближайшие события показали, что даже такой популярный князь, каким был Всеволод, не всегда мог управлять настроениями городской общины. На третий день после битвы на Колокше «бысть мятеж велик в граде Володимери, всташа бояре и купци».^[131] Бояре и купцы требовали выдачи пленных суздальцев и ростовцев. По-видимому, в «мятеже» участвовали не только бояре и купцы,^[132] так как князь «всадил» пленных в поруб, «людии деля».^[133] Во всяком случае, «по мале же днии всташа опять людье вси и бояре, и придоша на княжь двор многое множьство с оружием».^[134] Вооруженное «людье», которое прямо с веча пришло на княжеский двор, выдвигает свои требования. «Благоверному и богобоязненному» Всеволоду пришлось лишь печалиться об участи пленных, ибо он «не могшю удержати людии множьства их ради».^[135] Когда

^[128] ПСРЛ. Т. I. Стб. 383. А. Н. Насонов считал, что текст летописи (1175—1177 гг.) — часть владимирского свода, составленного при Всеволоде после 1185 г. Позднейшая редакция этого свода — в Переяславской, Радзивилловской и Академической летописях. Эта редакция под 1175 г. добавила к ростовцам суздальцев. Но и в своде 1185 г. «суждальцы» после слова ростовцы — добавление к первоначальному тексту. (Насонов А. Н. Князь и город... С. 21). Значит, «Суздаль, как город, играл в борьбе пассивную роль... главным противником Владимира являлся старый Ростов, где жила идея единства волости» (Там же. С. 21). О следах переработки в тексте Лаврентьевской летописи, о добавлении Суздаля писал и А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 31).

^[129] ПСРЛ. Т. I. Стб. 383.

^[130] Там же. Т. XXV. С. 88.

^[131] Там же. Т. I. Стб. 385.

^[132] В историографии наблюдалась тенденция преувеличивать роль купцов в общественной жизни. В. О. Ключевский ставил во главе общества наряду со служилой аристократией также торговую (Ключевский В. О. Соч. М., 1959. Т. 1. С. 327, 328). А. Н. Насонов отводил купечеству — «наиболее деятельному самостоятельному ,,классу” северо-восточного края» уже первенствующую роль (Насонов А. Н. Князь и город... С. 14—15, 22, 27). Однако в новейшей историографии установлено, что купеческие организации «носили характер торговых предприятий, не имевших политического значения, т. е. не участвовали непосредственно в управлении городом-землей» (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // ИЗ. 103. М., 1979. С. 245—246). Прав был Н. Н. Воронин, который отмечал, что «„мятеж велик” был не столько боярско-купеческим, сколько массовым восстанием горожан-людья» (Воронин Н. Н. К характеристике владимирского летописания 1156—1177 гг. // Летописи и хроники. 1976. М., 1976. С. 30—31.

^[133] ПСРЛ. Т. I. Стб. 385.

^[134] Там же.

^[135] Там же. Стб. 385—386. «Могущественный и страшный для соседей, у себя дома Всеволод был послушным выполнителем воли владимирцев»,— так образно и в то же время точно охарактеризовал А. Н. Насонов позицию князя в Ростово-Суздальской земле (Насонов А. Н. Князь и город... С. 17). Трудно поэтому согласиться с М. Ф. Владимирским-Будановым в том, что в «земле Суздальской берет перевес княжеская власть с конца XII в., именно в эпоху Всеволода III» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. . . С. 42).

-172-

внутренние неурядицы были, наконец, утрясены во Владимирской волости, началась полоса внешнеполитической активности. Нападению подверглась новгородская земля. Войска Всеволода взяли Торжок,^[136] нанеся чувствительный удар по Новгородской волости. Можно было вмешаться и в дела соседнего Рязанского города-государства.^[137] Борьба с соседними землями идет постоянно, и в этой борьбе растет мощь Владимирского города-государства. В 1181 г. на Владимирскую волость приходили новгородцы в союзе с черниговцами. Правда, они удовольствовались тем, что пожгли пригород Дмитров.^[138] «Волгу, люди Всеволоже» начал воевать и утвердившийся в Торжке Ярополк, за что жестоко и поплатился.^[139] Военные возможности Владимирского города-государства проявились и в походе на болгар в 1184 г., когда особенно отличился белозерский полк.^[140] На ком держалась сила Владимирского города-государства узнаем из летописи под 1185 г. Тогда владимирский князь захотел поставить епископом в земле «смиренного» Луку, а митрополит этого не хотел, так как поставил «по мзде» Николу Гречина. И летописец роняет знаменательную фразу о том, кто может занимать почетный епископский пост: «Бог позовет и святая Богородица, князь въсхочет и людье».^[141] Именно «людье», как видим, решает не только вопросы войны и мира, но и то, кому быть епископом в земле.

Еще более усиливаясь, Владимирская волость активизирует свою внешнюю политику. Постоянно вмешивается в дела своего южного соседа — Рязани.^[142] Владимирские князья посылают правителей в Новгород.^[143] Более того, Всеволод, опираясь на могущество северо-восточных земель, сажает уже князей и в Киеве: «и посла великыи князь Всеволод муже свое в Кыев и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича».^[144] Южный летописец, правда, не пишет об участии Всеволода в посажении Рюрика,^[145] но зато ясно показывает роль северо-восточных земель в другом сообщении. Незадолго до смерти киевский князь Святослав, которого и сменил Рюрик, собрался идти на рязанских князей: «послашася ко Всеволоду в Суждаль, просячися у него на Ря-

^[136] ПСРЛ. Т. I. Стб. 386.

^[137] Там же. Стб. 387.

^[138] Там же. Стб. 388.

^[139] Там же.

^[140] Там же. Oт6. 389.

^[141] Там же. Стб. 391.

^[142] Там же. Стб. 400—406.

^[143] Там же. Стб. 406.

^[144] Там же. Стб. 412.

^[145] Там же. Т. II. Стб. 681.

-173-

зань».^[146] Когда же Всеволод не дал «добро», Святослав счел за лучшее отказаться от своего плана.^[147] Тяжелую руку Всеволода вскоре ощутил на себе и Рюрик, когда Всеволод потребовал у него волости в «Русской земле». Причем претендовал он как раз на те города, которые Рюрик уже дал в кормление Роману. Киевский князь оказался в тяжелейшем положении: ведь он имел дело не просто с князьями. За спиной одного из них стояла могущественная Владимирская волость. И опираясь на эту силу, Всеволод продолжает вмешиваться в дела «Русской земли». Так, однажды он «поча вои копити на Ольговичи».^[148] В конце концов Всеволод и Роман посадили в Киеве Ингваря Ярославича.^[149] И в дальнейшем галицкий и владимирский князья продолжают распоряжаться киевским столом. Летописец, устремляя свое внимание на эти колоритные фигуры князей Рюрикова племени, тем не менее не забывает упоминать и о той силе, на которую они опирались. А сила эта — горожане, простое людье, жители волости. В летописи описываются проводы Константина, сына Всеволода, на княжение в Новгород: «и поклонишася ему брятья его, и вси людье, и все мужи отца его».^[150] Княгиню Всеволода провожают в монастырь не только «игумени и черници вси», но «и горожане вси».^[151] Когда она умерла, то над ней плачется «множество народа».^[152] И это отнюдь не риторика летописца. Простой люд, массы городского и сельского населения принимали активнейшее участие в общественной жизни волости, они, собственно, и составляли основу той социально-политической структуры, которая в Северо-Восточной Руси, подобно другим древнерусским землям, обрела форму города-государства. Когда Константин приехал из Новгорода, его встретили братья и «горожане вси от мала и до велика».^[153] В 1211 г., незадолго до смерти, Всеволод, увидев непослушание Константина, «созва всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана, и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди и целоваша вси людие на Юрьи».^[154] Л. В. Че-

^[146] Там же. Стб. 679.

^[147] Там же.

^[148] Там же. Т. I. Стб. 418.

^[149] Там же. Стб. 422.

^[150] Там же.

^[151] Там же. Стб. 424; Летописец Переяславля Суздальского (далее — ЛПС) М., 1850. С. 107.

^[152] ПСРЛ. Т. I. С. 425.

^[153] Там же. Стб. 428.

^[154] Там же. Т. XXV. С. 108. А. Н. Насонов на основе анализа летописных текстов высказал предположение о том, что Константин с самого начала хотел княжить во Владимире. Старейшинство в это время уже неразрывно связывалось со Владимиром. Он требовал Владимира к Ростову, считаясь с силой старого вечевого города. Всеволод ответил на это не менее дипломатически мудрым шагом: он созывает представителей от всех городов, рассчитывая главным образом на представителей младших городов Переяславля и Владимира. Это была дипломатическая победа владимирцев и переяславцев над ростовцами (Насонов А. Н. Князь и город... С. 24— 25).

-174-

репнин видел в этом собрании «какой-то прообраз представительного органа, отдаленно напоминающего будущий земский собор».^[155] При этом он считал, что «эта форма сословного представительства при князе противопоставлялась князем вечевому строю».^[156] Для такого утверждения нет оснований. Сообщение о собрании 1211 г. ни в коей мере не выпадает из тех сообщений летописи, в которых говорится о вече. Отсюда понятно, почему «людям», т. е. массе волощан, в этом совещании, созванном Всеволодом, отводится важная роль.

После смерти Всеволода покойного князя оплакивали «вси боляре, и мужи, и вся земля власти его». Здесь, нам кажется, в «мужах» следует видеть членов главной городской общины, а в «земле» — жителей Владимирской волости. Городские и сельские жители тут едины.

Наряду с этим термин «земля» обозначал и политико-территориальное образование. Сперва существовала Ростовская земля. В середине XII в., как мы видели, наметился процесс ее распада. Борьба между старыми городами и новым городом Владимиром в 70-е годы — лишь этап в этом процессе. Постепенно на передний план выдвигается Владимир. Но понятие «Ростовская земля» оказалось очень живучим. Думается, что столь долгое сохранение этого термина отражало реальную замедленность процесса распада на самостоятельные волости на Северо-Востоке, процесса, который шел и в других землях. В 60-е годы, когда речь идет о Владимире, он включается в понятие «Ростовская земля».^[157] Это же наблюдаем и в 80-е годы: «постави сего Луку епископом Ростову и Володимерю и Суждалю и всей земли Ростовьскои».^[158] Но вот уже под 1190г. встречаем следующие строки: «пастуха всей земли Ростовьскои, и Суждальскои, и Володимерьскои».^[159] Значит, здесь имеются в виду самостоятельные земли. Тем не менее, термин «Ростовская земля», как, впрочем, и «Суздальская» доживает вплоть до 1262 г., когда люди Ростовской земли «выгнаша из городов из Ростова, из Володимеря, ис Суждаля, из Ярославля» татар.^[160] Все это говорит о замедленности процесса распада на самостоятельные города-государства, с одной стороны, и о некотором отставании терминологии от действительной жизни — 

^[155] Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI — XVII вв. М., 1978. С. 55—56.

^[156] Там же. С. 56.

^[157] ПСРЛ. Т. I. Стб. 355.

^[158] Там же. Стб. 391. Южный летописец обычно называет это государственное образование по имени другого центра — Суздаля «Суздальской землей», а князя, который давно сидит во Владимире, именует суздальским князем (ПСРЛ. Т. II. Стб. 620, 630, 659, 667, 624).

^[159] ПСРЛ. Т. I. Стб. 408.

^[160] Там же. Стб. 476.

-175-

с другой. Последнее обстоятельство мы должны учитывать, но не придавать ему решающего значения, поскольку именно в этом регионе исследователь наблюдает растянутость во времени сохранения относительно единой ранее волости. И тем не менее, в начале XIII в. оно проявляется достаточно ярко. Катализатором его служит появление независимых друг от друга князей в стольных городах. Вспомним, что именно с князьями была связана борьба городских общин в 70-е годы. Попытки получить своих князей были и в дальнейшем. Однако вплоть до начала XIII в. это не было системой. Все три земли вполне удовлетворяло присутствие одного князя, а князь, сидя во Владимире, отправлялся в Ростов в полюдье.^[161] В начале XIII в. ситуация меняется: во всех важнейших центрах утверждаются свои самостоятельные княжеские столы. Это было подготовлено предшествующим достаточно длительным развитием. При поверхностном же чтении летописи перемена может произвести впечатление внезапной, вызванной смертью Всеволода. На самом же деле Всеволод, когда «рядил» своих сыновей в предчувствии собственной кончины, действовал с учетом новой ситуации, которая складывалась в его волости. Ситуация же эта характеризовалась стремлением городских общин к полной автономии. В Ростове сел Константин, во Владимире — Юрий, а в Переяславле — Ярослав. Константин намеревался присоединить к Ростову Владимир, но встретил решительное сопротивление. К Ростову на Константина пришли с воинами Юрий и Ярослав. «И умиришася с Константином и разидошася кождо в своя си».^[162] Последняя летописная фраза с особой выразительностью свидетельствует о том, что ранее относительно единая земля распалась на ряд волостей. По нашему мнению, А. Е. Пресняков не придает данному факту должного значения, когда пишет, что «назначение особых княжений отдельным сыновьям (Всеволода. — Авт.) не противоречило, по-прежнему, представлению о единстве земли, во главе которой стоит старейшина во всей братьи».^[163] Не исключено, что представления князей тон поры изменялись медленно. Но несомненно другое: эти представления разошлись с действительностью. Да и само понятие «старейшинство» замутилось в ожесточенной борьбе Всеволодовичей, разгоревшейся после смерти родителя.

В разложении Владимиро-Суздальской земли на несколько волостей В. А. Кучкин видит феодальное дробление,^[164] ничем, впрочем, не обосновывая свое представление. По нашему глубокому убеждению, в основе появления новых волостей лежала консолидация местных городских общин, конституирующихся в города-государства. Город-государство Ростов имел ряд приго-

^[161] Там же. Стб. 408.

^[162] Там же. Стб. 437.

^[163] Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 46

^[164] Кучкин В. А. Формирование государственной территории... С. 101

-176-

родов.^[165] Зависевшими от Владимира были Боголюбов, Москва, Городец, Радилов и др.

Мы ошибемся, если решим, что Константин, Юрий и Ярослав оказались на княжеских столах в Ростове, Владимире и Переяславле по воле одного лишь Всеволода. В их посажении земство принимало самое деятельное участие. Вокняжение Юрия во Владимире сопровождалось крестоцелованием, в котором принимали участие и князь и «вси люди» Владимирской волости.^[166] Перед нами приход к власти не феодального властителя, отгороженного от народной массы, а князя избранного и утвержденного ею. Еще более красноречив рассказ о вокняжении Ярослава в Переяславле. Сюда Ярослава направил Всеволод, но, приехав в Переяславль, князь «съзвав вси переяславци к святому Спасу, и рече им: „братия переяславци, се отец мой иде к Богови, а вас отдал мне, а мене вдал вам на руце. Да рците мне, братия, аще хощете мя имети собе, якоже иместе отца моего, и головы свои за мя сложити?” Они же вси тогда рекоша: ,,Велми, господине, тако буди, ты наш господин, ты Всвеволод”. И целоваша к нему вси крест. И тако седе Ярослав в Переяславли на столе, иже родися».^[167] Как видим, Ярослав утверждается на столе в Переяславле по решению городской общины, собиравшейся на вече. Весьма многозначительно обращение Ярослава к горожанам: «Братия переяславци!». Термины «брат», «братья» широко ходили в княжеском кругу, подчеркивая равенство сторон и уважение. Обращенный к переяславцам термин «братия» указывает на отсутствие в сознании князя какого-либо превосходства над городской общиной. Тут нет ни грана феодальной психологии.

Решение переяславского веча было обязательным для жителей пригородов. Показательно в этом отношении поведение населения пригорода Переяславля — Дмитрова: «слышавше же дмитровци, оже идет на них Владимир и пожгоша сами все преградие и затворишася. Владимир же приехав, не доспе им ничто же, зане дмитровци крепко бияхутся з города».^[168]

В итоге можно сделать вывод: князья утверждались на столе в том или ином центре не только с согласия, но и по желанию главных городских общин.

Приняв князей к себе на княжение, население волости служило им надежной опорой. Подтверждением тому служат неурядицы второго десятилетия XIII в. В 1212 г. Константин стал замышлять рать на своего брата Юрия, а уже в следующем году ростовские рати жгли пригород Владимира — Кострому.^[169] Когда Мстислав Мстиславич с новгородцами пошел на Яросла-

^[165] ПСРЛ. Т. I. Стб. 434.

^[166] Там же. Т. XXV. С. 108.

^[167] ЛПС. С. 110.

^[168] Там же. С. 112.

^[169] ПСРЛ. Т. I. Стб. 493.

-177-

ва и Юрия, князь Константин примкнул к Мстиславу и увлек за собой ростовское ополчение.^[170] У Юрия же Всеволодовича была «вся сила Суздальской земли», т. е. общеволостное народное ополчение.^[171] «Ростовци» князя Константина, с которыми он выступил на стороне новгородской рати, также представляли собой народное ополчение, составленное из воев различных городов ростовского города-государства.^[172]

Во всех этих военных столкновениях видна не столько борьба князей друг с другом, сколько взаимная вражда волостей, которая была типичным явлением древнерусской действительности.

Без волостного ополчения князь был бессилен и несостоятелен перед лицом своих противников. Характерно, что в описываемых нами событиях о княжеской дружине летописец почти не вспоминает, концентрируя свое внимание лишь на волостных ополчениях. Ясно, что в военных делах того времени дружина играла скромную роль. Вот один из ярких эпизодов, подтверждающих нашу мысль. Разбитый противниками князь Юрий, потеряв и честь свою и славу, прискакал во Владимир. В городе собралось вече, на котором Юрий возгласил: «Братие Володимерци, затворимся в граде, негли отбьемся их». И те молвили: «Княже Юрье, с ким ся затворим? Братья наша избита, а инии изимани, а прок наш прибегли без оружия, то с кым станем?» Юрий сник совершенно и униженно взмолился: «„То яз все ведаю, а не выдайте мя ни брату князю Константину, ни Володимеру, ни Мстиславу, да бых вышел по своей воли из града”. Они же тако обещашас ему».^[173] Данный диалог веча и Юрия проливает свет на статус князя в волости. Князь, даже наголову разбитый противником, есть сила и авторитет, если за ним стоит масса волощан. Но если от него народ отказался, он становится беззащитным и беспомощным.

Перед нами яркие свидетельства демократического склада общественной жизни городов-государств Северо-Восточной Руси. Со всей определенностью необходимо сказать, что социальное развитие здесь шло в общерусском русле. Нет никаких оснований полагать, что на Северо-Востоке возникли новые порядки, нетипичные для остальной Руси.

Нельзя согласиться с теми исследователями, которые полагают, что в Северо-Восточной Руси уже в XIII ст. наметились объединительные тенденции, что проявлением этих тенденций была политика владимирских князей Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, что «процесс усиления княжеской власти, а следовательно, объединения страны был прерван в

^[170] Там же. Т. I. Стб. 493.

^[171] Там же. Стб. 494.

^[172] Там же. Стб. 497.

^[173] Там же. Стб. 499—500.

-178-

40-х годах XIII в. вторжением монголо-татар».^[174] Для подобных выводов нет достаточных оснований. Они представляют собой своеобразную ретроспекцию порядков московского периода отечественной истории. Объединение русских земель началось с той поры, когда княжеская власть превратилась в монархическую. Князь же в древней Руси — это не монарх, а представитель высшей общинной власти, подотчетный вечу, верховному органу волости или города-государства. Об усилении власти и могущества Андрея Боголюбоского и Всеволода Юрьевича можно говорить лишь во внешнеполитическом аспекте. Источником же власти и могущества этих князей были вечевые волостные общины. Отношения с ними князья строили отнюдь не на принципах господства и подчинения, а на принципах взаимного согласия и сотрудничества. Мы не хотим сказать, что то была сплошная идиллия. Между княжеской властью и вечевой общиной нередко возникали противоречия, принимающие острые формы. Но, как правило, из этих социально-политических коллизий победителем выходила городская община. И это не случайно, ибо военная сила находилась в ее руках.

Итак, в первой четверти XIII в. Ростово-Суздальская земля распалась на несколько городов-государств, волостей. И то, что вместо Юрия после Липицкой битвы на столе во Владимире оказался Константин, как, впрочем, и другие перемещения князей, не меняло существа дела.

Страшный удар по городам-государствам Северо-Восточной Руси нанесло татаро-монгольское нашествие. На их обломках началось строительство нового государственного образования — Великого княжества Московского.

^[174] Сахаров А. М. Образование и развитие Российского государства в XIV—XVII вв. М., 1969. С. 26—27.

-179-

Список сокращений:

С Вашими замечаниями и предложениями можно зайти в Трактиръ или направить их по электронной почте.
Буду рад вашим откликам!