Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

Сканирование, OCR и подготовка текста к HTML-публикации на сайте Halgar Fenrirsson по
И. П. Шаскольский. Предание о «Сигтунских вратах» и его достоверность // Ученые записки ЛГУ, № 112 (серия исторических наук, вып. 14). Л., 1949.

Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены внизу страницы (как в сборнике).

Главный вход в новгородский Софийский собор издавна украшают бронзовые врата северо-германской работы XII в. Врата представляют собой своего рода скульптурный иконостас и являются выдающимся произведением европейского искусства раннего средневековья.

Старинное предание связывает появление этого памятника в Новгороде с походом новгородцев на шведский город Сигтуну (1187). Согласно преданию, церковные врата привезены новгородцами из Сигтуны после победоносного похода.

В начале нашего столетия видный шведский археолог Оскар Альмгрен выступил с резкой критикой предания. В своих двух статьях на русском и шведском языках ¹ Альмгрен объявил предание о «Сигтунских вратах» безусловно недостоверным и отрицал возможность привоза этого памятника из Сигтуны в Новгород. Категорический то» Альмгрена и его аргументация произвели впечатление на западно-европейских исследователей. Скандинавские ученые сочли вопрос окончательно решенным, и с тех пор, касаясь Сигтунских врат, лишь ссылаются на авторитет Альмгрена.

Между тем, при более внимательном рассмотрении становится ясно, что вопрос еще очень далек от окончательного решения. Аргументация Альмгрена далеко не бесспорна, и многие факты говорят, напротив, за достоверность предания. Поэтому мы решили вновь пересмотреть этот

¹ О. Альмгрен. К легенде о Сигтунских вратах в Новгородском Софийском соборе. Сборник Новгородск. общ. любит, древн., вып. VI. 1912, стр. 25; О. Almgren. Sägnen om Sigtunaporten i Novgorod. Upplands fornminnesföreningens tidskrift, XXXVII, Uppsala, 1922—1923.

- 121 -

вопрос, используя результаты изучения предания и плоды художественно-археологического исследования самого памятника за последние 100-120 лет.

Поставленная нами задача представляет интерес не только для изучения памятника; разрешение этой задачи может пролить свет на одно из наименее изученных событий истории Новгородского государства — Сигтунский поход.

Сигтунский поход 1187 г. до сих пор ни у нас, ни на Западе не был объектом исторического исследования. Из основного источника для изучения этого похода — из шведской «Хроники Эрика» мы знаем лишь, что город Сигтуна, политический и хозяйственный центр Швеции, был в 1187 г. в результате неожиданного нападения взят, сожжен и навсегда утратил свое былое значение. Наиболее сложен вопрос об участниках нападения. «Хроника Эрика» упоминает в качестве нападавших только новгородских вассалов — карел. Достоверных сведений об участии в походе новгородцев в письменных источниках мы не имеем. Тем большее значение имеет разрешение вопроса, поставленного нами в настоящей статье. Если бы удалось установить, что главные врата новгородской Софии действительно происходят из Сигтуны, мы получили бы прямое свидетельство пребывания новгородцев в Сигтуне в день взятия города, прямое доказательство участия в Сигтунском походе новгородских дружин.¹

Итак, наша задача — установить, достоверно ли предание, связывающее главные врата новгородской Софии с Сигтунским походом 1187 г.

Задача эта, прежде всего, осложняется одним обстоятельством, обстоятельством довольно странным и трудно объяснимым. В Софийском соборе, кроме главных врат, изготовленных в северной Германии, имеются еще одни врата иноземной работы, изготовленные в Византии; эти врата находятся внутри собора, у входа в боковой придел Рождества Богородицы. Уже давно было обращено внимание на странный факт: главные врата, изготовленные в Западной Европе, называются почему-то «Корсунскими», т.е. византийскими — греческими.² И, напротив, врата визан-

¹ Необходимость разрешения этого вопроса тем более настоятельна, что некоторые авторы уже теперь, не вдаваясь в суть дела, считают поход на Сигтуну предприятием новгородских дружин, ссылаясь на наличие в Новгороде Сигтунских врат.

² «Корсунскими» назывались в древней Руси художественные предметы византийского происхождения. «Корсунскими» они назывались по имени Корсуня (Херсонеса) — города, через посредство которого Русь впервые стала знакомиться с произведениями византийской культуры.

- 122 -

тийской работы (в боковом приделе) носят название «Сигтунских», иногда «Сартунских» или «Шведских», т.е., судя по названию, они будто бы привезены из западной Европы (из Швеции). Произошло ли здесь смешение названий? Или памятники так назывались с самого начала?

Вопрос этот до сих пор окончательно не решен, ибо по нашим источникам нет возможности точно установить, как давно существуют указанные названия. Большинство исследователей все же считает, что названия в свое время были спутаны и что название «Корсунских» ошибочно перенесено с византийских врат на главные врата собора; этой точки зрения придерживаемся и мы.

Таким образом, мы имеем устную традицию, называющую одни из врат Софийского собора «Сигтунскими» («Шведскими»), и имеем в соборе врата северо-германской работы.

Можно ли доказать, что последние были действительно привезены в 1187 г. из Сигтуны?

Для разрешения этого вопроса прежде всего нам необходимо выяснить: как давно существует предание, говорящее о наличии в Софийском соборе Сигтунских врат?

Первое упоминание о существовании Сигтунских врат в новгородской Софии мы находим сравнительно поздно, в начале XVIII в. Шведский офицер Бреннер, возвращаясь в 1722 г. через Новгород из русского плена, узнал, что в новгородском соборе имеются врата, называемые «Сартунскими» и сообщил об этом несколько лет спустя историку города Сигтуны Г. Валлину.¹ С тех пор мы имеем ряд свидетельств, показывающих, что в XVIII в. (и позднее) врата византийской работы носили название «Сартунских» или «Шведских». Слово «Сартунские», по всей видимости, правильно трактовалось как испорченное со временем «Сигтунские». Отсюда, как нам кажется, можно заключить, что это название возникло значительно раньше начала XVIII в. (т.е. прошел какой-то довольно значительный промежуток времени, в течение которого успел забыться смысл названия, и название стало произноситься неверно). Но насколько раньше, решить, конечно, нельзя.

В XVI—XVII вв. в центральной Швеции, на берегах озера Мелар в народе сохранялось предание, что при взятии Сигтуны в 1187 г. русские захватили и увезли с собой в Россию городские врата. В начале XVII в., во время шведской

¹ Ф. Аделунг. Корсунские врата, находящиеся в Новгородском Софийском соборе. М., 1834, стр. 157. Здесь опубликовано письмо Бреннера Валлину с указанным сообщением.

- 123 -

интервенции, когда шведы захватили Новгород, шведское правительство вспомнило о предании и захотело разыскать и вернуть обратно врата древней шведской столицы. До нас дошло письмо командующего шведскими войсками в Новгороде Якова Делагарди государственному канцлеру Оксеншерна, в котором излагаются ход и результаты поисков. Шведы сразу же обратили внимание на украшающие главный вход в Софийский собор врата явно западноевропейского происхождения с латинскими надписями («Корсунские врата») и решили, что именно эти врата в свое время были увезены из Сигтуны. Но, когда намерение шведов увезти врата стало известно новгородским властям, последние стали доказывать, что врата привезены не из Сигтуны, а из Греции и что их увоз вызовет в народе взрыв возмущения против оккупантов.¹ Это заставило Делагарди отказаться от выполнения своего намерения.

Делагарди ничего не говорил в своем письме о вторых вратах; или вторые врата еще не назывались «Сигтунскими», или же новгородцы скрыли от оккупантов их название. Так называемые «Сигтунские врата» находятся в боковом приделе, по внешности не имеют ничего общего с западноевропейским искусством, и шведы вполне могли не обратить на них внимание. Тем более, что вопрос о вратах был не принципиальным, и шведское командование, занятое своими непосредственными делами, вряд ли стало бы производить серьезное расследование.

Из письма Делагарди мы узнаем, вместе с тем, что уже в начале XVII в. главные врата Софии носили название «Корсунских».² И нам известно из сочинения Герберштейна, посетившего Новгород во время своего путешествия в

¹  «Относительно медных врат, которые его королевское величество желает, чтобы ему прислали из Новгорода ради их достопримечательности, тем более, что е.к.в. сообщено, что они были некогда взяты из Сигтуны, — то я очень бы желал исполнить приказание е.к.в.; но, так как эти врата, о которых Русские уверяют, что они, как дар, вывезены из Греции, служат входом в главный храм митрополита, здесь в Кремле, куда он ежедневно ходит, то это причинило бы много крика, жалобы и беспокойства, если мы, при настоящих обстоятельствах, когда идут переговоры с Русскими, силою выломим и увезем эти врата» (письмо Якова Делагарди канцлеру Оксеншерна от 4 марта 1616 г., опубликованное в статье Альмгрена «К легенде о Сигтунских вратах в Новгородском Софийском соборе», стр. 23-24.

²  «Русские уверяют, что они как дар, вывезены из Греции». Причем речь идет именно о тех вратах, которые и сейчас украшают главный вход, ибо шведам сразу должны были броситься в глаза многочисленные латинские надписи на обеих створках, выдающие явно западное происхождение памятника, и заставившие предполагать, что это и есть врата, некогда привезенные из Сигтуны.

- 124 -

Московию, что название «Корсунских» эти врата носил» еще на 100 лет раньше, в начале XVI в.¹

Таким образом, предание, по крайней мере с начала XVI в., называет соборные врата северо-германской работы «Корсунскими», и по меньшей мере с начала XVIII в. называет византийские врата в приделе «Сигтунскими». В обоих случаях предание, очевидно, значительно старше, чем даты, которыми оно зафиксировано. Но время появления обоих названий по письменным источникам мы установить не можем.

Как уже упоминалось, одновременно с преданием, хранившимся в Новгороде, предание об увозе русскими из Сигтуны городских врат после взятия города хранилось и в Швеции, на берегу озера Мелар, в районе древней Сигтуны. Это предание было впервые записано в 1612 г. шведским историческим писателем Мартином Асханеусом в его сочинении «Описание Сигтуны».²

Асханеус, уроженец Сигтуны (маленького городка, стоявшего в XVII в. на развалинах древней шведской столицы), собрал и записал ряд преданий, хранившихся в памяти местных жителей. При этом Асханеус указывает, что многие сведения записаны им со слов матери его отца, умершей 120 лет от роду и сохранившей в памяти предания, жившие в народной памяти еще в конце XV в.³ По всей видимости, к XV в. относится и наиболее важное из собранных Асханеусом преданий — предание о «Сигтунских вратах». Сам Асханеус называет его «древнее предание», как бы подчеркивая, что оно возникло задолго до начала XVII в.

В начале XVIII в. историк Сигтуны Г. Валлин в своей книге об истории города записал новый вариант того же предания. По новому варианту, при взятии и разрушении Сигтуны победители захватили и увезли с собой в Россию городские врата, а ключи от них бросили в озеро Мелар близ Сигтуны. На большом камне на берегу озера против города несколько столетий сохранялось изображение ключей, которые местные жители считали памятью об этом факте.⁴

¹ Текст приведен у Аделунга (ук. соч., стр. 132).

² Martin Aschaneus. Beskritning om Sigtuna. Сочинение долгое время было известно лишь в рукописи и опубликовано совсем недавно в «Upplands fornminnesföreningens tidskrift», XL, Uppsala, 1925—26 (текст о Сигтунских вратах см. на стр. 25).

³ Aschaneus, ук. соч., стр. 8.

⁴ О. Wallin. Sigtuna stans et cadens. Uppsalie. 1729—1732, p. 238-240; Аделунг, ук. соч., стр. 156; Альмгрен, ук. соч., стр. 25; G. Gihl, Комментарий к тексту сочинения Асханеуса, Upplands fornminnesföreningens tidskrift, XL, s. 58, 68. Старая гравюра, на которой изображен камень с фигурами ключей, опубликована там же, на стр. 60. Теперь фигуры ключей уже не существуют — они стерлись от времени (там же, стр. 59).

- 125 -

Альмгрен в своих, уже упоминавшихся нами, статьях категорически отрицает историчность предания и в Швеции, и в Новгороде. По его мнению, изображение ключей на камне на берегу озера Мелар — природного происхождения, и он полагает, «что вся эта легенда об увезенных вратах и ключах, брошенных в озеро, придумана для того, чтобы объяснить те ключеобразные фигуры на камнях, и только пристегнута к действительному преданию о разрушении Сигтуны в 1187 г. Карелами или Русскими».¹

В Новгороде, по мнению Альмгрена, название «Сигтунских врат» появилось совсем поздно, в XVIII в., после того, как Бреннер разыскивал эти врата в Софии и после того, как указание на наличие этих врат в Софийском соборе (под влиянием письма Бреннера и сочинения историка Сигтуны Г. Валлина «Sigtuna stans et cadens») появилось в «Истории Швеции» Олофа Далина, переведенной на русский язык. Но так как главные врата издавна назывались «Корсунскими», то «русские прицепили шведскую легенду к внутренним дверям».²

В своем скептицизме Альмгрен зашел слишком далеко: «История Швеции» Далина появилась на русском языке в конце XVIII в., а название «Сигтунские врата» известно нам с начала столетия. Может быть, название «Сигтунские врата» появилось в XVII в., после того, как шведы искали эти врата в Софийском соборе и после того, как новгородцы узнали о существовании шведского предания, почетного для истории Новгорода. Но вполне законно и другое предположение: предание о наличии «Сигтунских врат» в соборе существует с XII в., и лишь до каким-то непонятным для нас обстоятельствам уже очень давно произошло смешение названий двух врат. Во всяком случае, из названия врат «Сартунскими», как мы уже отмечали, можно заключить, что это название возникло значительно раньше начала XVIII в. (когда оно было впервые зафиксировано).

Слишком энергично расправился Альмгрен и с преданием, записанным в Швеции. На первый взгляд, предложенная им трактовка вполне правдоподобна. Но Альмгрен не учел, что в первоначальном варианте предания, записанном Асханеусом в начале XVII в., ключи от врат не упоминаются, говорится только об увозе русскими самих врат.³

¹ Альмгрен, ук. соч., стр. 25.

² Там же, стр. 26.

³ См. Aschaneus, ук. соч., стр. 25. В своем описании Сигтуны и окрестностей Асханеус упоминает о ключеобразных фигурах на камне, но не связывает эти фигуры с преданием о Сигтунских вратах (там же, стр. 13); отсюда Г. Гиль (Комментарий, стр. 58-59) правильно заключает, что предание о ключах во времена Асханеуса еще не существовало — иначе, Асханеус не мог бы его не упомянуть.

- 126 -

И лишь в более позднем варианте предания, записанном 100 лет спустя Валлином, упоминаются ключи, брошенные в озеро. Отсюда можно заключить, что упоминание ключей — позднейшее приукрашивание, внесенное в первоначальный вариант предания в течение XVII в. Альмгрен прав, полагая, что легенда о ключах придумана местными жителями для объяснения ключеобразных фигур на прибрежных камнях. Но предание об увозе русскими Сигтунских врат, безусловно, возникло задолго до этой легенды и совершенно независимо от нее.

Выше мы установили, что предание об увозе Сигтунских врат может быть прослежено в Швеции вглубь столетий до XV в. И, нам кажется, нельзя считать совсем исключенным, что в основе предания лежал некогда реальный факт. Итак, более внимательное изучение источников показывает, что маститый шведский ученый в своем скептицизме переусердствовал.¹ Есть основания думать, что предания о Сигтунских вратах и в Новгороде, и в Швеции имели в своей основе реальное событие. Но, разумеется, мы можем по этому вопросу говорить лишь предположительно. Путем изучения предания мы не можем достичь сколько-нибудь прочных результатов, ввиду скудности источников.

Для решения задачи, поставленной в данной статье, обратимся теперь к самому памятнику. Нас будут интересовать в данном случае, разумеется, не так называемые «Сигтунские врата» византийской работы, ибо никто из исследователей, кроме В.А. Богусевича,² всерьез не предпола-

¹  Нетрудно догадаться, почему Альмгрен так стремился доказать, что предание о «Сигтунских вратах» есть чистый продукт фольклора, и что главные врата новгородской Софии не были трофеем Сигтунского похода. С точки зрения шведского буржуазного национализма весьма неприятно было бы признавать, что одно из лучших украшений древней шведской столицы в течение столетий хранится в Новгороде, как память о победоносном русском походе. Кроме того, Альмгрен отлично понимал, какое значение вопрос о Сигтунских вратах имеет для установления участия русских в нападении на Сигтуну. Исходя из указанных нами выше данных «Хроники Эрика» (в которой русские в числе нападавших на Сигтуну не упоминались), большинство шведских авторов отрицает участие русских в Сигтунском походе и считает виновниками похода карел или вообще «язычников», не желая видеть в разрушении Сигтуны крупной победы Новгородского государства. С точки зрения буржуазно-националистической концепции шведской истории тем нужнее было разбить наиболее веский аргумент, говорящий об участии в Сигтунском походе новгородцев — предание о Сигтунских вратах. Эту задачу и взял на себя Альмгрен.

²  В.А. Богусевич. Магдебургские врата XII века. Новгородск. историч. сборн., вып. 6, Новгород, 1939, стр. 24. Здесь высказано мнение, что эти врата привезены были в Швецию из Византии в результате одного из норманских походов в Средиземное море; привоз врат из

- 127 -

гал, что они привезены из Сигтуны. Речь может идти, конечно, лишь о главных вратах собора, памятнике западноевропейского происхождения, явно ошибочно называвшихся «Корсунскими». Попытаемся вкратце рассмотреть их основные особенности и установить, могли ли они быть привезены из Сигтуны после похода 1187 г.

Сначала рассмотрим коротко литературу вопроса. Наличие в Новгороде в качестве главных врат Софийского собора столь выдающегося произведения северо-германских мастеров XII в. уже давно должно было привлечь внимание исследователей. Первым (и пока единственным) капитальным исследованием памятника была монография академика Ф. Аделунга, вышедшая первым изданием в 1823 г. Аделунг установил дату создания памятника (середина XII в.), место его изготовления (Магдебург), дал тщательный анализ его художественных особенностей, его надписей, а также собрал все исторические сведения, имеющиеся в письменных источниках. Но труд Аделунга за прошедшие 125 лет, разумеется, сильно устарел. Изучение средневекового искусства, русской и германской эпиграфики, истории стран, связанных с памятником (Германии, Швеции и Новгорода), сделало за за время огромный шаг вперед. К сожалению, с тех пор не появилось ни одного общего исследования памятника. Ценное общее описание врат дал Н.П. Кондаков,¹ сделавший ряд интересных наблюдений, но в рамках общего труда, где он мог уделить данному вопросу лишь несколько страниц. Немало ценных наблюдений мы находим и в работах Аренберга, Альмгрена, Анисимова и др.; но все эти исследования затрагивают памятник лишь с какой-нибудь одной стороны. Касаются «Корсунских врат» и многие общие работы о Новгороде, о древнерусском и средневековом германском искусстве, о средневековой германской и североевропейской скульптуре — но лишь попутно, мимоходом, в нескольких строках. Со времени Аделунга никто не изучал памятника капитально, не по снимкам, а на месте, не по частному вопросу, а целиком. И очень может быть, что новое капитальное исследование, когда оно будет произведено, заставит многие вопросы пересмотреть заново.

Что представляет собой сам памятник?

Швеции (из Сигтуны) в Новгород автор связывает не с Сигтунским походом 1187 г., а с приездом в Новгород в начале XI в. невесты Ярослава Мудрого Ингигерды. Предлагаемое Богусевичем построение явно искусственно.

¹ И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. VI. СПб., 1899, стр. 111-123.

- 128 -

Врата состоят из двух створок (в основе деревянных), на которые набиты бронзовые листы с приклепанными рельефами. С помощью рельефной орнаментальной каймы каждая створка разделена горизонтально на 7 полей, каждое поле (кроме двух верхних) поделено вертикальной каймой на две части. На каждом поле помещен рельеф на тему из священного писания (правда, есть и другая тематика). Почти на каждом поле имеется латинская надпись, которая должна была пояснять изображение, и, почти всегда, русский перевод надписи. На двух средних полях, на обеих створках — две бронзовые львиные маски с движущимися внутри пасти поддужками; поддужки служили ручками для отпирания врат.

Для датировки памятника и установления места его изготовления исключительную ценность представляют две рельефных фигуры в епископском облачении, снабженные надписями. На одном рельефе изображен епископ Магдебургский Вихман (1152—1192), на другом — Александр, епископ de Blucich (обычно толкуется как «Плоцк»; в Плоцке действительно в XII в. был епископ Александр, занимавший этот пост в 1129—1156 гг.). Отсюда явствует, что врата были, повидимому, изготовлены в Магдебурге, одном из крупнейших центров художественного ремесла тогдашней Германии, и что изображение Вихмана является ктиторским портретом (портретом заказчика). Очевидно, и вторая фигура епископа имела какое-то отношение к памятнику; тогда, если весь памятник создан в одно время, его надо датировать 1152—1156 гг., годами, когда совпадает время правления обоих епископов.¹ В недавнее время дата изготовления установлена еще точнее: 1152—1154 гг.² По мнению Альмгрена и ряда других исследователей, врата были изготовлены для магдебургского епископа, а затем перевезены в Плоцк.

По всему своему стилю врата, действительно, являются типичным произведением северо-германской, саксонской работы XII в. Как указывает Гольдшмидт,³ врата должны были выйти из той же мастерской, в которой был вылит памятник из меди, стоящий на могиле умершего в 1152 г. архиепископа Фридриха фон-Веттин, предшественника Вихмана.

¹   Альмгрен, ук. соч., стр. 24.

²  Вихман в надписи назван еще «епископом», но в 1154 г. он был возведен в сан архиепископа и, следовательно, остаются лишь 1152—1154 гг. (Hasak. Zur Gescnichte des deutschen Bildwerke des XIII Jahrhunderts. Zeitschrift f. christliche Kunst, 1906. S. 371-373).

³  A. Goldschmidt. Studien zur Geschichte des sächsischen Skulptur, Berlin, 1902, S. 6.

- 129 -

Обращают на себя внимание также фигуры двух мастеров, Риквина и Вайсмута (так гласят надписи), изготовлявших врата, и фигура мастера Авраама (с одной русской надписью), видимо — русского, монтировавшего врата в Новгороде.¹

Уже давно было замечено, что памятник дошел до нас не в первоначальном виде. Монтировка, произведенная в Новгороде и дошедшая до наших дней, не соответствует первоначальному расположению отдельных сцен, не соответствует первоначальной композиции памятника. Расположение рельефов имело определенную последовательность, подчинялось общей идее; при монтировке в Новгороде эта последовательность была нарушена, и теперь композиция носит, в основном, случайный характер.²

Исследователями давно уже обращено внимание и на то, что отдельные части памятника изготовлены не одновременно и расходятся по стилю. Еще Аделунг отмечал «разность в стиле и величине отдельных частей»,³ не делая, правда, никаких выводов. Многие фигуры стоят на капительках, ветках аканфа и тому подобных деталях, которые в средневековой скульптуре изображают почву; но есть и фигуры, стоящие на василисках, драконах, змеях, ползущих барсах, т.е. явно выполненные в другом стиле.⁴ Одни фигуры выполнены в низком рельефе, другие выступают на три четверти своей глубины.⁵ Имеются различия в иконографии типов: у одних короткие и толстые носы, у других носы продолговатые и остроконечные.⁶ Ряд рельефов не вяжется по сюжету с основной тематикой изображений, в том числе: почему-то многочисленные фигуры дьяконов, непонятные фигуры со змеями, кентавр и др.⁷ Выпуклая орнаментальная кайма, обрамляющая врата и делящая их плоскость на отдельные поля, изготовлена, видимо, не одновременно с памятником, и сама состоит из частей, выполненных в разное время ⁸ (точнее — составлена из различных

¹ А.И. Анисимов. Автопортрет русского скульптора Авраама. Изв. Ак. Наук СССР, Отд. гуманит, наук, 1928, № 3, стр. 175 и сл.

² Еще Аделунг отметил «странное расположение» отдельных рельефов (ук. соч., стр. 126), но он не сделал отсюда вывод, что первоначальный вид памятника был изменен.

³ Ук. соч., стр. 126.

⁴ Толстой и Кондаков, ук. соч.. стр. 122.

⁵ Анисимов, ук. соч., стр. 177, прим. 1.

⁶ Там же.

⁷ Толстой и Кондаков, ук. соч., стр. 122.

⁸ J. Ahrenberg. Nägra meddelanden om «Sigtuna-portarna» i Novgorod. Fornvännen, 1907, S. 38.

- 130 -

кусков); в основном, кайма состоит из валика, украшенного растительным орнаментом, но в нескольких местах валик украшен человеческими и звериными фигурами, т.е. — вычеканен в ином стиле. Часть пластин и рельефов изготовлена из светлой, часть из темной бронзы.¹

Перечисленные факты, естественно, приводят к мысли, что врата составлены из отдельных кусков,² заимствованных, вероятно, из двух памятников подобного рода.³ Причем один из этих памятников, давший большую часть изображений, безусловно был изготовлен в Магдебурге в указанные годы, а место изготовления и содержание второго памятника для нас не ясны.⁴

И монтировка врат не в первоначальном виде, и наличие частей, заимствованных из другого памятника подобного рода, приводят нас к выводу, что врата попали в Новгород, повидимому, как военная добыча.

Очевидно, когда врата увозили со старого места, обстановка не позволяла думать о том, чтобы отдельные части снимать и складывать в определенном порядке, чтобы зафиксировать старую композицию и чтобы сохранить все части и детали.⁵ В результате, по привозе их в Новгород, многих частей не досчитались, пришлось их заменить другими (заимствованными из других врат, увезенных одновременно или приобретенных позднее, для того, чтобы восполнить недостающие части). Так как старая композиция не была зафиксирована, пришлось врата монтировать по- новому.

Указанная обстановка бывает во время взятия какого-нибудь города, особенно если взятие города производилось не с целью завоевания, а в результате набега, после которого победители сразу возвращаются обратно. Именно такая обстановка должна была быть и при взятии Сигтуны.

¹ J. Ahrenberg, ук. соч., стр. 38.

² Толстой и Кондаков, ук. соч., стр. 122.

³ Главным доводом в пользу утверждения, что врата составлены из двух памятников такого рода, Кондаков считает наличие двух ктиторских портретов: епископов Магдебурга и Плоцка (там же, стр. 123).

⁴ Хотя это были, по всей видимости, тоже церковные врата. Можно лишь, основываясь на наличии второго ктиторского портрета (портрета епископа Плоцкого), высказать предположение, что вторые врата, давшие меньшую часть изображений, первоначально изготовлялись для Плоцка.

⁵ Напротив, если бы врата были куплены, то купившие (истратив крупные суммы денег) должны были, надо полагать, постараться перевезти столь ценное произведение искусства целиком, со всеми деталями, и зафиксировав композицию с тем, чтоб памятник на новом месте был установлен в своем первоначальном виде.

- 131 -

Есть ли в самом памятнике какие-нибудь особенности, позволяющие его связать со Швецией?

Н.П. Кондаков в цитированной работе обратил внимание на растительный орнамент выпуклой каймы, близкий к северной, скандинавской орнаментике, а также на две львиные маски,¹ действительно близкие к львиным головам, головам чудовищ и т.п. в художественном ремесле эпохи викингов (впрочем, как указал нам проф. М.К. Каргер, здесь можно видеть и просто элементы романского стиля Северной Европы XII в., не связанные с какой-либо определенной территорией).

Другую попытку увязать памятник со Швецией сделал финский исследователь Аренберг. Он обратил внимание на сцену на правой створке врат, на которой изображен человек в длинной одежде с нимбом, и перед ним корзина (или какое-то иное вместилище) с тремя отрубленными человеческими головами. На медной доске, к которой приклепаны изображения, имеется латинская надпись «Descedit adiferos» (ad inferos, т.e., по русской терминологии, «Сошествие во ад»). Но и эта надпись не вполне объясняет содержание изображения.

Аренберг выдвинул мнение, что на этой сцене изображен не Христос, сходящий «во ад», а популярный в средневековой Швеции св. Сигфрид. В шведском средневековом искусстве св. Сигфрид изображался обычно с такими же аттрибутами — с тремя отсеченными головами. Сигфрид, как известно из источников, длительное время провел в Сигтуне, и его жизни в этом городе посвящена значительная часть его жития. Таким образом вероятно, что этот рельеф изображает сцену из жизни сигтунского святого Сигфрида.²

Аренберг предложил, далее, трактовку одной из непонятных надписей на вратах, связывая эту надпись с своей трактовкой рельефа. На неширокой вертикальной пластине, закрывающей левую часть одного из полей правой створки, над изображением какого-то человека в одежде воина, помещена надпись IGERE (Н. Собко читал ее как SIGERE, — первая буква находится под каймой); эту надпись до сих пор никто объяснить не мог.³ Первое «Е», в надписи недо-

¹ Ук. соч., стр. 121.

² Ahrenberg, ук. соч., стр. 42.

³ Если не считать лево неправдоподобного предположения Аделунга, что здесь мы имеем изображение киевского князя Игоря; этому предположению противоречат и время (разница в два столетия), и место изготовления (северная Германия), и одежда воина, имеющая вполне западноевропейский облик. Да и сам Аделунг на этой догадке не особенно настаивает (ук. соч., стр. 45).

- 132 -

статочно отчетливо, здесь могло быть „F“, и надпись могла гласить SIGFRE(D).¹ При этом, данная пластина случайно помещена на данном поле, она с таким же успехом могла быть помещена в любом другом месте врат; прикрепленная к пластине фигура с этой надписью, скорее всего, никак не связана. Данная пластина вполне могла первоначально служить полем для рельефа с отрубленными головами.

Трактовка Аренберга не нашла поддержки среди исследователей. Альмгрен подверг эту трактовку жестокой критике.² Хотя выдвинутый им аргумент против мнения Аренберга тоже не вполне убедителен,³ трактовка Аренберга является, разумеется, лишь гипотезой, гипотезой вероятной, имеющей право на существование, но не бесспорной. До нового капитального исследования всего памятника (при котором должны быть учтены и результаты изучения средневекового скандинавского искусства) вопрос о возможной связи его по содержанию и по исполнению со Швецией не может быть решен.

Таким образом, анализ самого памятника и его художественных особенностей говорит о возможности и даже вероятности старого предания, связывающего врата с походом на Сигтуну, но не дает нам безусловного подтверждения этого предания.

Как же эти врата, выполненные в Магдебурге,⁴ могли попасть в Новгород и оказаться украшением главной святыни города?

Самое простое предположение — покупка врат новгородцами в Магдебурге или где-либо в северной Германии — должно считаться исключенным. Мы уже приводили данные художественного анализа памятника, подтверждающие правильность предположения, что врата были привезены как военная добыча. Сюда можно прибавить и соображения общего порядка. Врата, о которых идет речь, — не только художественное произведение, но, прежде всего, предмет религиозного культа, своего рода скульптурный иконостас,

¹ Ahrenberg, ук. соч., стр. 42. Мнение Собко даем по Аренбергу, ибо последний ссылается на статью, которую он видел в рукописи.

² Almgren, ук. соч., стр. 69; см. также: С.R. Ugglas. Gotlands medeltida träskulptur. Stockholm, 1915, S. 197, not. 8.

³ По словам Альмгрена, «корзина с тремя отсеченными головами является в действительности не чем иным, как традиционным средневековым изображением ада — пасть чудовища, куда погружается несколько людей» (ук. соч., стр. 69). Но, несмотря на категорический тон, это мнение нельзя признать безусловно верным. Предмет, из которого на рельефа торчат человеческие головы, весьма мало похож на пасть чудовища.

⁴ Выполненные в Магдебурге, по крайней мере, в своей основной части.

- 133 -

представлявший большую чисто религиозную ценность. Трудно предполагать (учитывая враждебные отношения католической и православной церквей в то время), чтобы католические церковники могли продать «неверным» русским такой исключительно ценный предмет культа. В равной мере невозможно предполагать, чтобы новгородцы стали покупать у «поганых» немцев предмет католического культа для украшения своей главной святыни. Врата с их фигурами католических епископов, с латинскими надписями, со всем их стилем и характером изображений¹ были чужды православной церкви. Они могли быть помещены в собор только в одном случае — как военный трофей,² напоминающий о какой-либо славной победе новгородских войск.³

Но о какой победе?

За время существования Новгородского государства нам известны по источникам три бесспорных факта взятия новгородскими войсками крупных городов, принадлежавших католическим государствам: взятие Дерпта в 1262 г. и взятие Або в 1198 и в 1318 гг. В.А. Богусевич сделал попытку доказать, что интересующие нас врата привезены в Новгород в результате первого из указанных событий, в результате взятия Дерпта в 1262 г. великим князем Дмитрием Александровичем.⁴ Но все построение Богусевича, ставящее целью доказать, как врата попали из Магдебурга в Дерпт, а из Дерпта в Новгород, довольно искусственно. Кроме того, в приводимых им же самим данных источников о взятии Дерпта в 1262 г. содержатся подробности, опровергающие эту гипотезу.⁵

¹ Особенно, если учесть, что среди изображений были и фигуры не христианского, а мифологического (языческого) характера (изображения мифических животных), допустимые в западном христианском искусстве, но неприличные по русским церковно-религиозным представлениям.

² Еще Аделунг обратил внимание, что врата, как предмет католического культа, не были особенно уместны в православном соборе, и что скорее всего они являются трофеем (ук. соч., стр. 110-111). Но он не указал, с каким событием их можно связывать. Связь памятника с Сигтунским походом Аделунг категорически отвергал.

³ Подобно тому, как венецианцы поместили на крыше собора св. Марка статуи коней, увезенные из Константинополя.

⁴ Богусевич, ук. соч., стр. 25-29.

⁵ В ливонской рифмованной хронике, как указывает Богусевич, говорится, что русские перебили много народа и сожгли город до тла, причем спаслись только те. кто бежал в замок, откуда очевидно, что замок не был взят. Дерпт в середине XIII в. состоял из «замка», т.е. городской цитадели, являвшейся несколько улучшенным согласно немецкой фортификационной технике старым эстонским городищем (взятым немцами в 1224 г. и известным вам по русским летописям под именем Юрьева), и укрепленного городского посада, возникшего вокруг стен

- 134 -

Для связи интересующего нас памятника с городом Або у нас нет никаких оснований.

Остается вспомнить о взятии Сигтуны в 1187 г., в котором могли участвовать новгородские дружины, т.е. о событии, с которым связывает врата предание и в Швеции и в Новгороде. Из военных событий новгородской истории связь памятника с Сигтунским походом оказывается, таким образом, наиболее вероятной.

Альмгрен в цитированной статье решительно выступил против попыток связать врата с Сигтунским походом, используя и соображения общеисторического характера. Он заявил, что нет таких исторических обстоятельств, которые говорили бы о привозе врат из Магдебурга в Сигтуну. По его мнению, врата были перевезены из Магдебурга в Плоцк, а оттуда попали в Новгород или как военная добыча, или путем торговли.¹ Но, не зная русской истории, Альмгрен не учитывает, что гораздо более невероятен привоз памятника из Плоцка в Новгород. Между Плоцком и Новгородом не было в то время торговых сношений, а новгородские войска никогда даже близко не подходили к польской территории.

Вместе с тем, привоз врат из Магдебурга в Сигтуну был вполне возможен. Сигтуна XII в. была торговым, политическим и религиозным центром Швеции и вела оживленные сношения с северной Германией. Как религиозный памятник, данные врата вполне уместны и в шведском католическом соборе. Как правильно замечает Аренберг,² если в церкви св. Марии вблизи провинциального Або могло находиться такое исключительное произведение, как резной бронзовый саркофаг св. Генриха английской работы, то тем более в шведской столице могли находиться произведения лучших европейских мастеров.

Подведем итоги.

Шведский археолог Альмгрен неправ, категорически отрицая историчность предания, отрицая какую-либо возможность связи главных врат новгородской Софии с Сигтунским походом 1187 г. Напротив, целый ряд соображе-

«замка». В «замке» за его земляными валами находились резиденция епископа и городской собор. Если бы из Магдебурга в Дерпт действительно были привезены церковные врата, они, как выдающийся религиозный и художественный памятник, должны были находиться в городском соборе. Поскольку «замок» Дерпта новгородцами не был взят, захватить указанные врата во время взятия Дерпта в 1262 г. новгородцы не могли.

¹ Альмгрен, ук. соч., стр. 24.

² Ahrenberg, ук. соч., стр. 43.

- 135 -

ний прямо или косвенно говорит за достоверность предания. С одной стороны, как мы показали, есть все основания думать, что в основе предания и в Швеции и в Новгороде лежит реальный факт. С другой стороны, за достоверность предания говорят и многие особенности самого памятника. Наконец, появление памятника в Новгороде, в Софийском соборе становится понятно лишь в том случае, если его поставить в связь с Сигтунским походом.

Итак, хотя загадку происхождения главных врат новгородской Софии еще нельзя считать окончательно решенной,¹ можно считать более чем вероятным, что эти врата были привезены в Новгород в результате Сигтунского похода 1187 г.

¹ Окончательное решение вопроса, как мы уже говорили, может быть вынесено только тогда, когда будет проведено новое капитальное изучение памятника с учетом всех достижений современной искусствоведческой науки.

С Вашими замечаниями и предложениями можно зайти в Трактиръ или направить их по электронной почте.
Буду рад вашим откликам!