Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

В.В. Косточкин

Русское оборонное зодчество конца XIII - начала XVI веков

OCR по В.В. Косточкин. Русское оборонное зодчество конца XIII - начала XVI веков. М., Издательство Академии наук, 1962
Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены внизу страницы. (Как и в книге.)

Оглавление книги

Введение

Общая картина оборонительного строительства

Объемно-планировочная структура оборонительных сооружений

Составные части оборонительных сооружений

Заключение, список иллюстраций, принятые сокращения

Объемно-планировочная структура оборонительных сооружений

Оглавление части "Объемно-планировочная структура оборонительных сооружений"

Крепости с одной башней

Крепости с башнями на одной стороне

Причины активизации обороны крепостей

Увеличение обороноспособности крепостей

Крепости с башнями на всех сторонах

Причины появления «регулярной» крепости и ее значение

Основные выводы

«Военная архитектура есть наука, показывающая, как строить укрепления, оборонять и атаковать или приступом брать оныя».

Д. Аничков

^ КРЕПОСТИ С ОДНОЙ БАШНЕЙ

1

Крепостные сооружения конца XIII- начала XVI вв. не оставались неизменными. Выше мы видели, что одни из них восстанавливались в связи с различного рода повреждениями, другие расширялись и перестраивались по мере роста городов, третьи либо усиливались, либо полностью заменялись новыми, как устаревшие, что было связано с изменением тактики осады, средств обороны и на­падения. Отсюда менялись и общая структура оборонительных со­оружений, и их общий архитектурный облик.

В изменении общей структуры крепостей важную роль играли башни. Домонгольского нашествия дерево-земляные укрепления русских го­дов башен либо совсем не имели, либо они были у них единичными ¹⁾. Не имели тогда башен и крепости, строившиеся за пределами Руси. Исследователи считают, что в сла­вянских землях они вообще были безбашенными и что башни стояли у них главным об­разом над воротами ²⁾. Укрепленные пункты Скандинавии были примерно такими же; в XI-XII вв. они состояли обыкновенно из одной башни (донжона), окруженной стенами ³⁾.

Позднее, во второй половине XIII в., когда в военном зодчестве Европы насту­пил период повсеместного строительства башен ⁴⁾, положение, видимо, не изменилось; как и раньше, башни в крепостях были единичными. При этом они не были связаны со стенами и представляли собой отдельные самостоятельные сооружения, стоящие внутри обороняемых зон ⁵⁾.

_________

¹⁾ П. А. Раппопорт. Очерки по истории русского военного зодчества Х-ХШ вв.- МИА СССР, № 52. М.- Л., 1956, стр. 136-137.

²⁾ Л. Нидерле. Славянские древности. Перевод Т. Ковалевой и М. Хазанова. М., 1956, стр.396; B. Guerquin. Zamki Sląskie. Warszawa, 1957, стр. 16.

³⁾ M. Оlsоn. Eu grupp runda kastaler fran Romansk tigpa sveriges östkust. Fornvännen. Stockholm, 1932, стр. 304; О. Шуази. История архитектуры, т. II. М., 1937, стр. 135.

⁴⁾ B. Guerquin. Указ. соч., стр. 23. Здесь же автор сообщает, чго самое древнее упоми­нание о башнях относится к 1257 г.

⁵⁾ B. Guerquin. Указ. соч., стр. 23.

-95-

Малобашенность - характерная черта и многих оборонительных систем Евро­пы более позднего времени. Пример этому - польский замок XIV в. в Бендзине. Он состоит из донжона, пространство вокруг которого обнесено только стенами. Только стенами окружен и двор двухдонжонного польского замка XIV-XVI вв. в Хенцине ⁶⁾.

То же наблюдается и в Прибалтике. Известно, например, что единичными баш­нями в начале XIII в. были снабжены замки Феллина и Ревеля ⁷⁾. Одна башня сущест­вовала в начале XIV в. и в Пейде; она была построена в восточной части острова Эзеля (теперь Сааремаа) и принадлежала немецкому ордену ⁸⁾. В 40-х годах XIV в. башня имелась и в замке Вейсенштейн; о ней как о вышке под 1343 г. упоминает Бальтазар Рюссов ⁹⁾. Одна башня-костер стояла, наконец, и на берегу реки Амовжи; в 1480 г. она была взята псковичами ¹⁰⁾.

Выше мы видели, что в конце XIII в. единичные башни-столпы были выстро­ены в Каменец-Литовске (см. вклейку после стр. 24), Берестье и Черторыйске и что концом XIII - началом XIV в. датируются каменные столпы, сохранивши­еся в Белавине и Столпье (вклейка после стр. 96). Указывалось также, что по­добного рода сооружения существовали тогда в современных селах Спас и Чер-неево близ Холма, а также около Угруска, в Люблине и в Дрогобыче.

По мнению П. А. Раппопорта, подобного рода башни не были характерной осо­бенностью русского военного зодчества конца XIII-начала XIV вв. ¹¹⁾; он считает, что они имели распространение только во второй половине XIII в., да и то лишь в северных и западных районах Волыни, представляя «по своим формам местный вари­ант оборонительных сооружений» ¹²⁾. Между тем в XIVв., когда на западе появилась тенденция связывать башни со стенами ¹³⁾, т.е. включать их в состав оборонительных сооружений, единичные башни существовали и в крепостях северных районов Руси. Во всяком случае, рассказывая о возвращении Орехова новгородцам в 1348 г., летописец упомянул об одной ореховской башне ¹⁴⁾. Ее расположение неизвестно, но не исключено, что она входила в систему оборонительных сооружений Орехова.

В первой половине XIV в. в состав оборонительных сооружений Пскова мог входить также и «старый костер», около которого в 1384 г. были поставлены две ка­менные церкви ¹⁵⁾. Таким же костром был, по-видимому, укреплен тогда и восточный конец стены, выстроенной в Пскове посадником Борисом. Правда, отметив построй­ку названной стены в 1309 г., летописи о возведении башни на ее конце не сообщают. Но, извещая о разборке этой стены в 1433 г., давным-давно ставшей уже внутренней и для обороны города совершенно ненужной, они указали и на сломку старого ко­стра у церкви Петра и Павла, от которой стена 1309 г. брала начало: «того же лета петровьскии суседи разбиша костер старый у святого Петра и Павла... и тако отто­ле начата разбивати всю стену старую к Великой реке» ¹⁶⁾.

Существование единичных башен в военном зодчестве северо-западной Руси первой половины XIV в. подтверждает и крепость Изборска, древнюю основу ко-

_________

⁶⁾ Я. Захватович. Польская архитектура до половины XIX ст. Варшава, 1956, стр. 12 и 13.

⁷⁾ Герман Вартберг. Ливонская хроника, - Сб. МСИПК, т. II. Рига, 1879, стр. 89.

⁸⁾ V. Vaga. Kuressaare linnus. Tallinn, 1957, стр. 19.

⁹⁾ Бальтазар Рюссов. Ливонская хроника. - Сб. МСИПК, т. II. Рига, 1879, стр. 243. См. также: А. Tuulse. Die Burgen in Estland und Lettland. Tartu, 1942, стр. 82-85.

¹⁰⁾ ПЛ, вып. 1. M.- Л., 1941, стр. 77, вып. 2. М., 1955, стр. 59 и 220.

¹¹⁾ П. А. Раппопорт. Волынские башни. МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 219- 220.

¹²⁾ П. А. Раппопорт. Волынские башни, стр. 222; П. А. Раппопорт. Очерки.., стр. 166.

¹³⁾ В. Guerquin. Указ. соч., стр. 23.

¹⁴⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 1. Пг., 1915, стр. 278.

¹⁵⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 29 и 106.

¹⁶⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 41; вып. 2, стр. 44 и 128. Разборка этой стены в 1433 г.- прямое свидетель­ство возросшей обороноспособности Пскова в начале XV в.

-96-

Общий вид столпа в Столпье с юга

-вклейка-

Башня Луковка в Изборске

торой составляет одна каменная башня, носящая теперь название Луковки (стр. 97). Постройка этой башни была осуществлена либо в 1303 г., когда Изборск был перенесен на новое место, либо в промежуток между 1303 г. и 1330 г., но не позднее. Она стояла на северо-западном углу мыса Шеравьей горы и входила, по-видимому, в состав деревянных стен. Сейчас башня Луковка стоит внутри каменной крепости, вплотную к ее северо-восточной стене. Однако шов между стеной и стволом башни, а также башенные бойницы, направленные во все стороны и упирающиеся в крепостную стену, свидетельствуют о ее более ранней дате. Она была построена не только раньше примыкавшей к ней стены, но и раньше всей каменной крепости в целом. Об этом же говорят внутренняя структура башни и ее кладка, несколько отличающаяся от клад­ки прикрывающей ее крепостной стены ¹⁷⁾.

В этом отношении не составляла, по-видимому, исключения и крепость Корелы, так как в 1364 г. в ней была построена только одна башня (см. стр. 36), следов же других башен не обнаружено; одну башню Корела, очевидно, имела и в более позд­нее время.

Таким образом, ясно, что единичные башни не были особенностью лишь южно­русских крепостей второй половины XIII в.; они имелись и у «городов» других об­ластей Руси первой половины XIV в. Распространение подобных башен по русской территории было, без сомнения, важным обстоятельством в истории развития воен­ного зодчества.

Одновременно с однобашенными или малобашенными крепостями в первой по­ловине XIV в. продолжали существовать на Руси, по-видимому и крепости, кото­рые башен не имели совсем. Кажущееся на первый взгляд маловероятным, данное предположение находит конкретное подтверждение в Псковском кремле и Довмонтовом городе. Упоминая об этих сооружениях несколько раз, летописи не говорят о наличии у них башен в первой половине XIV в. На стрелке псковского мыса они появились значительно позднее. ¹⁸⁾

Примечательно, что Изборская каменная крепость 1330 г. также была без башен. Правда, возведенная посадником Шелогой взамен более ранней деревянной крепос­ти, она примкнула к оставшейся от нее одной каменной башне. Но в целом крепость

_________

¹⁷⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска. - СА, 1959, № 1, стр. 139-141.

¹⁸⁾ Следует отметить, что на отсутствие башен в Пскове в начало XIV в. в литературе фак­тически уже указывалось; во всяком случае, А. И. Никитский: и конце XIX в. осторожно писал, что башни «до XIV столетия у псковских стен если и были, то в весьма незначитель­ном количестве» (А. И. Никитский. Очерки внутренней истории Пскова. СПб., 1873 стр. 113-114).

-97-

Шелоги была все же без башен; основу ее составляли не башни, а стены (стр. 99). Данное утверждение подкрепляется не только датировкой изборских башен (сей­час, помимо башни Луковки, крепость имеет еще несколько башен), которые были пристроены к крепости Шелоги позднее ¹⁸⁾, но и псковскими летописями. Рассказывая о постройке Изборской крепости в 1330 г. на Жеравьей горе, некоторые из них тут же отмечают, что псковичи и изборяне «того же лета и стену камену с плитою учиниша» ²⁰⁾; о построении же башен они ничего не говорят.

Может возникнуть предположение, что ставя «стену камену с плитою», пскови­чи и изборяне снабдили ее все же башнями, которые при строительстве более позд­них башен были частично разобраны. Однако кладка существующих изборских ба­шен везде однородна; в них нет таких мест, которые можно было бы принять за фраг­менты более древних кладок, относящихся к 1330 г.

Не находит подтверждения также и предположение о постройке существующих изборских башен на местах более ранних, разобранных полностью. В этом легко удостовериться на примере Порховской крепости конца XIV в. Ниже мы увидим, что башни этой крепости построены одновременно со стенами, составляют с ними одно целое, а тыльные стороны этих башен выложены вровень с тыльными сторонами стен и как бы служат их продолжением. Принимая это во внимание и предполагая, что Изборская крепость 1330 г. могла иметь какие-то башни, мы должны тогда счи­тать, что с тыльных сторон эти башни также были сложены в одной плоскости со стенами. При сломке же башен, сложенных подобным образом, в крепостных стенах должны были бы появиться бреши, требующие заполнения. В стенах Изборска постройки 1330 г. такого заполнения нигде нет - ни в местах расположения существующих башен, ни между ними. С тыльных сторон кладка изборских стен этого времени однородна на всем протяжении и каких-либо вставок не имеет.

Следовательно, говорить о наличии каких-то башен у этой крепости и о их пол­ной сломке перед постройкой существующих башен нет никакого основания. Это под­тверждается еще и тем, что по отношению к стенам 1330 г. имеющиеся башни стоят с резким выносом вперед и как бы касаются их. При сломке каких-то более ранних башен новые башни так не стояли бы; в этом случае, как и в Порхове, они были бы «врезаны» в стены, заполнили бы собой образовавшиеся в них (в результате вы­ломки более ранних башен) пустоты и имели бы тыльные стороны, выложенные вро­вень с тыльными сторонами стен. Сказанное еще раз говорит о том, что каких-то разобранных позднее башен Изборская крепость 1330 г. иметь не могла.

Видимо, и новгородцы в первой половине XIV в. не у всех своих крепостей стро­или башни. Во всяком случае, проследив основание стены Новгородского острога 1335 г. на протяжении 196 м, археологи остатков башен у нее не обнаружили ²¹⁾. Стена посадника Федора их, очевидно, не имела вообще. Это предположение под­тверждается еще и тем, что даже в конце XIV в. крепостные башни ставились друг от друга на расстояниях вдвое меньших, чем протяженность открытого участка сте­ны Новгородского острога 1335 г. ²²⁾.

Таким образом, укрепления без башен характерны для русского военного зод­чества не только XIII в. ²³⁾, но и следующего столетия, когда на Руси, наряду с без­башенными крепостями, продолжали существовать и однобашенные оборонительные сооружения.

_________

¹⁹⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска, стр. 131 и 133.

²⁰⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 17; вып. 2, стр. 92.

²¹⁾ А. В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде. - МИА СССР, № 11, М.-Л. 1949, стр. 133.

²²⁾ О расстояниях между башнями в русских крепостях конца XIV - середины XV вв. см. ниже.

²³⁾ П. А. Раппопорт. Очерки..., стр. 166.

-98-

План Изборской крепости 1330 г. Реконструкция автора

Существенно, что, возводя в 1330 г. каменные стены Изборска, посадник Шелога не разобрал старой башни, принадлежавшей более ранней деревянной крепости, а включил ее в состав каменных стен, так что безбашенная Изборская крепость 1330 г. стала фактически однобашенной ²⁴⁾.

Этот уникальный в своем роде случай и постройка одной каменной башни по­садником Яковом в Кореле в 1364 г. хорошо показывают, что для русских крепостей первой половины XIV в. было вполне достаточно одной башни и что в увеличении их количества не было тогда нужды.

Возможно, что однобашенные русские крепости были как-то связаны еще со своеземческими городами, вернее, мелкими феодальными укрепленными усадьбами, при­надлежавшими одному вотчиннику. Так, изборская башня Луковка была создана тогда, когда в Изборске еще сидел свой собственный князь Остафий ²⁵⁾, а малень­кий городок Рахлей, стоявший на крутом берегу Палемского озера, имел всего лишь одну башню ²⁶⁾. Благодаря этому однобашенные крепости в какой-то степени приб­лижались к западноевропейским замкам XIII-XIVвв., также имевшим подчас одну башню. Такого рода башни известны, например, у замков Чехии и Мора­вии, где они были сперва, очевидно, жилыми, а затем сторожевыми и оборонительными ²⁷⁾.

Архитектурный облик однобашенных крепостей по сравнению с архитектурным обликом безбашенных оборонительных сооружений был, конечно, другим. Возвы­шавшиеся над стенами и скрытой за ними застройкой, такие башни были главными доминантами укрепленных пунктов, их высотными ориентирами.

Весьма скуп и суров был, вероятно, и силуэт однобашенных крепостей. Как и в XII в., главную роль в этом силуэте играли крепостные стены и то возвышенное место, на котором они стояли. Башня, верхняя часть которой выглядывала из-за

_________

²⁴⁾ Отметим, что и значительно позднее некоторые крепости строились без башен. Даже такая поздняя крепость, как «город» Велиж, выстроенная в 1536 г. при впадении ручья Коиевица в в Двину, в XVIII в. имела только две воротных башни, а башен как таковых у нее совсем не было (см. чертеж 1789 г. - ЦГВИА, ВУА, № 21528-5, л. 56).

²⁵⁾ Летописи говорят, что в 1323 г., т. е. еще до постройки крепости в Изборске посадником Шелогой, «Остафий князь Изборский» вместе с конными и пешими изборянами двинулся на по­мощь Пскову, осаждавшемуся тогда немцами (ПЛ, вып. 2, стр. 23 и 28).

²⁶⁾ И. К. Степановский. Вологодская старина, Вологда, 1890, стр. 355.

²⁷⁾ З. Вирт. Замки и дворцы в Чехии и Моравии. Praha, 1960, стр. 17-19.

-99-

стен и поднималась над ними, вносила в этот силуэт только некоторое разнообразие и в какой-то мере обогащала его (см. стр. 28). Не случайно на древнерусских миниатю­рах, с определенной символичностью иллюстрирующих военные события XII-XIV вв. , тот или иной русский город изображался в виде одной башни ²⁸⁾. Видимо, башня была тогда таким же символом города, как и собор ²⁹⁾.

Вопрос о назначении единичных башен в русском оборонном зодчестве до сих пор окончательно не решен, но известно, что мощные средневековые башни-донжоны Западной Европы были последними оборонительными пунктами для жителей и гар­низонов замков. На Руси роль единичных башен в системе укрепленных пунктов была, по-видимому, другой. В средневековых замках Западной Европы донжоны ставились обычно внутри замковых дворов. В Польше, как и в других странах, для них выби­рались самые высокие и наиболее труднодоступные участки ³⁰⁾. Такие же участки избирались и для одиночных башен почти безбашенных крепостей Грузии XVI в. ³¹⁾ В Варадине и Холме башни стояли, как уже отмечалось, среди города.

На примере Изборска видно, что одиночные башни русских крепостей стояли не в центре обороняемой территории и не с напольной, наиболее ответственной стороны оборонительного сооружения, как это имело место, например, в Гродно ³²⁾, а на­оборот, отодвигались в глубь защищенного стенами пространства, в его наименее доступную для противника часть, т. е. они не были связаны с приступными стенами крепостей. Подобный прием постановки единичных башен был распространен довольно широко. Единственная башня-«столп» в Каменец-Литовске на Волыни, охаракте­ризованная в литературе как отдельное, почти самостоятельное военно-оборонитель­ное сооружение, возведенное на искусственной насыпи ³³⁾, стоит в кольце остатков земляных валов, служивших основанием замковым стенам ³⁴⁾, и, что самое главное, на высоком берегу прикрывавшей ее с севера реки Льстны.

От донжонов единичные башни русских крепостей отличались и своим устрой­ством. Донжон - это башнеобразное сооружение, предназначенное в первую оче­редь для жилья и во вторую - для обороны. В соответствии с этим в сохранивших­ся донжонах наряду с бойницами всегда имеются окна, которые в нужный момент могли стать боевыми отверстиями, и остатки каминов в жилых этажах. В русских одиночных башнях отопительных систем никогда не было. Не было в них и оконных

_________

²⁸⁾ А. В. Арциховский. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944, стр. 14 и 35.

²⁹⁾ Примечательно, что внутри укрепленных пунктов отдельные самостоятельные башни про­должали стоять и значительно позднее, когда крепости уже имели башни, связанные со стенами. Прекрасный пример в этом отношении дает Полоцк, захваченный поляками в конце XVI в. Во время его осады в 1579 г., свидетельствует Рейнгольд Гейденштейн, «неприятель тоже не дремал и с высоких башен, особенно же с той, которая находилась посредине крепости и возвышалась над всеми прочими, сильно палил из пушек во все стороны» (Рейнгольд Гейденштейн. За­писки о Московской войне. 1578-1583. СПб., 1889, стр.67). Высокая башня, стоявшая внутри города, была и в Смоленске; она изображена на гравюре Келлера 1610 г. К этому следует приба­вить, что высокая круглая в плане башня стоит также внутри многобашенного замка в Сатанове (Е. Сiцiнський. Обороннi замки Захiднього Подiлля XI-XVII ст. - «Записки iсторично-фiлологiчного вiддiлу Всеукраiньска академия наук», кн. XVII. Киiв, 1928, стр. 105-113). К со­жалению, время постройки названных башен неизвестно. Однако наличие их в Полоцке, Смолен­ске и Сатанове говорит об устойчивости некоторых традиций в военном зодчестве. Если же временем их появления ориентировочно считать XIV в., то можно сказать, что район примене­ния подобного рода единичных башен был значительно шире, нежели это указывалось нами выше.

³⁰⁾ B. Guеrquin. Указ. соч., стр. 23.

³¹⁾ П. П. Закарая. Некоторые вопросы крепостных сооружений Шида Картли XVI- XVIII вв. - «Вестник Государственного музея Грузии», т. XIX-A и XXI-B. Тбилиси, 1957, стр. 203.

³²⁾ Н. Н. Воронин. Древнее Гродно. - МИА СССР, № 41. М., 1954, стр. 153-154.

³³⁾ П. А. Раппопорт. Волынские башни, стр. 206.

³⁴⁾ Ю. С. Асеев. Архiтектура областей середнього приднiпров'я i Галицько-Волинських земель у перiод феодальноi роздробленостi.- «Нариси icтоpii архiтектури украiнськоi РСР». Киiв, 1957. стр. 57.

-100-

проемов. На примере изборской башни Луковки можно видеть, что их стены были прорезаны лишь бойницами.

В защите крепостных стен единичные башни участия также, по-видимому, не при­нимали, хотя и были приспособлены к защите, о чем говорят бойницы по перимет­рам ярусов. В укрепленные пункты такие башни превращались, очевидно, толь­ко тогда, когда противник врывался внутрь «города», а его защитники вынуждены были искать последнего убежища; для этого башня и снабжалась бойницами. Впро­чем такое использование башни осажденным гарнизоном русские знали, кажется, лишь из практики противника. Так, например, в 1343 г., когда новгородцы начали штурм подожженного приметой Орехова, шведы «в костер вбегоша и новгородцы воидоша в городок и взяша его» ³⁵⁾.

Одиночные башни русских крепостей несли и сторожевую службу. Стоявшие обыкновенно на самых высоких и наименее уязвимых местах, они были, можно ду­мать, «командными пунктами» крепостей, позволявших видеть многие участки воен­ных действий. Во время сражений и осад в таких башнях, возможно, находились князья, воеводы и их приближенные, осуществлявшие руководство обороной укре­пленных пунктов. В них же хранилось, по-видимому, и крепостное вооружение; во всяком случае, взяв в 1480 г. костер, стоявший на берегу Амовжи, псковичи вывезли из него «много добра... и пушек» ³⁶⁾.

Видимо, поздним примером подобных башен является башня, стоявшая в конце XVI в. на острове у входа в Архангельский рейд. Жан Соваж Диеппский в своих воспоминаниях о поездке в Россию в 1586 г. записал, что на этом острове имеется «всего два три дома, да башня, где находится стража». Эта башня была видна с моря «весьма издалека» ³⁷⁾, что говорит о ее дозорном назначении.

2

Поскольку в русских крепостях конца XIII-первой половины XIV вв. башни были единичными, боевую основу крепостей составляли не башни, а стены.

В период метательной и стенобитной техники высота крепостных стен была ниже, чем позднее, когда стало применяться огнестрельное оружие. Исследование крепости в Изборске показало, что стены 1330 г. были на 1,5-2 м ниже существующих ³⁸⁾. Летописи свидетельствуют, что деревянная стена Пскова середины XIV в. была «мало выше мужа» ³⁹⁾. Сравнительно невысокими были и стены Московского кремля 1367 г. ⁴⁰⁾; сопоставляя эти стены со стенами более поздними, уже «поновленными» В. Д. Ермолиным в 1462 г., летописец в рассказе об осаде Москвы Тохтамышем от­метил, что татары сбивали москвичей со стен, так как они были «ниски» ⁴¹⁾. Предполагается, что немного выше человеческого роста были и деревянные стены Звениго­рода, служившие лишь для прикрытия воинов ⁴²⁾.

Небольшая высота крепостных стен была характерной особенностью не только русского военного зодчества XIV в. Рассказывая, что в 1345 г. литовский князь Ольгерд вместе со своим братом «изгониша город Вильну», летописец прибавил:

_________

³⁵⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1. вып. 1, стр. 278.

³⁶⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 77; вып. 2, стр. 59 и 220.

³⁷⁾ «Записка о путешествии в Россию Жана Соважа Диеппского в 1586 г.» - «Русский вестник», т. 1. СПб., 1841, стр. 229.

³⁸⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска, стр. 129.

³⁹⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 28-29 и 105.

⁴⁰⁾ Н. Н. Воронин. Московский кремль (1156-1367).-МИА СССР, № 77. М., 1958, стр. 60.

⁴¹⁾ ПСРЛ, т. XXIII. СПб., 1910, стр. 128.

⁴²⁾ Б. А. Рыбаков. Раскопки в Звенигороде. - МИА СССР, № 12. М. - Л., 1949, стр. 131.

-101-

«князь Евнутеи перевержеся чрез стену городную и бежа на Москву» ⁴³⁾. Следова­тельно, и за пределами Руси крепостные стены также были тогда невысокими. Од­нако низкими, даже ниже человеческого роста, стены русских крепостей XIV в. были, очевидно, не так уж часто. Так, в Изборске стены 1330 г., хотя и были ниже существующих, но их высота была все же значительной - больше человеческого роста примерно в 4-5 раз. На высоту около 6-7 м сохранились и первоначальные стены Порхова. Понятие «низкая стена» вообще весьма относительное; во время польско-литовской интервенции начала XVII в. было отмечено, что «град» Троице-Сергиева монастыря, выстроенный в середине XVI в., не только «некрепок», но и «низкостенен» ⁴⁴⁾; высота же стен этого «града» даже в то время была намного выше человеческого роста ⁴⁵⁾.

В специальной литературе не раз поднимался вопрос о толщине каменных стен русских крепостей XIV в. Ф. Ласковский, например, считал, что «до употребления огнестрельного оружия стены делались весьма высокие и толстые» ⁴⁶⁾. Позднее эту точку зрения безоговорочно принял и развил Л. А. Фриман: «При сооружении пер­вых каменных оград в России...,- писал он, - стены делались весьма высокие и толстые, так что живая оборона играла как бы второстепенную роль» ⁴⁷⁾.

Совершенно к другим выводам пришел В. А. Богусевич. На основании изучения Порховской крепости конца XIV-начала XV вв. и сравнения ее с более поздними памятниками русского оборонного зодчества, он установил, что до конца XIV в., когда на Руси и за ее пределами метательные и стенобитные машины имели еще ши­рокое распространение, стены русских крепостей строились довольно тонкими, тол­щиной всего лишь около 1 м ⁴⁸⁾.

Однако каменная стена Новгородского острога 1335 г., обнаруженная раскоп­ками на Славенском холме, везде имела толщину около 3 м ⁴⁹⁾. По мнению A. В. Арциховского, открытие этой стены изменило представление о древнерусской военной архитектуре ⁵⁰⁾. Действительно, ее трехметровая толщина опровергает вывод B. А. Богусевича о метровой ширине крепостных стен периода метательной и стено­битной техники. Позднее, когда в городском валу Торговой стороны Новгорода A. Л. Монгайт раскопал каменную стену конца XIV в. толщиной 4,4-4,6 м ⁵¹⁾, выводы B. А. Богусевича были полностью опрокинуты. Поэтому П. А. Раппопорт, подводя итог изучению крепостей в Ладоге, Порхове, Изборске и Острове, но базируясь исклю­чительно на поперечных размерах стен, открытых в Новгороде, отметил, что «стены XIV в., т. е. до распространения артиллерии, имели очень значительную толщину» и что не так уж был неправ Ф. Ласковский, писавший о строительстве весьма тол­стых и высоких стен в период, предшествовавший употреблению огнестрельного оружия ⁵²⁾.

_________

⁴³⁾ ПСРЛ, т. XXVI. М.- Л., 1959, стр. 114.

⁴⁴⁾ «Сказание Авраамия Палицына». М.- Л., 1955, стр. 134.

⁴⁵⁾ Позднее стены Троице-Сергиева монастыря были надстроены (В. И. Балдин. Красная башня Троице-Сергиева монастыря. - «Сообщения Загорского Государственного историко-художественного музея-заповедника», вып. 3. Загорск, I960, стр. 97; И. В. Трофимов. Памят­ники архитектуры Троице-Сергиевой лавры. М., 1961, стр. 31).

⁴⁶⁾ Ф. Ласковский. Материалы для истории инженерного искусства в России, ч. 1. СПб., 1858, стр. 111.

⁴⁷⁾ Л. Фриман. История крепости в России, ч. 1 (До начала XIX ст.). СПб., 1805, стр. 16.

⁴⁸⁾ В. А. Богусевич. Порховская крепость. - НИС, вып. 1. Л. 1936, стр. 19.

⁴⁹⁾ А. В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде, стр. 132-135.

⁵⁰⁾ А. В. Арциховский. Археологическое изучение Новгорода. - МИА СССР. № 55, М., 1956, стр. 11.

⁵¹⁾ А. Л. Монгайт. Каменная стена «Окольного города» Новгорода Великого. - КСИИМК, вып. XXVII. М., 1949, стр. 123-127; А. Л. Монгайт. Оборонительные сооружения Новгорода Великого. - МИА СССР, № 31. М.,1952, стр. 21.

⁵²⁾ П. А. Раппопорт. Из истории военно-инженерного искусства древней Руси. - МИА СССР, № 31. М„ 1952, 192-193.

-102-

Между тем, встав на защиту мнения Ф. Ласковского и говоря о большой мощно­сти каменных крепостных стен доогнестрельной эпохи, П. А. Раппопорт указал одновременно, что первоначальные стены Порхова имели толщину всего лишь 1,8 м, а Изборска - 2,2-2,6 м. Кроме того, он упомянул об участке стены Среднего го­рода в Пскове, который, по данным В. А. Богусевича, имел ширину около 1,5 м ⁵³⁾. Исходя из этих размеров и сопоставления их с размерами стен острога в Новгороде, можно было бы предположить, что в XIV в., т. е. в период широкого применения камнеметной техники, на Руси, наряду с толстыми (3-4,6 м) каменными стенами, строились также и тонкие стены, толщиной от 1 до 2,6 м. Но этого П. А. Раппопорт не сделал, так как образцом каменной крепостной архитектуры XIV в. он считал только Порхов, построенный в 1387 г. Что же касается Изборска, то его он вообще датировал не ранее, чем серединой XV в., т. е. отнес его постройку к эпохе разви­того огнестрельного оружия, а время возведения упомянутого участка стены Сред­него города в Пскове считал неизвестным.

Однако наиболее древний, внутренний слой стен Изборской крепости, довольно хорошо выявляющийся в натуре, принадлежит постройке 1330 г. ⁵⁴⁾ Упомянутый участок стены Среднего города в Пскове также относится к XIV в.; его, без сомнения, можно связать с 1375 г., когда старая дубовая стена Псковского посада была заме­нена новой, уже каменной. Это позволяет говорить более уверенно об одновременном существовании толстых и тонких каменных стен в доогнестрельный период, тем бо­лее, что основные стены Порхова, построенные в начальный период примене­ния огнестрельной артиллерии, но явно без расчета на ее действие, также не имеют большой толщины.

Сделанное предположение о существовании толстых и тонких стен в период ме­тательной и стенобитной техники перерастает в уверенность при ознакомлении с по­перечными размерами стен других оборонительных сооружений, относящихся самое позднее к концу XIV в. В самом деле, в 1951 г. В. А. Богусевичем был вскрыт уча­сток стены Киево-Печерской лавры, который по формату кирпича и технике кладки датируется им XII-XIII вв. ⁵⁵⁾ Неизвестный автор Киевского синопсиса имел об этой стене достаточно ясное представление. Киево-Печерский монастырь, - писал он,- «окрест каменными стенами обведен бысть на два стрельбища; в толсто­ту же, или в ширину каменна стена бяше на сажень» ⁵⁶⁾.

Приведенный в синопсисе размер полностью подтвердился: раскопанный В. А. Бо­гусевичем участок стены имел толщину около 2 м ⁵⁷⁾. Установлено также, что камен­ная стена Владимирского детинца 1194 г., проходившая неподалеку от Успенского собора, достигала ширины 1-1,7 м ⁵⁹⁾, а остатки каменной стены псковского приго­рода Велье 40-х годов XIV в. имеют толщину около 4,6 м ⁵⁹⁾.

Стена Среднего города в Пскове, относящаяся к 1375 г., рядом с Мстиславской башней имеет толщину 2,2 м ⁶⁰⁾, а древний участок западной стены Псковского крем­ля, датируемый самое позднее первой половиной XV в., - чуть более 2 м.

_________

⁵³⁾ В. А. Богусевич. Порховская крепость, стр. 19. Существует мнение, что стены Нов­городского детинца первой половины XIV в. имели примерно такую же толщину - около 1,5 - 1,7 м (Н. Г. Порфиридов. Древний Новгород. М.- Л., 1947, стр. 102), но это ничем не под­креплено.

⁵⁴⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска, стр. 133.

⁵⁵⁾ Ю. С. Асеев и В. А. Богусевич. Военно-обороннi стiни XII вiку в Киево-Печерськiй лаврi. - «Вiсник Академii Архiтектури УРСР». Киiв, 1951, № 4, стр. 40.

⁵⁶⁾ Киевский синопсис. Киев, 1836, стр. 93.

⁵⁷⁾ Ю. С. Асеев и В. А. Богусевич. Указ. соч., стр. 40.

⁵⁸⁾ Н. Н.Воронин. Зодчество северо-восточной Руси XII-XV вв., т. 1, М., 1961, стр. 454.

⁵⁹⁾ По-видимому, эта стена была уничтожена в XVI в.; во всяком случае, во время нашествия войск Стефана Батория на Россию русские специально разрушили крепости Красный, Воронач и Велие (Рейнгольд Гейденштейн. Указ. соч., стр. 184 и 268).

⁶⁰⁾ По данным Псковской научно-реставрационной производственной мастерской, вскрыв­шей названную стену в указанном месте.

-103-

Следовательно, в русской крепостной архитектуре периода метательной и стено­битной техники строились очень различные по толщине стены. Каких-либо норм в этом отношении, по-видимому, не существовало. Даже в начальный период приме­нения пушек стены одной и той же крепости делались подчас разной толщины. В Порхове, например, крепостные стены 1387 г. имеют толщину 1,8 м, а стены Малой башни, выстроенной в то же время, равно как и первоначальные стены Никольской и Средней башен, немного меньше - 1,4 м.

Впрочем, нельзя сказать, что толщина стен крепостей периода метательной тех­ники вообще ничем не определялась. Упомянутые памятники оборонного зодчества позволяют установить, что толщина их стен находилась в XIV в. в прямой зависи­мости от расположения крепостей - от их природного окружения, а также от так­тики осады и характера осадной техники. Чтобы убедиться в этом, обратимся к са­мой тактике. Рассказывая об осаде эстонского замка Мезиотэ в 1220 г., Генрих Лат­вийский сообщает, что тевтонцы совместно с ливами и лэттами «построили войско в порядок, подступили к замку, взяли окружающую его деревню, захватив большую добычу, осадили замок и сражались много дней. Одни построили осадную башню, дру­гие установили стенобитные машины, третьи действовали балистами, четвертые устро­или ежа ⁶¹⁾ и стали снизу подрывать вал, пятые заполняли ров, снося туда бревна; поверх его надвинули осадную башню, а внизу вели подкоп» ⁶²⁾. В XIV в. тактика осталась той же, захват городов также производился тогда с помощью осад и пря­мых штурмов ⁶³⁾, а средством разрушения крепостей служили стенобитные и камнеметные машины - тараны и пороки. Однако камнеметы, метавшие камни подчас большой величины и огромного веса ⁶⁴⁾, обладали навесной траекторией дей­ствия, в связи с чем их «снаряды» наносили крепостным стенам лишь сколь­зящие удары. Такие удары были опасными преимущественно для верхних ча­стей оборонительных сооружений и самих осажденных. Более эффективным средством разрушения крепостных стен были тогда не пороки, употребляв­шиеся даже и в XV в. ⁶⁵⁾, а тараны. Правда, при осадных операциях стенобитные машины применялись значительно реже, чем камнеметы, но для оборонительных сооружений они издавна были орудиями более грозными, нежели пороки ⁶⁶⁾; так, разорив в 1240 г. Киев и подойдя к Киево-Печерской лавре, войска Батыя «таранами стены каменныя монастырския столкши и до основания сокрушивши» ⁶⁷⁾.

Простейший вид таранов может быть представлен в виде двух скрепленных ввер­ху наклонных бревенчатых стоек, между которыми подвешивалось массивное, боль­шей частью окованное с одного конца бревно, которым при раскачивании и таранили стены, т. е. сильно и ритмично ударяли по ним. В связи с тем, что концевой оковке бревна придавался подчас вид бараньей головы, тараны иногда именовались бара­нами. Удары таких машин были уже не касательными, а прямыми, перпендикуляр­ными; они крошили стены в нижних частях, делали в них бреши, а то и просто под­бивали, отчего их участки иногда даже и обрушивались.

В начале XIV в. это устройство было, очевидно, усовершенствовано; для разруше­ния каменных крепостных стен тогда употреблялись уже передвижные, видимо, за-

_________

⁶¹⁾ Осадная машина, называвшаяся так либо в связи с наличием торчавших из нее спиц, либо потому, что рыла землю как еж.

⁶²⁾ Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.- Л., 1958, стр. 201-202.

⁶³⁾ М. Г. Рабинович. Осадная техника на Руси в X-XV вв. - «Известия АН СССР (серия истории и философии)», т. VIII, № 1, М., 1951, стр. 75.

⁶⁴⁾ Б. А. Рыбаков. Русское военное искусство X-XIII вв. М., 1945, стр. 19.

⁶⁵⁾ В 1426 г. литовцы подошли к Вороначю «и исчипивше пороки шибаху на град камение ве­ликое» (ПЛ, вып. 2, стр. 40).

⁶⁶⁾ Обыкновенно действию пороков придается большое значение, между тем мощность их была невелика. Так, например, осада Выборга в 1322 г. князем Юрием Даниловичем, несмотря на применение пороков, была безуспешной. Новгородцы, хотя и били по нему шестью по­роками «и много людей избиша» в нем, но «города не взяша» (ПСРЛ, т. XXVI, стр. 107).

⁶⁷⁾ Киевский синопсис, стр. 125.

-104-

крытые с трех сторон башни, снабженные внутри сильным ударным механизмом. Пско­вичи такие башни называли «городами». Наибольшее распространение они имели на западе и применялись преимущественно немцами против крепостей северо-западной Руси. Псковские летописи впервые упоминают о них под 1323 г.: «приидоша Немци к Пскову, овии на конех а инии в кораблех и в лодиах, гордяшеся, в силе тяжце, с порокы и з городы и со инеми многыми замышлении... И стояша у города 18 днии, порокы биюши, городы своя придвигаюше, за лесами лезуще, и лествица исчиниша, хотяше через стену лести» ⁶⁸⁾. Были применены подвижные осадные башни и при на­падении на Изборск в 1341 г.: «а на заутрие Немци приидошя к Изборску с порокы и з городы и со многым замышлениемь, и оступиша град» ⁶⁹⁾.

Однако и при осаде Пскова и при осаде Изборска немцы не смогли, очевидно, форсировать рвы и придвинуть осадные башни к крепостным стенам; в противном случае летописец не ограничился бы упоминанием о их появлении, а сказал бы и о их действии. Недаром, осаждая Изборск в 1341 г. в течение десяти дней, немцы в итоге вынуждены были снять осаду и отойти прочь, «пожегше порокы и городи и весь запас свой» ⁷⁰⁾.

В 1368 г. немецкие стенобитные машины были все же придвинуты вплотную к стенам Изборска: «приидоша Немци к Изборску в велице силе, с многыми замышле­нии, с порокы, со възграды з бораны, хотяше разорити град и дом святого Николы. И стояша 18 днии, порокы шибающе, возграды привлачюще и тлъкуще в стену». Но изборяне смогли, очевидно, принять меры к ликвидации вражеской техники, ибо вслед за этим летописец отмечает, что немцы «много безумнии трудившеся не успеша ничтоже, бог бо храняше град» ⁷¹⁾.

Таким образом, характер действия пороков и подвижных башен был различным: пороки «шибали», т. е. метали или стреляли, а «грады» «толкали» или «толкли», т. е. ударяли или били в стены. Указание, что немцы «возграды привлачюще» косвенно говорит о тяжеловесности, громоздкости и неповоротливости этих осадных машин.

По-видимому, «городы» были не чем иным, как усиленными «баранами», но заключенными в специальные передвижные башни, снабженные штурмовыми лест­ницами. Применение подобных стенобитных устройств, быстро изготовлявшихся даже перед штурмами, было возможно только в тех случаях, когда они вплотную придвигались к крепостным стенам. Это всегда учитывалось и нападающими и защи­щающимися. Поэтому строители крепостей стремились выбрать для них места, ис­ключающие применение этих машин. Такими местами и были те возвышенности, ко­торые испокон веков использовались русским народом для безопасного размещения поселений. Их крутые склоны делали крепости почти неприступными: рассказывая, что в 1311 г. город «Ванаи» был взят новгородцами, летописец особо отметил, что «немци вбегоша в детинець, бяше бо место крепко, на камени высоце, не имея при­ступа ни откуду же» ⁷²⁾. В таких условиях осаждающим приходилось использовать только живую силу.

Также были недоступны для стенобитных машин и крепости, располагавшиеся на островах; даже в таком позднем руководстве, как «Устав ратных, пушечных и других дел», Онисим Михайлов писал, что города, прикрытые водой или болотами, бы­вают «крепки без крепкие стены», так как «нельзя города осадити ни наряду ставити ни приступу чинити» ⁷³⁾. Учитывая все это, русские городельцы и делали стены

_________

⁶⁸⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 15; вып. 2, стр. 22-23.

⁶⁹⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 18; вып. 2, стр. 24.

⁷⁰⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 25.

⁷¹⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 28. В ливонской хронике также говорится, что немцы, хотя и осаждали Изборск в продолжение двух недель «машинами и другими военными снарядами, но не имели ни­какого успеха» (Герман Вартберг. Указ. соч., стр. 115).

⁷²⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 1, стр. 254.

⁷³⁾ Онисим Михайлов. Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки, ч . 1. СПб., 1777, стр. 92.

-105-

крепостей не особенно толстыми, шириной 1,8-2,6 м без расчета на действие стенобит­ных орудий. Таков, например, Изборск, с северной стороны которого находится отвесный обрыв, а с восточной - крутой склон. Придвинуть к нему тяжелую и не­поворотливую стенобитную технику с названных сторон было невозможно. Поэтому в 1330 г. его стены и клали здесь толщиной в 2,2-2,6 м. То же можно видеть и в бо­лее поздней крепости Порхова, которая расположена на возвышенности, прикрытой с одной стороны рекой, а с другой - ложбиной. Штурмовать эту крепость с приме­нением стенобитных машин также было невозможно. В 1387 г. новгородцы и сделали ее стены толщиной всего лишь 1,8 м.

Однако идеальные в стратегическом отношении места для расположения кре­постей встречались не часто. Даже в Изборске, где Жеравья гора была очень удоб­на для обороны, с западной стороны крепости все равно оставалось ровное простран­ство, позволявшее противнику приблизиться к стенам вплотную. Это было очень опасным моментом осады. Недаром, давая советы «об укреплении крепостей и горо­дов» против монголов, Плано Карпини настоятельно предупреждал: «и должно тща­тельно остерегаться,чтобы не позволять татарам выставлять свои машины, но отражать их своими машинами; и если случайно при помощи какой-нибудь выдумки или ка­кой-нибудь хитрости татары воздвигнут свои машины, то надо, если возможно, раз­рушать их своими машинами; должно также оказывать сопротивление при помощи баллист, пращей и орудий, чтобы они не приближались к городу» ⁷⁴⁾.

Новгородские и псковские строители, хорошо знавшие тактику немцев и шведов, поступали иначе. Чтобы воспрепятствовать осаждающим приблизить свои машины вплотную к крепостям с открытых и незащищенных сторон, они устраивали перед ними препятствия в виде валов и рвов. Это заставляло противника под обстрелом обороняющихся производить их форсирование ⁷⁵⁾. В таких случаях осаждающие несли большие потери в живой силе ⁷⁶⁾, а иногда и лишались своей громоздкой и неповоротливой техники, ибо осажденные принимали все меры к ее уничтожению. Так, при штурме русского города Юрьева немцами в 1224 г., когда тевтонцы придвигали свою высокую осадную башню, выстроенную за восемь дней из тол­стых и длинных бревен, и поставили ее поверх крепостного рва, юрьевцы «зажгли большие огни, открыли широкое отверстие в вале и стали через него скатывать вниз колеса, полные огня, направляя их на башню и подбрасывая сверху кучи дров» ⁷⁷⁾.

Отсюда понятно, почему в Новгороде стена каменного острога 1335 г. толще первоначальных стен одновременных крепостей Изборска и Порхова. Стены этого острога, расположенного на Славенском холме, имеют толщину 3-4 м ⁷⁸⁾, - сам холм был невысоким и подходы к нему не были прикрыты существенными естественными преградами, тогда как крепости Изборска и Порхова расположены в более выгодных стратегических условиях.

_________

⁷⁴⁾ Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов (издана вместе с «Путешест­вием в восточные страны» Гилъома де Рубрука). М., 1957, стр. 65.

⁷⁵⁾ Примечательны в этом отношении осада эстонского замка Валиендэ (Феллин) в 1211 г. тевтонами, которые с помощью подчиненных им ливов и лэтов «нанесли бревен и заполнили ров снизу доверху, а сверху надвинули осадную башню» (Генрих Латвийский. Указ. соч., стр. 138), и захват Владимира татарами и 1238 г., которые выбили «стену градную наметавше в ров сырого леса, и тако по примету внидоша в град» (ПСРЛ т. XV. СПб., 1863, стб. 369).

⁷⁶⁾ Рассказывая об осаде Феллина в 1223 г. немцами, соорудившими малые осадные машины и патереллы и построившими крепкую и высокую бревенчатую башню, придвинутую затем ко рву для ведения подкопа, Генрих Латвийский отмечает, что «сильно им мешали, однако, баллистерии, бывшие в замке», ибо против вражеских баллист у осажденных было много своих баллист, которые, с одной стороны, были сделаны ими самими, а с другой - отняты у «братьев-рыцарей» (Генрих Латвийский. Указ. соч., стр. 230).

⁷⁷⁾ Генрих Латвийский. Указ. соч., стр. 237-239.

⁷⁸⁾ А. В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде, стр. 134.

-106-

Таким образом, толщина крепостных стен XIV в. находилась в зависимости от есте­ственных и искусственных преград перед ними, разрушительной силы стенобитных машин и тактики штурма крепостей. При этом чем ниже были стратегические каче­ства местности, тем толще делались городовые стены, и, наоборот,- чем выше были ее стратегические качества, тем тоньше были крепостные стены.

Указанными соображениями русские мастера руководствовались и при возведе­нии крепостей, строившихся частично из дерева, а частично и из камня. В этих слу­чаях они действовали так же, как и при возведении сплошь каменных укреплений. Недаром единственная каменная стена псковского пригорода Велье была располо­жена с наиболее открытой и доступной стороны, а земляные валы, на которых сто­яли его деревянные стены, -со сторон, более прикрытых самой природой. Полука­менный, полудеревянный кремль Гдова также имел каменную стену с не защищенной природой стороны; это было отмечено даже летописцами, сообщившими о его соз­дании во второй четверти XV в. ⁷⁹⁾

Не составляют, очевидно, в этом отношении исключения и крепости, рубленые целиком из дерева. Правда, толщина их стен сейчас неизвестна, но примеры других крепостей позволяют считать, что стратегические качества местности также оказыва­ли влияние на ширину (а, может быть, и на конструкцию) их стен. Особенно это от­носится к стенам, обращенным к полю; они, без сомнения, были более прочными, нежели остальные.

Крепостные стены, обращенные в сторону открытого пространства, всегда были главными. Наличие таких стен - характерная особенность архитектуры средневековых оборонительных сооружений.

Наиболее ярко главные стены выявлены у укрепленных пунктов мысового рас­положения. В Пскове, например, это была южная стена, обращенная к открытому полю, а в Изборске - стена западная, ориентированная на ровное пространство плато. Такие же стены имелись в Москве, Твери, Старице и других городах того вре­мени.

Обыкновенно главные стены «городов» именовались на Руси «приступными». Прикрывая организм «города», они принимали на себя основные вражеские удары и их отражали. Это были лобовые стены укрепленных пунктов, их главные фасады. Выявлявшие боевую ориентацию крепостей, они определяли и их архитектурный облик. Чем мощнее были приступные стены, тем суровее и выразительнее был облик крепостей.

Огромная роль приступных стен в деле обороны крепостей яркое отражение нашла в Пскове, где южная стена кремля носила специальное название «персей». Это название, данное южной стене Псковского кремля в глубокой древности, было вполне оправдано, так как на протяжении ряда столетий она была грудью Псков­ского крома в полном смысле этого слова ⁸⁰⁾. Возможно, что в этом, весьма образном наименовании, отразился также характер обороны Псковского кремля и то впечат­ление, которое он производил на самих псковичей. В самом деле, южная стена Псков­ского кремля прикрывала собой основное ядро города, его главную святыню - Троицкий собор. Для Пскова этот собор был таким же символом, как София для Новгорода (вспомним знаменитое изречение летописи: «кьде святая София, ту и Новго­род»), Спасский собор для Твери или Никольский собор для Изборска. В Троиц-

_________

⁷⁹⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 39; вып. 2, стр. 125.

⁸⁰⁾ Термин «перси», употреблявшийся по отношению к оборонительным сооружениям исклю­чительно в Пскове, не раз рассматривался в литературе и каждый раз получал разное толкование. Отождествление этого термина с южной (приступкой) стеной Псковского кремля, сделанное еще в начало нашего столетия (Н. Ф. Окулич-Казарин. Спутник по древнему Пскову. Псков, 1911, стр. 66), наиболее четкое обоснование получило у П. А. Раппопорта, который указал на связь этого термина с древнерусским наименованием мужской груди (П. А. Раппопорт. Перси Псковского крома.- КСИИМК, вып. 62. М., 1956, стр. 58).

-107-

ком соборе хранились все реликвии псковичей и была сосредоточена вся государст­венная и церковная жизнь города. Он был знаменем его вольности, его идейным центром. Недаром, упоминая о «доме святой Троицы» или просто о «святой Троице», псковские летописцы всегда имели в виду Псков и, в первую очередь, Псковский кром - политический центр города. Для них, так же, как для любого псковича, Троицкий собор был неотделим от Пскова, а слово «Троица» служило равноценной заменой наименованию Псков ⁸¹⁾. Защищая «Троицу», а следовательно, и серд­це Пскова, южная стена Псковского кремля в представлении псковичей дол­жна была ассоциироваться с богатырской грудью воина, одетого в защитный панцирь.

Таким же воинским ратным доспехом были и «перси» Псковского крома. Правда, в середине XIV в. лобовой - приступной стеной города южная стена кремля уже не была; с 1309 г. эту роль выполняла каменная стена посадника Бориса, а с середины XIV в.- дубовая стена Псковского застенья. Однако оберегать изначальный центр своего растущего города псковичи никогда не переставали. Летописи свидетельст­вуют, что и в дальнейшем, уже в конце XIV - середине XV вв., не раз проводились крупные, подчас довольно продолжительные работы по перестройке «персей», что обусловливалось, по-видимому, развитием штурмовой техники и усовершенствова­нием осадной тактики.

Естественно, что оборона однобашенных крепостей с четко выявленными приступными сторонами и стенами разной толщины не могла быть всесторонней и ак­тивной, в полном смысле этого слова. Создавшаяся с учетом осадной тактики, она базировалась лишь на невозможности преодоления естественных преград и трудности форсирования искусственных препятствий перед приступными стенами крепостей, где сосредоточивалась основная масса их защитников. Поэтому в целом она была пассивной, рассчитанной не столько на поражение противника, сколько на то, чтобы не допустить его внутрь обороняемого пространства.

^ КРЕПОСТИ С БАШНЯМИ НА ОДНОЙ СТОРОНЕ

1

Как мы видели, в первой половине XIV в. русские крепости были в основном однобашенными, со стенами разной толщины. Крепости с большим количеством башен появляются во второй половине XIV в. в Новгородской земле. Первой такой крепо­стью была, вероятно, крепость Орехов; в 1352 г. «добиша челом новъгородьци, боя­ре черный люди архиепискому новъгородьскому владыце Василию, чтобы «еси, гос­подине, ехал нарядил костры во Орехове»; и он ехав, костры нарядил, и приеха в Новъгород» ⁸²⁾. Следовательно, перестраивая в 1352 г. однобашенную Ореховскую крепость, пострадавшую во время военных действий 1348 г., новгородцы не просто возвели новые крепостные стены, а снабдили их еще и несколькими башнями. С этого момента постройку башен летописи стали отмечать довольно тщательно.

Одновременно увеличивалось количество башен и в псковских крепостях. Так, три башни имела каменная крепость Острова третьей четверти XIV в. Увеличение числа башен наблюдается и в крепостях северо-восточной Руси того же времени. Белокаменный кремль Москвы 1367 г. имел вместе с воротными восемь, а возможно,

_________

⁸¹⁾ Тверь также называлась иногда домом святого Спаса (СГГД, ч. 1, № 88).

⁸²⁾ НПЛ. М.- Л., 1950, стр. 100.

-108-

План Московского кремля второй половины XIV в.

и девять башен ⁸³⁾ (стр. 109). Много проезжих и глухих башен имел и кремль Твери конца XIV в., изображенный на иконе Михаила и Ксении начала XV в. ⁸⁴⁾ (см. стр. 33).

Все это свидетельствует о возросшей роли башен в обороне крепостей.

В конце XIV в. строительство крепостных башен достигает широких размеров. Особенно отличались в этом отношении Псковская земля и, как мы говорили выше, прежде всего сам Псков, что было вызвано резким усилением захватнических тенден­ций Ливонского ордена и Литвы и необходимостью повышения обороноспособности крепостей.

Сообщения о возведении этих башен очень интересны: они говорят, что в конце XIV в. башни стали играть весьма существенную роль в обороне укрепленных пун­ктов. В это время они становятся уже неотъемлемой принадлежностью каждой кре­пости, однобашенные оборонительные сооружения вновь уже не строятся, а сущест­вующие дополняются новыми башнями.

Мы видели, что в конце XIV в. башни ставились в Пскове. При этом летописи сообщают о пристройке большей их части к старым, уже существовавшим укреплениям. Исследование Изборской крепости показало, что все ее башни (стр. 110 и 111) также были пристроены к более ранним, первоначальным стенам и, очевидно, в то же время ⁸⁵⁾. Большое количество башен имеет и Порховская крепость, выстроенная в 1387 г. на невысоком холме правого берега реки Шелони. В 1391 г. в Новгороде поставили «костры каменный по обе стороны острога, у всякой улицы» ⁸⁶⁾. Несколько башен имеет также крепость Копорье второй четверти XV в. (стр. 112).

_________

⁸³⁾ Н. Н. Воронин. Московский кремль (1156-1367). - МИА СССР, № 77. М., 1958, стр.59.

⁸⁴⁾ Н. Н. Воронин. Тверской кремль в XV в. - КСИИМК, вып. XXIV. М.- Л., 1949, стр. 84-91.

⁸⁵⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска. - СА, 1959, № 1, стр. 134.

⁸⁶⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2. Л., 1925, стр. 370. В литературе существует указание, что эти башни ставились взамен деревянных (Н. Г. Порфиридов. Древний Новгород. М. - Л., 1947, стр. 34), однако оно не подкрепляется ни летописными, ни археологическими данными.

-109-

Башня Рябиновка в Изборске

Следовательно, увеличение количества башен в крепостях в конце XIV - пер­вой половине XV в. было типично не только для Пскова, а для всего русского оборон­ного зодчества.

Не исключено, что в широком и интенсивном строительстве крепостных башен на Руси, а особенно в Пскове и псковских землях, следует видеть инициативу Моск­вы. Выше говорилось, что Москва еще во второй половине XIV в. не была равно­душной к обороне русских северо-западных окраин, а с конца XIV в., когда обстанов­ка на северном участке западной границы вновь резко обострилась, стала принимать в их охране еще более деятельное участие. На рубеже XIV-XV вв. связь Пскова с Москвой была очень прочной и крепкой: Гилльбер де Ланноа после посещения го­рода в 1412 г. отметил даже, что он «управляется сам собою, но в зависимости от го­сударя Московского» ⁸⁷⁾. И действительно, с конца XIV в. Псковом управляли уже князья, назначавшиеся московским великим князем. Через них и их приближенных, среди которых могли быть и военные специалисты, белокаменный Московский много­башенный кремль, ставший символом объединительной политики московского вели­кого князя, мог оказывать влияние и на оборонное зодчество Пскова.

Весьма существенно, что, увеличив количество башен, городовые мастера изме­нили при этом и их местоположение. Если до середины XIV в. единичные башни ото­двигались внутрь обороняемого пространства, то теперь, когда количество башен

_________

⁸⁷⁾ «Путешествия Гилльбера де Ланноа в восточные земли Европы в 1412-1414 и 1421 гг.» (Статья и перевод Емельянова). - «Университетские известия». Киев, 1873, № 8, отд. II, стр. 27.

-110-

Талавская башня в Изборске

увеличилось, они стали неотъемлемой принадлежностью крепостных стен. Можно, пожалуй, сказать, что в общей системе оборонительных сооружений значение башен стало приближаться тогда к значению стен.

Учитывая, что пристройка башен к уже существовавшим оборонительным со­оружениям Пскова и Изборска была произведена одновременно с постройкой крепости Порхова, сразу получившей большое количество башен, мы можем сде: лать вывод, что в конце XIV в. в русской военной архитектуре произошел какой-то существенный сдвиг. Для установления характера этого сдвига существенно отме­тить, что в Пскове основная масса крепостных башен была сосредоточена на приступных стенах. В свое время на это обратил внимание А. И. Никитский, указав­ший, что псковичами башни ставились главным образом на приступной, т. е. напольной стороне ⁸⁸⁾. В самом деле, отметив постройку трех башен в 1377 г., летописцы тут же сообщали, что они были выстроены «у новые стены на приступе» ⁸⁹⁾, т. е. у каменной стены, которая в 1375-1377 гг. сменила собой старую деревянную стену середины XIV в., шедшую от Псковы к Великой, и прикрывала собой Псковский по­сад с юга. «На приступной стене» в 1397-1398 гг. были возведены также новые ко­стры «с Великой реки», на «Лужици» и «на Пскове на угле» ⁹⁰⁾. В 1399 - 1400 гг.

_________

⁸⁸⁾ Л. И. Никитский. Очерки внутренней истории Пскова. СПб., 1873, стр. 113-114.

⁸⁹⁾ ПЛ, вып. 1. М.- Л., 1941, стр. 24; вып. 2, М., 1955, стр 29 и 106.

⁹⁰⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 25, вып. 2, стр. 30 и 108.

-111-

Угловая северо-западная башня крепости Копорье

«на приступе» были поставлены, наконец, и три других костра, местоположение ко­торых определялось Незнамовой горкой, Лужскими воротами и Кумиными воро­тами ⁹¹⁾.

Другие псковские башни этого времени, видимо, также были связаны с приступными стенами разросшегося города. Правда, об этом летописи молчат. Однако тор­говая площадь, около которой в 1377 г. псковичи возвели два каменных костра, в XIV-XV вв. примыкала к лицевой стороне южной стены Довмонтова «города», а она тоже была приступной. При данном расположении торга можно, пожалуй, счи­тать, что эти башни вообще принадлежали стене Довмонтова города и стояли на ее противоположных концах - у береговых откосов Псковы и Великой. Во всяком слу­чае, это были угловые участки Довмонтова города, а примыкавшая к нему площадь не могла быть отрезана от русел рек; она наверняка открывалась в их сторону.

Относительно костра 1396-1397 гг., выстроенного псковичами во главе с посад­ником Ефремом на Васильевой горке, надо сказать то же самое. Этот костер, без сомнения, укреплял приступную стену 1375-1377 гг.; она как раз и проходила по отмеченному летописцами месту. В наше время это место точно определяется церко­вью Василия 1413 г., именуемой большей частью церковью «Василия Великого на горке».

Пристройка башен к приступным стенам происходила не только в Пскове, но и в Изборске, где все башни группируются в основном, на лобовой - приступной стороне (стр. 113). Ту же картину дают крепости Порхова (стр. 114) и Копорья (стр.115); их башни, выстроенные одновременно со стенами, стоят главным образом на приступных сторонах.

_________

⁹¹⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 26; вып. 2, стр. 30 и 109.

-112-

План Изборской крепости конца XIV -начала XVI вв.

Таким образом, становится очевидным, что сосредоточение башен на приступ-ных стенах крепостей во второй половине XIV в. стало характерной особенностью русской военной архитектуры.

Но башни ставились тогда не только у приступных стен крепостей. На примере Колокольной башни Изборска (стр. 116) и малой башни Порхова (стр. 117) видно,что они возводились и на боковых сторонах оборонительных сооружений. Постройка башни Кутекрома в Пскове в 1400 г. хорошо показывает, что в начале XV в. Псков­ский кремль был укреплен башней даже и с тыла. Впрочем, все эти башни были еди­ничными. Они возводились лишь в наиболее слабых, как бы «полуприступных» ме­стах фланговых и тыловых сторон крепостей и решающего значения в обороне не играли. Колокольная башня Изборска охраняла только то место, где склон Жеравьей горы теряет свою крутизну и переходит в горизонтальную поверхность. Малая баш­ня Порхова стоит со стороны широкой низины, которая, хотя и затапливается в половодье, но в другое время года была вполне преодолимой. Наконец, баш­ню Кутекрома псковичи поставили на северном углу высокой скалы, занимаемой Псковским кремлем. Перед этим углом, высоко поднятым над окружающей мест­ностью, находится низменная часть стрелки псковского мыса. Затапливаемая во­дой лишь в весеннее время, эта часть бывает обычно проходимой, и здесь против­ник мог осуществить высадку.

Итак, строя единичные башни не на приступных стенах, а рядом с ними или даже на противоположных сторонах, зодчие стремились лишь к укреплению опреде­ленных, в известной степени уязвимых мест городовой обороны. Такое укрепление было, конечно, выборочным и местным; оно не распространялось ни на тыловые стороны Порхова и Изборска, ни на фланговые стороны Пскова. В результате этого их неприступные стены остались без башен. В Пскове эти стены стояли по сторонам кремлевского холма, защищенного с запада и с востока водами Псковы и Великой. В Порхове это была стена западная, отгороженная от поля довольно широким руслом Шелони (стр. 118), а в Изборске - северная, стоявшая на краю каменистого обры­ва Жеравьей горы (стр. 118). Все эти стены были очень длинными, а подчас и весьма криволинейными; отсутствие у них башен так же характерно, как и скоп­ление их на лобовых стенах. То же можно сказать и о крепости Копорье, где башни сосредоточены на одной стороне и отсутствуют на противоположной (стр. 119).

-113-

План Порховской крепости. По чертежу П. Самарина. XVIII в.

2

Скопление башен на одних сторонах оборонительных сооружений и отсутствие их на других не было случайным явлением. Не случайно также и то, что башни ста­вились преимущественно там, где препятствия были слабее или созданы в основном искусственно, и не ставились там, где имелись непреодолимые естественные прегра­ды. Это делалось не только с учетом расположения крепостей, но и с учетом тактики внешнего противника.

В конце XIV в., когда возводились укрепления Порхова и ставились башни в Пскове и Изборске, захват населенных пунктов осуществлялся не путем длительных и изнуряющих осад, как это было в XII в., а прямым штурмом городовых сооруже­ний ⁹²⁾. При этом неприятель использовал уже не только живую силу, но и техни­ку - осадные камнеметы (пороки) и стенобитные машины (тараны). Первые нано­сили повреждения крепостям - сбивали их верхние части и тем самым подавляли их активную стрелковую оборону; вторые - пробивали бреши в стенах после того, как нападающие, форсировав рвы и валы, приступали непосредственно к штурму.

Но для применения камнеметной и стенобитной техники нужны были соответствую­щие условия: камнеметы нужно было ставить на таком расстоянии, чтобы их «снаря­ды» достигали цели - ударяли в стены и попадали внутрь «города», а стенобитные машины важно было придвигать вплотную к укреплениям. В противном случае возможность применения осадной техники отпадала. Поэтому камнеметы, а особен­но разрушающие стены машины подтягивались к городовым сооружениям с тех сто­рон, подходы к которым были более или менее преодолимы.

В соответствии с этим и создавалась круговая оборона укрепленных пунктов. Изборск, Порхов и Копорье - ярчайшие примеры этому. Поскольку со стороны вод­ного пространства Шелони, отвесного обрыва Жеравьей горы и крутого склона копорской скалы прямой штурм этих крепостей был затруднен, а применение стено-

_________

⁹²⁾ П. А. Раппопорт и В. В. Косточкин. К вопросу о периодизации истории древнерусского военного зодчества. - КСИИМК, вып. 59, М., 1955, стр. 24.

-114-

План крепости Копорье. Чертеж 1730 г.

битных машин невозможно, строители и сочли достаточным прикрыть эти стороны только стенами. В Изборске это была старая стена, принадлежавшая крепости 1330 г., а в Порхове и Копорье - новые, только что построенные стены. С них за­щитники свободно обстреливали противника, пытавшегося приблизиться к крепо­стям либо на плотах и лодках, либо подобраться к ним с помощью переносных при­ставных лестниц. Даже в случае успешного завершения подобных операций враг, несший большие потери, все равно оказывался только у стен и был лишен возмож­ности использовать необходимые ему при штурмах стенобитные машины.

Там же, где стены Изборска, Порхова и Копорья мало защищались или совсем не прикрывались естественными преградами и были более доступны вражескому штурму, городовые мастера и укрепили их башнями. Последние и оказывали осаж­дающим наиболее эффективное сопротивление.

Группировавшиеся на приступных сторонах башни всегда сочетались с искус­ственными земляными препятствиями в виде рвов и валов. Недаром перед лобовой западной стеной Изборска, усиленной башнями в конце XIV в., лежала защитная система рвов и валов, сделанных еще посадником Шелогой в 1330 г. Подобными ис­кусственными преградами были отделены от «поля» приступные стены и других оборонительных сооружений второй половины XIV-XV вв.

Расположение башен в Порхове, Изборске и Копорье показывает, что костры на «приступе» возводились на небольших расстояниях друг от друга, деля стены на прясла, как бы прикрывавшиеся башнями. Поэтому башни всегда получали силь­ный вынос в сторону «поля» и почти не выступали внутрь крепостей. Они напоми­нали часовых, стоявших на страже вверенных им участков.

-115-

Колокольная башня Изборска

Сооружение башен на приступных сторонах обусловливалось не недостаточной толщиной, слабостью или ветхостью их стен. Пристройка трех башен к новой при-ступной стене Пскова в 1387 г. говорит о иных причинах. Усиление лобовых стен русских крепостей в конце XIV в. системами мощных башен производилась потому, что в городовой обороне они были наиболее ответственными. Башни увеличивали обороноспособность приступных стен и не только препятствовали противнику приблизиться вплотную к крепости, но и обеспечивали поражение его живой силы.

В истории древнерусской военной архитектуры период оснащения приступных стен крепостей башнями был новым и переломным. Он знаменовал коренное изменение обороны крепостей - переход от пассивной защиты к активной обороне.

Впрочем, нельзя сказать, что активность обороны крепостей стала полной и многосторонней. В силу концентрации башен на одних сторонах и отсутствия на других их оборона, по существу, делилась, по степени боевой мощности, на актив­ную и пассивную. Активную оборону осуществляли главные - лобовые стороны, оснащенные часто поставленными и сильно вынесенными вперед башнями, а пассив­ную - стороны боковые и тыловые, лишенные башен. При этом, если с тыльных сторон велась лишь фронтальная (только со стен) стрельба, плотность которой была незначительной, а площадь поражения весьма небольшой, то с лобовых сторон от­крывались и фронтальный (со стен) и перекрывающий его фланговый (с башен) об­стрел, в связи с чем площадь поражения значительно расширялась, а плотность и

-116-

Малая башня Порхова

кучность стрельбы намного увеличивалась и сгущалась. В условиях тактики лобо­вых штурмов это было особенно важным.

Надо полагать, что двухсторонним разделением круговой обороны, помимо Пско­ва, Изборска и Копорья, обладала также и каменная крепость Ям, которую новго­родцы за тридцать три дня воздвигли в 1384 г. на берегу реки Луги; во всяком случае, высокий берег реки, без сомнения, должен был прикрывать ее тыловую стену.

Появление большого количества башен на приступных стенах русских крепо­стей придало их архитектурно-художественному облику совершенно новые качества. Если с тыла, где башен не было, облик крепости по-прежнему определялся горизон­тальной лентой сильно вытянутой, а подчас и весьма изогнутой стены и полосой ес­тественных препятствий перед ней, то с фронта он характеризовался уже частым ритмом вертикальных объемов башен, небольшими отрезками зажатых между ними стен и полосой искусственных заграждений (стр. 120 и 121). При этом у приступных стен появилось выражение упрямой мощи и нерушимости, что не было свойственно им раньше, а силуэт крепостей, благодаря большому количеству вертикальных объе­мов, стал богаче и выразительнее.

Может показаться, что из состава крепостей с двухсторонним разделением обо­роны полностью выпадает внешний оборонительный пояс Великого Новгорода. В летописном сообщении 1391 г. о постройке башен в конце каждой улицы сказано, что они строились «по обе стороне острога», т. е. на Софийской и Торговой сторонах

-117-

Западная стена Порховской крепости

Северная стена Изборской крепости

-118-

Южная стена Копорской крепости

города ⁹³⁾. Остатки кладок некоторых из этих башен были обнаружены Б. К. Мантейфелем при обследовании новгородского земляного вала ⁹⁴⁾. В дальнейшем А. Л. Монгайт связал эти башни с летописным сообщением 1391 г. и установил, что их остатки прослеживаются по всей длине вала ⁹⁵⁾ (стр. 122). Из этого как будто напра­шивается вывод, что Новгородский острог не имел приступной стороны и что его оборона была круговой. Однако это неверно.

Новгород XIV в., хотя и был единым городом, но Волхов разрезал его на две почти равные половины, каждая из которых сама по себе представляла нечто вроде «города». Оборонительные сооружения этих половин начинались у Волхова и, охватывая их неправильными полудугами, в волховский берег и упирались. Перед каждой из них простиралось довольно ровное пространство, почти лишенное есте­ственных препятствий. Поэтому, ставя в 1391 г. каменные костры по всему периме­тру Софийской и Торговой сторон, новгородцы укрепляли тем самым приступные части внешней Новгородской крепости.

В отличие от Изборска, Порхова и Копорья, каменные башни Новгородского острога располагались не на равных интервалах, то близко, то редко. В этом

_________

⁹³⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 370.

⁹⁴⁾ Б. К. Мантейфель. Обследование оснований башен новгородского вала. - НИС, вып. II. Л., 1937, стр. 105-115.

⁹⁵⁾ А. Л. Монгайт. Оборонительные сооружения Новгорода Великого. - МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 14-24 и 29.

-119-

Группировка башен на западной стороне Изборской крепости

А. Л. Монгайт видит слабую сторону внешней обороны Новгорода; он полагает, что нов­городцы не выполнили существенного правила средневековой военной архитектуры, которое, по его мнению, действовало в XIV в. и заключалось в необходимости строить укрепления с расчетом обороны прясла стены из двух башен, стоявших на ее кон­цах ⁹⁶⁾. Между тем существование в более ранних русских крепостях только одной башни показывает, что по такому принципу они в XIV в. не строились. Поэтому в неравномерном расположении башен Новгородского острога нельзя видеть слабость его обороны. Относительно того, чем руководствовались русские зодчие в строитель­стве оборонительных укреплений, прав, пожалуй, Ц. Кюи, который предполагал, что расстояния между башнями в русском военном зодчестве определялись «в за­висимости от значения укрепляемого участка» ⁹⁷⁾.

Выше говорилось, что в конце XIV в. новгородцы провели очень большие рабо­ты по повышению обороноспособности острога. В 1372 г. они вырыли ров около Людина конца, Загородья и Неревского конца. В 1383 г. глубокий ров появился перед старым валом на Софийской стороне. Наконец, в 1392 г. был выкопан ров и насыпан вал и на Торговой стороне. Следовательно, работы по созданию искусственных пре-

_________

⁹⁶⁾ А. Л. Монгайт. Оборонительные сооружения..., стр. 29.

⁹⁷⁾ Ц. Кюи. Краткий исторический очерк долговременной фортификации. СПб., 1897, ч. 2, стр. 6.

-120-

Группировка башен на северо-восточной стороне Копорской крепости

пятствий перед приступными сторонами Новгородского острога начались задолго до постройки каменных башен и продолжались после их возведения. Однако при всем этом, острог имел слабые участки. Такими участками были места, где внутрен­ние городские улицы либо подходили к нему, либо пересекали его, переходя в до­роги. Последние участки были наиболее уязвимыми, так как давали врагу возмож­ность вплотную приблизиться к оборонительным сооружениям, минуя искусствен­ные заграждения.

Стремясь укрепить такие участки, новгородцы в 1391 г. и выстроили каменные башни в конце каждой улицы. Так как сетка улиц Новгородского посада сложилась задолго до 1391 г. и не имела геометрической четкости, эти башни и оказались рас­ставленными неравномерно - в некоторых местах близко друг от друга, а в некото­рых - далеко одна от другой. Так сложившаяся планировка города оказала влия­ние на систему его оборонительных сооружений.

Неравномерное расположение башен Новгородского острога напоминало по­добную же черту Московского белокаменного кремля Дмитрия Донского, хотя рас­положение кремля на местности и его общая планировка были совершенно иными. Однако наличие многих башен на приступной и фланговой сторонах московской твер­дыни также обусловливалось существованием давно проложенных улиц, переходив­ших за пределами города в открытые дороги, и также объясняется стремлением горододельцев укрепить эти уязвимые участки обороны.

Естественно, что в зависимости от значимости слабых участков башни делались разными. Это хорошо видно на примере башен, укрепивших Новгородский острог

-121-

Схематический план острожного вала в Новгороде

в 1391 г. Во время военных действий проезжие башни запирали входы в город, а глу­хие - мешали приблизиться к укреплениям в тех местах, где в них упирались ули­цы. Последние в случае прорыва обороны могли дать возможность противнику либо быстро проникнуть к центру укрепленного пункта, либо изолировать часть защит­ников стен и принять меры к их ликвидации.

-122-

^ ПРИЧИНЫ АКТИВИЗАЦИИ ОБОРОНЫ КРЕПОСТЕЙ

1

Почему же во второй половине XIV в. наиболее ответственные стены крепостей стали усиливаться башнями, а оборона крепостей разделилась на активную и пас­сивную? Среди причин, дающих ответ на этот вопрос, следует прежде всего назвать развитие осадной тактики и усовершенствование осадной техники - в частности, появление более совершенных и мощных стенобитных машин, которыми пользова­лись при осаде крепостей не только в XIV-XV вв., но и в следующих столе­тиях ⁹⁸⁾.

Однако в пристройке башен к приступным стенам существенную роль сыграло, очевидно, и усиление средств обороны. Во всяком случае техника защиты крепостей во второй половине XIV в. была уже более развитой и совершенной, нежели раньше. Брать их приступом с помощью осад стало в то время еще труднее, чем это было в предшествовавший период. Защитники все чаще и чаще стали устраивать неожидан­ные вылазки, с помощью которых не только вносили замешательство в ряды осаж­дающих, но и уничтожали их технику.

Но оснащение приступных стен крепостей башнями обусловливалось не только усилением средств нападения и усовершенствованием тактики обороны. Хотя но­вые более совершенные средства осады и резко повысившаяся техника обороны в по­явлении башен на приступных стенах сыграли свою роль, но объяснять данное яв­ление только этим можно, пожалуй, лишь для начального периода оснащения стен башнями.

В конце XIV в., когда строительство башен приняло массовый характер, в уси­лении ими приступных стен важную, можно сказать, и решающую роль стала уже играть огнестрельная артиллерия; появление нового вида оружия, получившего впоследствии широкое распространение и полностью вытеснившего такое средство дальнего боя, как пороки, было величайшим открытием эпохи средневе­ковья, а это не могло не сказаться на военном деле. Введение огнестрель­ного оружия повлияло революционизирующим образом не только на само ведение войны, но и на политические отношения господства и порабощения» ⁹⁹⁾.

В самом деле, порох, проникнув в Западную Европу, «произвел переворот во всем военном деле» ¹⁰⁰⁾.

После появления пушек, оказавших воздействие на военную тактику, не могла остаться в прежнем виде и крепостная архитектура. Под влиянием артиллерии она, несомненно, должна была получить новые качества; «одним из первых результатов усовершенствования артиллерии был полный переворот в искусстве фортификации» ¹⁰¹⁾.

_________

⁹⁸⁾ При осаде Вендена в 1578 г. русские войска, имевшие артиллерию, разрушили часть стены с помощью стенобитных машин, действовавших в течение нескольких дней (Рейнгольд Гейденштейн. Записки о Московской войне. 1578-1583. СПб., 1889, стр. 17). Напав на Ореховскую крепость в 1611 г., шведы разбили ее ворота с помощью нескольких таранов. Попытка применить тараны была сделана шведами в том же году и при осаде Новгорода («Tragoedie Demetrio-Moskovitica.История достопамятных происшествий, случивших с Лже-Дмитрием и о взятии шведами Ве­ликого Новгорода. Сочинение Матвея Шаума. 1614 г.» - «Иностранные сочинения и акты, относя­щиеся до России, собранные К. М. Оболенским», вып. 1, М., 1847, стр. 19 и 23).

⁹⁹⁾ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. - К.Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 171.

¹⁰⁰⁾ Там же.

¹⁰¹⁾ Ф. Энгельс. Артиллерия. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14; стр. 201.

-123-

К сожалению, время появления огнестрельной артиллерии на Руси точно неиз­вестно. Первый раз о применении русскими пушек летописи, вообще упоминающие о них очень редко (особенно в начальный период существования), говорят только под 1382 г. в рассказе об обороне Москвы от орд хана Тохтамыша. Сообщая об этой оса­де, летописцы отмечают, что в штурмовавших татар москвичи «пущаху... стрелы, и камение метаху, и самострелы, и тюфяки... стреляюще и камением шибающе, и самострелы напрязающе, и пороки, и тюфяки; есть же неции и самые тыа пушки пу­щаху на них» ¹⁰²⁾. В связи с этим 1382 год у нас и принято считать чуть ли не време­нем рождения отечественной артиллерии ¹⁰³⁾.

Вообще же пороховое огнестрельное оружие появилось намного раньше. Изве­стное в Китае уже в начале XIII в. ¹⁰⁴⁾, оно, очевидно, вторично было изобретено за­тем и на Западе. Во всяком случае «в первой половине XIV столетия в европейских армиях впервые начали применяться пушки» ¹⁰⁵⁾; сведения о их наличии в Европе от­носятся именно к этому времени ¹⁰⁶⁾. В своем докладе по истории средневековой за­падноевропейской артиллерии датский исследователь Э. Эриксон указал даже, что изобретение пушек следует отнести к двум начальным десятилетиям XIV в., так как первые достоверные известия о их употреблении в странах Западной Европы отно­сятся ко второй четверти этого столетия ¹⁰⁷⁾.

Во второй половине XIV в. пушки очень быстро распространились по Европе; в конце столетия они были знакомы многим европейским народам - англичанам, французам, португальцам, итальянцам, австрийцам ¹⁰⁸⁾, туркам ¹⁰⁹⁾. Владели ими

_________

¹⁰²⁾ ПСРЛ, т. XI. СПб, 1897, стр. 74 и 75. По Ермолинской летописи одни защитники Москвы «взъвариша воду в котлех, льяху нань, а инии стреляху, тюфяки пушаху и пушки» (ПСРЛ, т. XXIII. СПб., 1910, стр. 128).

¹⁰³⁾ И. Каплан и С. Шухарвин. Военный арсенал Руси. - «Военный вестник». 1947, № 17, стр. 54.

¹⁰⁴⁾ Ф. Энгельс. Артиллерия. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14 стр. 196. В 1959 г. в Пекинском историческом музее функционировала выставка древнего китай­ского оружия, в числе экспонатов которой находились две бронзовые пушки периода династии Юань. Одна из пушек относится к 1332 г. а другая - к 1351 г. Полагают, что это образцы одних из самых ранних в мире огнестрельных орудий (ВИ, № 1. М., 1959, стр. 121). Существует указа­ние, что китайские меднолитые пушки XIV в. по своему внешнему виду напоминали ствол бамбука, т. е. были с поперечными ребрами (G. Goodrich. Note of a few early Chinese bombards. Jsis. An international review devoted to the History of science and civilization, v. XXXV, pt. 3, № 101, 1944, стр.211).

¹⁰⁵⁾ Ф. Энгельс. Армия. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 27.

¹⁰⁶⁾ Н. Е.Бранденбург. Исторический каталог С.-Петербургского артиллерийского му­зея, ч. 1 (XV-XVII ст.). СПб., 1874, стр. 33-34. Немецкий исследователь Г. Дельбрюк в 1919 г. писал даже, что «первый с исторической достоверностью установленный случай применения огне­стрельного оружия в европейских войнах имел место в 1331 г.... на италиано-немецкой границе... во время нападения на город Чивидале» (Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, т. 4. М., 1938, стр. 29). В литературе указывается также на то, что известия о пушках в разных странах Европы появляются в 20-х годах XIV в. (В. Н. St. O'Neil. Castles and cannon. Oxford, 1960, стр. XIV).

¹⁰⁷⁾ E. Eriksen. Problems in the history of mediaeval artillery.- «lts Congres of museums of arms and military equipment». Copenhagen, 1957, стр. 42-49. Доклад был зачитан на Первом ме­ждународном конгрессе оружия и военного снаряжения, состоявшемся в Копенгагене в 1957 г. В этом докладе было указано, что наиболее ранние изображения пушек имеются на двух миниатю­рах манускриптов Вальтера де Миллитера, датированных 1327 г., и что ежегодные письменные свидетельства о применении пушек в Европе имеются в архивах, начиная с 1338 г. (краткое изло­жение доклада см. в ст.: Л. Н. Кужелева. О средневековой западноевропейской артилерии. - Сб. ИМАИМ, вып. III. Л., 1958, стр. 253-255).

¹⁰⁸⁾ М. Мейер. Исторические сведения об огнестрельном оружии, ч. 1. СПб., 1841, стр. 19-22 Основываясь на архивных источниках, некоторые исследователи предполагают, что поро­ховое оружие было известно в Австрии около 1330 г. Однако прямых доказательств его применения они не дают. (H. Rothert. Wann und wo ist die Pulverwaffe erfunden - «Blätter für deutsche Landesgeschichte». Jahrgang 89, 1952, стр. 84-86).

¹⁰⁹⁾ Л. Н. Кужелева. Указ. соч., стр. 254.

-124-

также тогда чехи ¹¹⁰⁾, поляки ¹¹¹⁾, литовцы и немцы ¹¹²⁾ - непосредственные соседи Руси ¹¹³⁾. По образному выражению В. Б. Вилинбахова и А. Н. Кирпичникова, вто­рая половина XIV в. была периодом «триумфального распространения нового оружия» по всей европейской территории ¹¹⁴⁾. В результате этого «к концу XIV сто­летия в Западной Европе уже не существовало армий, не имевших своей артилле­рии» ¹¹⁵⁾.

К последней четверти XIV в. относится и появление ручного огнестрельного ору­жия в Западной Европе ¹¹⁶⁾.

Понятно, что в условиях повсеместного распространения огнестрельного ору­жия в Европе не знать пушек русские никак не могли. Владея этим оружием в на­чале 80-х годов XIV в. и употребив его при защите Москвы, они, несомненно, знали это оружие и раньше. Действительно, летописцы, сообщив, что войска московского великого князя Дмитрия Ивановича 16 марта 1376 г. «приидоша к Болгаром», тут же отметили: «погании же изыдоша противу их сташа на бой, и начаша стреляти, а инии з города гром пущаху» ¹¹⁷⁾.

В данном тексте «гром» это не что иное, как звук пушечных выстрелов - срав­нение, характерное для многих средневековых источников -русских, персидских и др. ¹¹⁸⁾ Поскольку же сообщение о «громе» сделано в них совершенно спокойно и без удивления, мы вправе утверждать, что для русских войск пушечные выстрелы в середине 70-х годов XIV в. не были диковинкой. Об этом свидетельствует и применение артиллерии ливонцами в Полоцкой земле в 1377 г. ¹¹⁹⁾

Но если в названное время огнестрельным оружием пользовались даже волж­ские болгары, то Русь, находясь между ними и народами Западной Европы, должна была не только знать это оружие, а и владеть им. Надо полагать также, что в цент­ральных русских землях такое оружие появилось намного раньше, чем в Поволжье,

_________

¹¹⁰⁾ J. Durdik. Sztuka wojenna Ilusitow. Warszawa, 1955, стр. 81; J. Durdiк. Kroje zbzoja zbraně dobypředhusitskě ahusitske. Praha, 1956, стр. 82.

¹¹¹⁾ К. Gorki. Histirya artyleryi Polskiej. Warszawa, 1902, стр. 13.

¹¹²⁾ Первые известия об изготовлении огнестрельного оружия в Германии падают на первое десятилетие XIV в. («Waffen und uniformen der Geschichte». Berlin, 1957, стр. 25).

¹¹³⁾ Говоря о широком применении огнестрельного оружия во второй половине XIV в., сле­дует упомянуть и о Балканах. Республика Дубровник, например, такое оружие имела даже в се­редине XIV в.; в 1351 г. она заключила контракт на изготовление пушек. В 1363 г. эта республика делала уже и собственные артиллерийские орудия, а в конце XIV в. дубровницкие мастера изготов­ляли пушки и в Сербии (Г. А. Шкриванич. Оружiе у средньевековноi Србиiи, Босни и Дуб­ровнику. Београд, 1957, стр. 204-205; А. Дероко. Средньевековни градови у Србиjи, Црноj Гори и Македонии. Београд, 1950, стр. 56).

¹¹⁴⁾ В. Б. Вилинбахов и А. Н. Кирпичников. К вопросу о появлении огне­стрельного оружия на Руси. - Сб. ИМАИМ, вып. III. Л., 1958, стр. 248.

¹¹⁵⁾ Ф. Энгельс. Армия. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 28.

¹¹⁶⁾ J. Schön. Geschichte der Handfeuerwaffen. Dresden, 1858, стр. 10-11.

¹¹⁷⁾ ПСРЛ, т. VIII. СПб., 1859, стр. 24; т. X. СПб., 1885, стр. 25; т. XXV. М.- Л., 1949, стр. 192. Возможно, что с этим сообщением следует связать небольшое, чуть овальное каменное ядро, обнаруженное при раскопках города Болгар в слое XIV в. Правда, о принадлежности этого ядра археологи ничего не говорят, однако, базируясь на его форме и размерах, соответствующих, по их мнению, калибру орудий XIV-XV вв., они утверждают, что оно артиллерийское и отно­сится ко времени появления пушек в Европе (З. А. Акчурина, А. М.Ефимова, А. П. Смирнов и О. С. Хованская. Исследование города Болгара. - КСИИМК, вып. XXVII. М.-Л., 1949, стр. 153).

¹¹⁸⁾ См., например, «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче» (Публикация Н. П. Лихачева). - «Памятники древней письменности и искусства», т. CLXVIII. СПб., 1908, стр. 49, а также: А. М. Беленицкий. О появлении и распростра­нении огнестрельного оружия в Средней Азии и Иране в XIV-XVI вв. - «Известия Таджикского филиала АН СССР», № 15. История и этнография. Сталинабад, 1949, стр. 23.

¹¹⁹⁾ В. Б. Вилинбахов и М. Ф. Мурьянов. Новый факт знакомства Руси с огне­стрельным оружием. - ВИ, 1960, № 8, стр. 218-219.

-125-

так как его распространение шло не с востока, как это иногда считалось ¹²⁰⁾, а с за­пада, «из немец» ¹²¹⁾.

Правда, Ганзейский двор в Новгороде, подчиняясь Тевтонскому ордену, папе и Ганзе, категорически запрещал своим членам продавать новгородцам оружие ¹²²⁾. Однако отдельные ганзейские купцы привозили в Новгород не только железо, но и различные изделия из железа и чугуна ¹²³⁾; в 1352 г. шведский король Магнус даже жаловался Ганзе на немецких купцов, которые, по его словам, усиливали русских подвозом железа и оружия ¹²⁴⁾. Это не удивительно, так как продажа запретного то­вара, сопровождавшаяся риском, приносила большую прибыль. Надо учесть, что торговые сношения Руси с Западной Европой осуществлялись не только через Ганзу; имеются свидетельства о древнейших русско-чешских торговых сношениях, не пре­рывавшихся и в середине XIV в. ¹²⁵⁾ Известно также, что Нарва не считала себя обя­занной соблюдать запреты Ганзы и в самом начале XV в. окончательно порвала с ней отношения ¹²⁶⁾. Это также позволяет считать, что на Русь и, в частности, в Нов­город, оружие могло попадать и через Нарву.

Но торговля с Русью велась не только через Новгород; в первой половине XIV в. западноевропейские купцы приезжали в Смоленск, Витебск, Полоцк и Москву ¹²⁷⁾. Стремясь к обогащению, некоторые из них делали, несомненно, то же самое, что и ганзейцы; требования Тевтонского ордена, папы и Ганзы в отношении оружия каса­лись только Новгорода и на многих из купцов не распространялись.

С конца XIII в. через Новгород и Смоленск была связана с Западной Европой также и Тверь; представлявшая влиятельную политическую силу, она торговала тогда и с Литвой ¹²⁸⁾. Во второй же половине XIV в. и в первой половине XV в. Твер­ское княжество было одним из передовых на Руси. В условиях борьбы с Москвой оно обладало широким политическим кругозором и с западноевропейским миром было свя­зано теснейшим образом ¹²⁹⁾. Возможно, поэтому, что различные технические новшества, и в частности пушки, хорошо известные на Западе, попадали прежде всего в Тверь ¹³⁰⁾. Недаром автор «Повести о житии» тверского князя Михаила Александровича много­значительно отметил, что он «ратное художество отвсюду навыцаше и в сих искусен бываше и мужественен и крепок и страшен супостатом» ¹³¹⁾.

Различные диковинки и новинки могли попадать на Русь с Запада и через псков­ские земли, где за развитием военной техники враждебно настроенных соседей и, в частности, поляков, литовцев и ливонцев, следили с особым вниманием. Во всяком случае появление у многих европейских народов в первой половине XIV в. нового

_________

¹²⁰⁾ Н. Павленко. Русская артиллерия (1389-1812). М., 1940, стр. 5; Н. Н. Рубцов. История литейного производства в СССР, ч. 1 (IX-XVIII вв.). М.- Л., 1947, стр. 28 ч 29.

¹²¹⁾ В. Б. Вилинбахов и А. Н. Кирпичников. Указ. соч., стр. 243-250.

¹²²⁾ М. Г. Рабинович. Из истории русского оружия IX-XV вв. - «Труды Института этнографии АН СССР», новая сери», т. 1. М.- Л., 1947, стр. 67.

¹²³⁾ М. Бережков. О торговле Руси с Ганзой до конца XV в. СПб., 1879, стр. 165.

¹²⁴⁾ Kopman. Die Recessen und anders Acten Einzeilung, t. I. [Б. м. г.], стр. 109.

¹²⁵⁾ A. H. Ясинский. Чешское свидетельство XIV в. о русском металлическом произ­водстве. - «Сборник Учено-литературного общества при Юрьевском университете», т. 1. Юрьев, 1898, стр. 59-60.

¹²⁶⁾ И. Э. Клейненберг. Борьба Новгорода Великого за Нарву в XV в. - «Научные доклады высшей школы», вып. 2. Исторические науки. М., 1960, стр. 141-142.

¹²⁷⁾ К. Е. Напьерский. Русско-Ливонские акты. СПб., 1868, стр. 235-236; М. Бережков. О торговле русских с Ригою в XIII и XIV вв. - ЖМНП, 1877, февраль, стр. 356- 357; Ф. Фортинский. Приморские вендские города и их влияние на образование Ган­зейского союза. Киев, 1877, стр. 454 и сл.

¹²⁸⁾ В. С. Борзаковский. История Тверского княжества. СПб., 1876, стр. 61-62 и 67; А. Е. Пресняков. Образование Великорусского государства. Пг., 1918, стр. 111-112.

¹²⁹⁾ Я. Лурье. Роль Твери в создании Русского национального государства. - «Ученые за­писки ЛГУ», № 36, серия исторических наук, вып. 3. Л., 1939, стр. 90-94.

¹³⁰⁾ На проникновение западных технических новинок в XV в. прежде всего в Тверь указы­вают и другие исследователи (Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М,- Л., 1948, стр. 604).

¹³¹⁾ ПСРЛ, т. XI, стр. 176.

-126-

вида оружия должно было очень скоро заставить псковичей позаботиться о его освоении ¹³²⁾.

Исходя из вышеизложенного, можно, очевидно, предположить, что на Руси огнестрельная артиллерия появилась не в начале 80-х годов XIV в., а по крайней мере где-то в середине или в третьей четверти этого столетия.

Указанное время совпадает с интенсивным возрождением производительных сил страны, ростом ремесленного населения городов и подъемом всей русской культу­ры. В это время русский народ, постоянно живший под угрозой вражеских втор­жений, усиленно готовился к решительной схватке с монголо-татарами, иго кото­рых было невыносимым, и всячески совершенствовал свое военное искусство. Одно­временно на Руси и, в первую очередь, в центральных ее областях, развивалась и тех­ника военного дела, причем спрос на боевые доспехи тогда настолько возрос, что удовлетворяться единичными привозными изделиями он уже не мог, а это выз­вало интенсивное развитие местного железоделательного производства ¹³³⁾.

При таких обстоятельствах древняя Русь и, особенно Москва, стремившаяся к расширению своего вооружения и повышению его боевых качеств, не обзавестись новым видом оружия никак не могла.

Позднее, когда в Куликовской битве господству татарского хана над Русью был нанесен сокрушительный удар, пушки, видимо, перестали быть на Руси редкостью, в связи с чем летописцы, молчавшие о них раньше, и получили возможность рас­сказать о их применении москвичами в 1382 г.

Больше того, надо считать, что к этому году артиллерийское оружие прошло и какую-то стадию развития, так как в сообщениях 1382 г. пушки сразу названы «ве­ликими» ¹³⁴⁾, что говорит о крупности их калибра и, видимо, о развитом уже виде. Не следует упускать из виду также и то, что пушки, всегда предназначавшиеся для стрельбы ядрами на большую дальность ¹³⁵⁾, выступают в этих сообщениях (как ран­них, так и поздних) вместе с тюфяками, а это уже второй вид огнестрельного артил­лерийского оружия, предназначавшегося для поражения живой силы противника с близкого расстояния уже не ядрами, а дробом ¹³⁶⁾.

Почти прямым свидетельством того, что в конце XIV в. огнестрельная артиллерия на Руси не была новинкой, служит и сообщение, в котором рассказывается, как 1 августа 1393 г. «придоша новгородци ко Пскову ратью в силе велице; и стояше v Пскова 8 дней, и дождавше нощи побегоша прочь посрамлении, пометавше многая своя замыслениа, пороки и пускичи» ¹³⁷⁾. Правда, данное сообщение, никогда не принимав­шееся исследователями во внимание ¹³⁸⁾, изложено несколько тенденциозно. При учете характера события и места его фиксации это вполне объяснимо. Однако в ука­занном событии стоит разобраться. Летописец говорит о бегстве новгородцев. Между тем он сам же добавляет, что бегство это они совершили, дождавшись ночи. Следова­тельно, мы имеем дело не с поражением и паническим отступлением, а с планомерным,

_________

¹³²⁾ О быстроте проникновения западноевропейских новинок в области военного делав рус­ские земли и, в частности, в Новгород, говорят и зарубежные ученые (F. Lot. L'art militaire et les armées en Moyen Age en Europe et dans le proche orient, t. 2. Paris, 1946, стр. 403).

¹³³⁾ Д. М. Xмыров. Металлы, металлические изделия и минералы в древней Руси. СПб., 1875, стр. 83.

¹³⁴⁾ «Русский временник», ч. 1. М., 1820, стр. 245; ПСРЛ, т. VIII, стр. 44; т. XXIV, Пг., 1921, стр. 151-152; т. XXV. М.- Л., 1949, стр. 208; т. XXVI. М.- Л., 1959, стр. 149.

¹³⁵⁾ М. М. Денисова, М. Э. Портнов и Е. Н. Денисов. Русское оружие (Крат­кий определитель русского военного оружия XI-XIX вв.). М., 1953, стр. 82.

¹³⁶⁾ В. Г. Федоров. К вопросу о дате появления артиллерии на Руси. М., 1948, стр. 4, 98-100 и132; М.М. Денисова, М.Э. Портнов и Е. Н. Денисов. Указ. соч., стр. 83.

¹³⁷⁾ ПЛ, вып. 2. М., 1955, стр. 30.

¹³⁸⁾ До сих пор считалось, что первые известия о новгородской артиллерии относятся ко вре­мени войны с Ливонским орденом (1443-1448 гг.) и лишь предполагалось, что пушки могли по­явиться в Новгороде примерно в последней четверти XIV в. (И. Э. Клейненберг. К вопросу об огнестрельном вооружении новгородского войска. - «Вестник Ленинградского университета», № 20 серия истории, языка и литературы, вып. 4. Л., 1959, стр. 132 и 134).

-127-

заранее решенным отходом, произведенным под прикрытием темноты. Такой отход, осуществленный после восьмидневного стояния под городом, может быть объяснен только мощностью псковских укреплений. Несмотря на то, что этот отход мог быть поспешным, оставление пушек новгородцами говорит за себя. В конце XIV в. артил­лерия уже не была редкостью даже в Новгороде; в противном случае с ней так не поступили бы.

Помимо москвичей и новгородцев, в конце XIV в. артиллерия была и у тверичей. С одной стороны, это подтверждается сообщением Тверской летописи, где рассказы­вается, что в 1389 г. «из Немець вынесоша пушкы» ¹³⁹⁾, а с другой - событиями 1409 г., когда Едыгей потребовал пушек у тверского великого князя Ивана Михайловича ¹⁴⁰⁾.

Одновременно огнестрельной артиллерией владели и псковичи; в 1393 г. в их руках оказались, как мы видели, пушки новгородцев, а в 1400 г. они сами «с пуш­ками» ходили на немцев ¹⁴¹⁾.

Таким образом, летописное упоминание о наличии в Москве пушек в 1382 г. не приходится рассматривать как известие о их первом появлении в русских землях. Нельзя считать 1382 год и датой первого боевого применения огнестрельного оружия на Руси ¹⁴²⁾. Летописное сообщение под этим годом, скорее всего, является лишь пер­вой и при этом случайной записью о боевом применении пушек русскими. Издавна знакомые с огневым оружием, действие которого основывалось на огнеметных и взрыв­ных свойствах первоначальной пороховой смеси ¹⁴³⁾, русские наверняка употребляли их и раньше. Может быть, что наличие в летописях известия о применении москвича­ми пушек в 1382 г. есть вообще результат эффективности действия артиллерии того времени.

2

При своем появлении, артиллерия не могла вызвать изменений в военном деле, влияние огнестрельного оружия на русское оборонное зодчество стало ощутимым не сразу ¹⁴⁴⁾. Поэтому строительство башен в Орехове, кремля в Москве и крепости в Острове осуществлялось почти без учета огнестрельной артиллерии. Между тем, раз­виваясь в тесном контакте с западноевропейским и, в первую очередь, с западносла­вянским миром ¹⁴⁵⁾ и исподволь распространяясь по русским землям, пушки уже в конце XIV в. должны были внести коррективы в русскую военную архитектуру. В первую очередь это должно было коснуться крепостного строительства Пскова, Новгорода, Твери и Москвы - передовых русских центров того времени ¹⁴⁶⁾. По-

_________

¹³⁹⁾ ПСРЛ, т. XV. СПб., 1863, стб. 144.

¹⁴⁰⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 83; т. XI, стр. 209; т. XXV, стр. 238; т. XXVI, стр. 175.

¹⁴¹⁾ ПСРЛ, т. IV. СПб., 1848, стр. 218.

¹⁴²⁾ В. Б. Вилинбахов и А. Н. Кирпичников. Указ. соч., стр. 243.

¹⁴³⁾ Такое оружие было известно на Руси уже в XII в. (В. Б. Вилинбахов. К истории огневого оружия в древней Руси. - СА, 1960, № 1, стр. 284-288).

¹⁴⁴⁾ О. Шуази указывает: «Пушка появляется на полях битвы с 1346 г., но в течение целого столетия система обороны не считается с этой силой, что может быть объяснено медленным разви­тием осадной артиллерии» (О. Шуази. История архитектуры, т. II. М., 1937, стр. 537-538).

¹⁴⁵⁾ А. Н. Кирпичников. Военное дело средневековой Руси и появление огнестрель­ного оружия. - СА, 1957, № 3, стр. 63.

¹⁴⁶⁾ Совсем недавно в литературе господствовало мнение, что Новгород резко отставал от дру­гих русских центров в смысле развития артиллерии и вплоть до присоединения к Москве не приме­нял ее в широких масштабах (А. И. Никитский. Военный быт в Великом Новгороде. - «Русская старина», 1870, № 1, стр. 193; М. Г. Рабинович. Осадная техника на Руси в X-XV вв. - «Известия АН СССР (Серия истории и философии)», т. VIII, № 1. М., 1951, стр. 74). Теперь же доказано, что сильной артиллерией Новгород был хорошо вооружен еще в середине XV в., и что развитие новгородской артиллерии не отставало от развития артиллерии в сопредельных русских и зарубежных землях (И. Э. Клейненберг. К вопросу об огнестрельном вооружении новгородского войска, стр. 132-134). Что же касается времени появления пушек в Новгороде, то ими он располагал, как уже указывалось выше, в 1393 г.

-128-

Планы второго и третьего ярусов башни Вышки в Изборске

этому совершенно прав В. А. Богусевнч, считавший, что перестройка русских кре­постей с целью приспособления их к новому виду оружия началась с конца XIV в. ¹⁴⁷⁾. и права С. А. Тараканова, которая рассматривает бурное крепостное строитель­ство в Пскове в конце XIV в. как реконструкцию всей оборонительной системы го­рода в связи с применением огнестрельного оружия ¹⁴⁸⁾.

Правда, некоторые современные исследователи, как и исследователи прошлого столетия ¹⁴⁹⁾, полностью отрицают возможность влияния огнестрельного артиллерий­ского оружия на военную архитектуру конца XIV в. А. Л. Монгайт, например, счи­тает точку зрения В. А. Богусевича вообще ошибочной и указывает, что изменения в военно-оборонительном строительстве под воздействием огнестрельного оружия про­изошли на Руси и в странах Западной Европы только к концу XV в. ¹⁵⁰⁾, а П. А. Рап­попорт, говоря, что серьезные перестройки, сделанные на рубеже XIV и XV вв. в рус­ских крепостях и, в частности в Пскове, объясняться влиянием артиллерии никак не могут, заверяет, что приспособление крепостных стен к «огненному бою» нача­лось, как правило, не ранее второй половины XVв. ¹⁵¹⁾. Разделяя данное мнение,

_________

¹⁴⁷⁾ В. А. Богусевич. Влияние огнестрельного оружия на русские каменные укрепле­ния XIV-XV вв. - «Вестник военно-инженерной академии», вып. 25. Л., 1939, стр. 108- 123.

¹⁴⁸⁾ С. А. Тараканова. К вопросу о крепостных стенах Пскова. - КСИИМК, вып. XIII. М.-Л., 1946, стр. 79.

¹⁴⁹⁾ А. Савельев. Материалы к истории инженерного дела в России. СПб., 1853, стр. 49; А. Пузыревский. История военного искусства в средние века (V-XVI ст.), ч. II. СПб., 1884, стр. 191, и др.

¹⁵⁰⁾ А. Л. Монгайт. Оборонительные сооружения Новгорода Великого. - МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 58-59; ср. А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв. - ВИЖ. М., 1940, № 7, стр. 63.

¹⁵¹⁾ П. А. Раппопорт. Из истории военно-инженерного искусства древней Руси. - МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 58 и 59. Подобных точек зрения придерживаются, между про­чим, и некоторые зарубежные исследователи. Если одни из них считают, что влияние огне­стрельной техники на военную архитектуру сказалось уже в начале XV в. (В. Rathgen. Das Geschütz im Mittelalter. Berlin, 1928, стр. 444-446; Т. Н. Meguffie. Fortifications and War History Today. London, 1956, August, стр. 566), то другие говорят о появлении измене­ний в устройстве европейских замков под воздействием пушек только во второй половине XV в. - точнее, в 70-80-х годах этого столетия (О. Piper. Abrils der Burgenkunde. Leipzig, 1904, стр. 13, 39, 51, 68, 69 и 74; Г. Дельбрюк. Указ. соч., т. 4, стр. 41). Среди евро­пейских исследователей имеются даже такие, которые указывают, что крепости, специально

-129-

А. Н. Кирпичников даже пишет: «Неправы те, кто говорит о существенном влиянии огнестрельного оружия на военное дело уже в ранний период его применения, т. е. во второй половине XIV в. и начале XV в.» ¹⁵²⁾.

Между тем в отношении русского крепостного зодчества подобные выводы не мо­гут считаться окончательными, так как в большинстве случаев они основываются не столько на изучении самих памятников (т. е. пушек и крепостей) и их сопостав­лении, сколько на логичности рассуждения. Несостоятельность таких выводов за­ключается также в том, что все они учитывают только действие пушек, а не характер их применения. Между тем огнестрельную артиллерийскую технику начального периода применения нельзя рассматривать в совокупности, считая ее специфичес­ким оружием войны, действовавшим как при осаде, так и при обороне городов. Ее следует разделить по характеру применения и к решению проблемы влияния пушек на крепостную архитектуру древней Руси подходить с этих позиций пооче­редно.

В самом деле, в конце XIV в. и в первых десятилетиях XV столетия осада горо­дов была, как правило, слабее их обороны ¹⁵³⁾. Пушки не были тогда наступательным оружием; в силу несовершенства по сравнению с метательными машинами, а также малой подвижности и небольшой дальнобойности первые огнестрельные орудия не играли видной роли в сражениях и в осадных операциях, по существу, еще не участ­вовали. Правда, выше говорилось, что в 1393 г. новгородцы с артиллерией подошли к Пскову, однако ее действие оказалось тогда ничтожным, раз она была брошена новгородцами. Об этом говорит и рассказ о столкновении литовских и татарских войск на реке Ворскле в 1399 г., где отмечено, что «в поле чисте пушки и пищали недействени бы ваху» ¹⁵⁴⁾.

Следовательно, наносить ущерб оборонительным сооружениям артиллерия того времени не могла; против них она, по существу, почти и не применялась. Даже немецкие рыцари, считавшие свое военное искусство самым высоким в Западни Ев­ропе, вплоть до конца XIV в. пользовались при осадах только доогнестрельной тех­никой, в том числе и метательными машинами ¹⁵⁵⁾, но не огнестрельным оружием, хотя в Германии это оружие было значительно распространено уже в первой половине XIV в. ¹⁵⁶⁾.

В этом отношении весьма любопытно сообщение летописи Вогонта, где говорится о применении пушек при осаде литовского замка Новый город в 1381 г. и до­бавляется, что «язычники весьма встревожились, ибо тевтонские рыцари никогда прежде не употребляли против них таких орудий» ¹⁵⁷⁾.

Но первые пушки были не наступательным, а оборонительным оружием. Их основным назначением было не разрушение, а оборона крепостей. Они предназнача­лись тогда только для поражения живой силы противника и использовались исклю­чительно при защите городов ¹⁵⁸⁾. Недаром в рассказах об осадах Болгар русскими

_________

приспособленные к применению огнестрельного оружия, появились только в XVI в. (R.A. Bronn. Englisch Medieval Gastes. London, 1954, стр. 157; A. Tuulse. Kastell i nordisk borgarkitcktur. Stockholm, 1947, стр. 107).

¹⁵²⁾ A. H. Кирпичников. Военное дело..., стр. 64; А. Н. Кирпичников. Ме­тательная артиллерия древней Руси. - МИА СССР, № 77. М., 1958, стр. 22.

¹⁵³⁾ А. Н. Кирпичников. Военное дело..., стр. 67.

¹⁵⁴⁾ ПСРЛ, т. XI, стр. 173.

¹⁵⁵⁾ М. Jähns, Handbueh einer Geschichte des Kriegswesens. Leipzig, 1880, стр. 765-766; W. Gоhlke. Das Geschützwesen des Altertums und des Mittelalters. - «Zeitschrift für historische Waffenkunde», Bd. VI, H. 2. Dresden, 1912-1914, стр. 64.

¹⁵⁶⁾ H. E. Бранденбург. Указ. соч., ч. 1 (XV-XVIII ст.), стр. 34.

¹⁵⁷⁾ «Гродненские губернские ведомости», 1846, № 36, часть неоф.

¹⁵⁸⁾ Н. Павленко. Русская артиллерия (1389-1812), стр. 6; А. Л. Монгайт. Рус­ская артиллерия в XIV-XV вв., стр. 64; М. Г. Рабинович. Осадная техника на Руси в X- XV вв., стр. 73; К. В. Базилевич. Внешняя политика Русского централизованного государ­ства. М., 1952, стр. 352.

-130-

Планы Малой башни Порхова

войсками в 1376 г. и Москвы Тохтамышем в 1382 г. «гром», пушки и тюфяки выступают как оборо­нительная - городовая, а не осад­ная техника ¹⁵⁹⁾.

Правда, железные огнестрель­ные орудия конца XIV в. со ство­лами из сварных пластин, стяну­тых обручами ¹⁶⁰⁾, были еще очень примитивными. По словам Ф. Эн­гельса, артиллерия в первыипериод применения была еще «в младенче­ском состоянии». Пушки того вре­мени были очень несовершенными, громоздкими и неповоротливыми; «порох был плохим, заряжались пушки с трудом и медленно, а ве­сти огонь каменными ядрами мож­но было лишь на короткое рас­стояние» ¹⁶¹⁾. Выстрелы из таких пушек сопровождались страшным грохотом и огромными клубами дыма и производили больше пси­хологический эффект, инежели наносили ущерб осаждающим ¹⁶²⁾. Об этом свидетельствует летопис­ное сравнение звука пушечных выстрелов с громом, а в рассказе 1376 г. прямо сказано, что защит­ники Болгар «гром» пускали «страшяще Руские полкы» ¹⁶³⁾.

_________

¹⁵⁹⁾ Существует указание, что огне­стрельные артиллерийские орудия ис­пользовались при обороне городов уже в конце первой четверти XIV в. (F. Lot. Указ. соч., т. II., стр. 439).

¹⁶⁰⁾ Н. Шрамченко и А. Энгельгарт. Литье медных орудий в России. - АЖ, № 2. СПб., 1859, от­дел ученый и технический, стр. 123.

¹⁶¹⁾ Ф. Энгельс. Армия. - К.Маркс и Ф.Энгельс. Со­чинения, т. 14, стр. 29.

¹⁶²⁾ А. Пузыревский. Указ. соч., ч. II, стр. 15; П.Гейсман. Крат­кий курс истории военного искусства в средние и новые века (VI-XVIII ст.). Изд. 2. СПб., 1907, стр. 117; А. Нилус. История материальной части ар­тиллерии, т. 1. СПб., 1904, стр. 54; В. Мавродин. О появлении огне­стрельного оружия на Руси. - ВИ, № 8-9, 1946, стр. 99; F. Lоt. Указ. соч., т. II, стр. 439. Курс артиллерии (под ред. А. Д. Блинова), кн. 1, М., 1948, стр. 61.

¹⁶³⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 24; т. X, СПб., 1885, стр. 25; т. XXV, стр. 192.

-131-

Однако оружием психологического эффекта пушки были не очень долго. Уже в середине XIV в. на Западе, наряду с коваными железными орудиями, появились ору­дия, литые из меди и бронзы ¹⁶⁴⁾. Не без основания предполагается, что в конце XIV в., когда центром производства русского огнестрельного оружия стала Москва ¹⁶⁵⁾, от­ливка пушек началась и на Руси ¹⁶⁶⁾. Это значительно повысило качества огнестрель­ной артиллерии, которая превратилась в действительное средство защиты укреплен­ных пунктов. Несмотря на несовершенство отливки стволов, пушки стали наносить уже существенный урон осаждавшему противнику. В 1390 г. Витовт вынужден был даже снять осаду Вильны, так как в его войсках «от пушек много полегоша» ¹⁶⁷⁾. Вполне возможно поэтому, что применение в обороне городов артиллерии, способной уничтожить живую силу осаждающих, не могло не сказаться на русском военном зодчестве; при появлении пушек в крепостях последние не могли остаться в прежнем виде. «Огненная» стрельба с городовых сооружений, в комплексе с другими средства­ми борьбы, потребовала изменения характера их обороны. Произошло преобразова­ние каменных оград под влиянием огнестрельного оружия. Это преобразование яви­лось одним из основных факторов в развитии русской крепостной архитектуры конца XIV - начала XV в.

Но пушки конца XIV в. не могли быть установлены для стрельба на существо­вавших тогда крепостных стенах; мнение о том, что в XIV-XV вв. они ставились на их боевых площадках, ошибочно ¹⁶⁸⁾. Об этом свидетельствуют хотя бы описи Изборска и Гдова конца XVI -начала XVII в., где перечисляются орудия, располагав­шиеся исключительно на башнях, но никак не на обходах стен ¹⁶⁹⁾. Только в первой половине XVI в., когда у некоторых оборонительных сооружений стены стали де­лать толщиной, почти равной их высоте (Китай-город Москвы), а особенно в конце XVI в. и начале XVII в., когда крепостные стены превратились в сложные много­ярусные сооружения с широкими сводчатыми галереями (Троице-Сергиев монастырь и «Новый город» Кирилло-Белозерского монастыря), пушки стали стрелять зачастую и со стен ¹⁷⁰⁾. Последние и строились с учетом возможности установки на них артил­лерии. Поставить же пушки на крепостных стенах XIV в. было нельзя из-за узости их верхних площадок и отката орудий во время выстрела.

Однако методы штурма крепостей во время появления артиллерии оставались, по существу, прежними: «влияние нового оружия на общую тактику было весьма мало ощутимым» ¹⁷¹⁾. Как и раньше, крепости захватывались тогда прямым штур­мом приступных стен. Поскольку же в обороне «городов» конца XIV в. стали эффек­тивно применять артиллерию, то для ее размещения потребовалась модернизация приступных стен. Эта модернизация произошла и за счет усиления их башнями ¹⁷²⁾.

_________

¹⁶⁴⁾ Н. Шрамченко и А. Энгельгарт. Указ. соч., стр. 124.

¹⁶⁵⁾ М. Н. Тихомиров. Средневековая Москва в XIV-XV вв. М., 1957, стр. 88.

¹⁶⁶⁾ Н. Н. Рубцов. Указ. соч., ч. 1, стр. 30.

¹⁶⁷⁾ ПСРЛ, т. XV, ст5. 445.

¹⁶⁸⁾ «Русская военная сила», т. 1. М., 1897, стр. 139 -140; А. Л. Монгaйт. Русская артил­лерия в XIV-XVI вв., стр. 64. Такого же мнения придерживается и В. Г. Федоров, ибо, иллюстри­руя реконструированным изображением защиты укрепленного города на Руси в конце XIV - начале XV в. одну из глав своей работы, он поставил пушку на боевом ходе крепостной стены (В. Г. Федоров. Указ. соч., стр. 113, рис. 37).

¹⁶⁹⁾ Сб. МАМО, т. 6. М., 1914, стр. 314-315, 411-412.

¹⁷⁰⁾ В начале XVII в., когда польско-литовские войска подошли к Троице-Сергиевому мо­настырю и потребовали его сдачи, архимандрит Дионисий вместе с келарем старцем Авраамием Палицыным «повелеша по ним с стены ис пушек бити» (ПСРЛ, т. XIV, перв. пол. СПб., 1910, стр. 147. Ср. «Сказание Авраамия Палицына». М.- Л., 1955, стр. 133 и 138).

¹⁷¹⁾ Ф. Энгельс. Армия. - К.Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 28.

¹⁷²⁾ На то, что на Руси и в странах Западной Европы огнестрельные артиллерийские орудия размещались первоначально в башнях, в литературе указывалось уже давно (Ц. Кюи. Краткий исторический очерк долговременной фортификации. СПб., 1897, ч. 1, стр. 23; ч. 2, стр. 4). Однако до сих пор это ничем не объяснялось.

-132-

Тыльные стороны башен Вышки и Рябиновки в Изборске

Ею и характеризуется влияние огнестрельной артиллерийской техники конца XIV в. на одновременную крепостную архитектуру.

Наиболее ощутимо результаты модернизации приступной стены проявляются, видимо, в Изборске. Впервые на это обратил внимание К. К. Романов; делая в 1910 г. доклад об Изборской крепости, он четко отметил, что ее башни восходить к 1330 г. никак не могут ввиду приспособленности к огнестрельному оружию, а их общее расположение между пряслами стен «говорит скорее за раннюю постройку башен, когда огнестрельная защита еще не была сильно развита» ¹⁷³⁾. Правда, обращая на это внимание, К. К. Романов относил Изборскую крепость к XV-началу XVI в., однако ее специальное исследование показало, что изборские башни относятся к концу XIV в.- периоду, когда резко обострилась захватническая политика Ливон­ского ордена, когда оборонительные сооружения Пскова интенсивно оснащались башнями со стороны «поля» и когда в летописи попало первое сообщение о примене­нии артиллерии при обороне русских городов ¹⁷⁴⁾.

Можно предположить, что артиллерия конца XIV в. оказала влияние не толь­ко на укрепления Пскова, Изборска и Порхова, но и на крепость Ям постройки 1384 г.,

_________

¹⁷³⁾ К. К. Романов. Изборск (черновик доклада). - Архив Ленинградского отделения Ин-та археологии АН СССР, ф. 29, № 288, л. 12/6.

¹⁷⁴⁾ Тенденция повышения обороноспособности крепостей башнями сохранялась на Руси и в последующее время. Обследование Псково-Печорского монастыря показало, что кладка некото­рых его башен не перевязана с кладкой стен (Г. Рабинович. Архитектурный ансамбль Псково-Печерского монастыря. - АН, сб. 6, М., 1956, стр. 19). Следовательно, первоначально, т. е. сразу же после постройки в 1565 г., крепость Псково-Печерского монастыря была еще малобашенной. Возможно, что появление дополнительных башен в Псково-Печерском монастыре нужно отнести к концу XVI в. когда, в связи с военными действиями 1578-1582 гг., башни пристраивались и в Пскове. (См. Рейнгольд Гейденштейн. Указ. соч., стр. 176-177 и 199).

-133-

Тыльная сторона Малой башни Порхова

так как в 1444 г. по осаждавшим ее немецким войскам она била уже из пушек ¹⁷⁵⁾. Это косвенно говорит о ее приспособленности к применению огнестрельного оружия. Постройка же крепости Ям почти одновременно с крепостью Порхова по­зволяет думать, что ямгородскиепушки стояли в башнях, которые так же, как и в других русских крепостях конца XIV в., группировались на приступной сто­роне.

В связи с изложенным выше становится очевидным, что с применением в го­родовой обороне огнестрельного артиллерийского оружия, в истории русского кре­постного зодчества наступил уже новый период, характеризующийся появлением крепостей с большим количеством башен на приступных сторонах.

Естественно, что по сравнению с башнями предшествовавшего периода значение крепостных башен, включенных в состав приступных стен и предназначенных для

_________

¹⁷⁵⁾ ПСРЛ, т. XVI, стб. 185. В западноевропейских источниках XV в. новгородский приго­род Ям именуется Ниенслотом, т. е. Новым замком или Новым городом (И.Э.Клейненберг. О названии новгородского пригорода Ямы в западных источниках XV в.- «Научные доклады выс­шей школы». Исторические науки, 1958, № 1, стр. 12-16).

-134-

Тыльная сторона Средней башни Порхова

установки пушек, резко изменилось. Если раньше в однобашенной крепости башня, возвышаясь над сильно растянутыми стенами, несла преимущественно стороже­вую службу, то с конца XIV в., когда количество башен в крепостях намного уве­личилось, они стали уже и активными участниками их защиты. Именно с конца XIV в., а не с середины XIII в., как это считалось ранее, и появляются боевые башни, превратившиеся в основные узлы сопротивления оборонительных соору­жений.

Благодаря появлению боевых башен на лобовых сторонах городовых сооруже­ний их обороноспособность значительно увеличилась. После этого наседавшего вра­га отбивали от приступных стен не только с помощью стрельбы из луков и само­стрелов, но и с помощью огня пушек, стоявших на башнях. Наряду с фланговым через боевые отверстия башен, велся, конечно, и фронтальный обстрел; им поража­ли врага на подходах к оборонительным сооружениям и тем самым мешали ему при­близиться к ним. Подобный обстрел хотя и производился на короткие расстояния, но был, видимо, весьма интенсивным и действенным. Уже в 1409 г. татары во главе

-135-

с ханом Едигеем «ставляхуся на поле града» Москвы, «не смеаху бо близ града стати пристроения ради градного и стреляниа со града» ¹⁷⁶⁾.

В целях наилучшего обстрела пространств перед крепостями башни были при­строены к лобовым стенам с сильным выносом в сторону «поля». Большой вынос вперед получили башни и во вновь строившихся тогда крепостях. В Изборске этбт вынос достигает 10 м (башня Вышка, стр. 129), а в Порхове - 4 м (Малая башня, стр. 131). Благодаря этому крепости как бы шагнули навстречу противнику.

Величина выноса башен в сторону «поля» не была одинаковой. В Изборске, где башни пристраивались к уже существовавшим стенам, этот вынос был равен внеш­нему диаметру башен, в результате чего внутрь крепости башни совсем не выступа­ли. Прикрытые в нижних частях более ранними крепостными стенами,они лишь каса­лись их внешних, лицевых плоскостей своими стволами. Изнутри же, как и сейчас, были видны только верхние части этих башен (стр. 133). В Порхове, где башни стро­ились одновременно со стенами, вынос их в сторону поля был несколько меньше, так как стволы башен были как бы «встроены» в стены. Благодаря этому изнутри крепости видны не только верхние, но и нижние части башен (стр. 134 и 135).Однако внутрь крепости эти башни также не выступают: они выложены заподлицо с тыль­ными плоскостями стен и составляют с ними неразрывное целое. Из сказанного вид­но, что характер выноса башен в сторону «поля» зависел от того, как велось их строительство - отдельно от стен или вместе с ними. В то время когда башни и кре­постные стены воздвигались одновременно, этот вынос был меньше диаметра башен. Когда же башни ставились позднее стен, вынос был равен их диаметру. Двухсторон­него выноса, т. е. в сторону «поля» и внутрь крепости, башни тогда, очевидно, не име­ли.

Правда, пример Нижней башни крепости Острова показывает, что изредка башни возводились и в разрывах стен, выступая по отношению к ним более или менее равномерно в обе стороны, но это было, видимо, исключением, так как в более поздних крепостях XIV в. подобных примеров нет. Отметим также, что Нижняя баш­ня Островской крепости, выстроенной до применения артиллерии, отражает еще принцип постановки башен в малобашенных крепостях. Она стояла не на приступной стене, а, как и раньше, в удалении от нее, со стороны, хорошо прикрытой и рекой Великой ¹⁷⁷⁾ и самой крепостью, занимая наиболее удаленную точку ост­рова.

Некоторые исследователи предполагают, что расстояние между башнями в русских крепостях определялось дистанцией убойного полета стрел ¹⁷⁸⁾. Одни авторы определяют эту дистанцию в пределах 100-150 м ¹⁷⁹⁾, а другие - в 200 м ¹⁸⁰⁾. Однако поражать врага стрелами можно было с успехом и со стен, как это было и до пристойки башен. Поэтому, очевидно, что определение расстояний между башнями за­висело также и от огнестрельного оружия. В те времена дистанция действия пушек была близкой к дистанции убойного полета стрел ¹⁸¹⁾. Однако разная и незначитель­ная дальнобойность пушек, связанная с неустойчивостью их размеров, отсутствием стандартности в весе ядер и неопределенным объемом пороховой мякоти, обусловила

_________

¹⁷⁶⁾ ПСРЛ, т. XI, стр. 104.

¹⁷⁷⁾ Поскольку остатков этой башни не сохранилось, то о ее расположении приходится сейчас судить (до производства археологических раскопок) только по схематическому плану Островской крепости, сделанному инженер-прапорщиком Гаврилой Борзовым в 1772 г. Но не исключена возможность, что необычное расположение этой башни должно быть объяснено неточностью чертежа.

¹⁷⁸⁾ Существует мнение, что они ставились в 400 шагах друг от друга, т. е. «на расстоянии не более двойного полета стрелы» (Ц. Кюи. Указ. соч., ч. 1, стр. 4).

¹⁷⁹⁾ А. Н. Кирпичников. Метательная артиллерия древней Руси, стр. 28; G. Posse. Fornborgarna som försvarsanläggniugar. Upplands foruminuesförenings tidskrift. XLV, 2 Uppsala, 1936, стр. 254.

¹⁸⁰⁾ W. Douglas. Simpson. Exploring Castles. London, 1957, стр. 22.

¹⁸¹⁾ A. H. Кирпичников. Военное дело..., стр. 63.

-136-

постановку башен на небольших расстояниях друга от друга, меньших, чем пере­лет стрелы и пушечного ядра. В Изборске это расстояние не превышает 60 м, в Порхове - 85 м, а в Копорье - 107 м. Естественно, что прострел прясел стен между башнями производился также и из луков. Более же короткие расстояния между баш­нями по отношению к дистанции действия пушек давали возможность не только кон­центрировать наиболее действенный огонь перед пряслами, но и выносить его вперед, в сторону осаждающего противника. Хотя огонь этот был менее концен­трированным, он все же заставлял противника держаться на почтительном расстоя­нии от стен.

Во время осад башни действовали большей частью согласованно, в одном направ­лении, в зависимости от мест скопления противника. При этом стрельба из одной башни поддерживалась подчас соседней, посылавшей свои снаряды мимо нее на более далекое расстояние. При небольшом количестве и ограниченной скорострель­ности первых пушек - один или два выстрела в сражение ¹⁸²⁾, - это обстоятельство было очень важным и существенным. Оно обеспечивало возможность ведения более частого огня по вражеским скоплениям и подчас заставляло противника пережидать пушечные выстрелы.

Таким образом, можно считать, что влияние огнестрельной артиллерийской техники на крепостную архитектуру Руси конца XIV в. проявилось в весьма актив­ной форме. Оно было ощутимым и наглядным. В связи с необходимостью размеще­ния пушек, действовавших долгое время во взаимодействии со старыми средствами поражения - оружием дальнего и ближнего боя, - архитектурный облик крепостей обогатился вертикальными объемами башен и изменился почти до неузнаваемости. Готовясь к штурму, враг видел теперь не ровную и сильно вытянутую стену, как это было раньше, а ее небольшие прясла, прикрытые стволами массивных башен. Гордо возвышавшиеся перед сконцентрированными силами осаждающих и при­крывавшие своими массивами приступные стены, эти башни оказывали на вражеских воинов определенное психологическое воздействие, вселяли в них чувство страха и неуверенности в благополучном исходе предстоящего штурма. Одновременно баш­ни определяли архитектурный облик укрепленных пунктов и еще сильнее выяв­ляли приступные стороны крепостей, подчеркивали значимость и боевую способность их главных фасадов.

Стоит отметить, что с пристройкой башен к приступным стенам общая боевая и композиционная направленность крепостей не изменилась. Тесно связанные с местами расположения и их естественными границами, они, как и в предшество­вавший период, были целиком ориентированы в сторону расположения или возможного появления противника. Однако сама направленность оборонительных сооружений после появления башен стала более четкой. По сравнению с крепостя­ми первой половины XIV в. она была теперь значительно ощутимее и более вырази­тельной. Правда, создававшаяся зодчими вполне сознательно, эта направленность также обусловливалась особенностями рельефа местности и характером штурмовой тактики противника. Но выражалась она не только наличием приступной стены,при­крытой искусственными препятствиями, а и укреплением этой стены системой мощ­ных башен.

Благодаря башням сфера действия оборонительных сооружений значительно расширилась. Прикрывая собой организм города, они господствовали теперь и над пространством, простиравшимся перед ними со стороны «поля». В условиях военной тактики конца XIV - начала XV в. это было очень важно. Если раньше, в первой по­ловине XIV в., русская крепость только принимала на себя удары противника и как бы напоминала воина, закрывшегося щитом, то теперь она получила уже сильное боевое оружие, способное нанести врагу сокрушительный удар.

_________

¹⁸²⁾ П. П. Забаринский. 550-летие русской артиллерии. - Сб. ИМАИМ, вып. 1. М.-Л., 1940, стр. 55.

-137-

^ УВЕЛИЧЕНИЕ ОБОРОНОСПОСОБНОСТИ КРЕПОСТЕЙ

1

Весьма показательно, что в конце XIV в., в период интенсивного строительства башен, толщина крепостных стен не изменилась.

При пристройке башен в 1387 г. и 1397-1398 гг. к приступным стенам Пскова одновременного утолщения стен произведено, видимо, не было; летописи об этом не упоминают. Ничего не говорят они и об усилении приступных стен других русских городов.

Старую толщину стен крепостей доогнестрельного периода имели и стены вы­строенного в конце XIV в. Порхова ¹⁸³⁾. На северном участке крепости, в районе Малой башни, их ширина около 1,8 м, а на восточном, со стороны «поля», - 2,2 м. Выше мы видели, что несколько большую толщину (2,2-2,6 м) имели стены Изборска 1330 г. и стена Новгородского острога 1335 г. (около 3 м). Возможно, что таки­ми же были и стены Московского кремля Дмитрия Донского; Н. Н. Воронин думает, что выстроенные до появления огнестрельного оружия, они также были «сравни­тельно небольшой толщины» ¹⁸⁴⁾.

Наряду с относительно тонкими стенами в конце XIV в. строились и весьма тол­стые стены. Таков участок острожной стены Великого Новгорода, вскрытый раскоп­ками в конце Знаменской (теперь Первомайской) улицы и имеющей толщину 4,4- 4,6 м. А. Л. Монгайт этот участок стены относит к XIV в. и более точно не датирует. Однако, сравнивая этот участок по характеру кладки и месту расположения со сте­ной посадника Федора 1335 г., он приходит к выводу о постройке их в разное вре­мя ¹⁸⁵⁾. Поскольку же кладка данной стены идентична кладке острожных башен, мы склонны думать, что она была возведена в конце XIV в. - возможно, в 1391 г. - одновременно с башнями. Толщина стены на данном участке почти равна толщине стены псковского пригорода Велье (4,6 м).

Таким образом, применение пушек в обороне городов конца XIV в. никакого влияния на толщину стен крепостей не оказало. Как и раньше, т. е. до конца XIV в., они строились и тонкими и толстыми, в зависимости от мест расположения крепо­стей и окружающих их естественных препятствий. Рассчитывались эти стены толь­ко на сопротивление стенобитным и камнеметным машинам. Пушек же, способных произвести их разрушение, тогда еще не существовало.

Но если в начальный период усиления лобовых сторон русских крепостей си­стемами мощных башен городовые стены оставались еще прежними, то в середине этого периода и они стали изменяться. Изменения эти появляются лишь на рубеже XIV-XV вв. когда начался период интенсивного усиления стен оборонительных сооружений, знаменовавший собой следующий этап в развитии русской военной архитектуры.

Крупные работы по усилению крепостных стен были проведены тогда в Псков­ской земле. Выше отмечалось, что в 1399 г. в ходе строительства трех новых башен к старой приступной стене Пскова, тянувшейся от Пскова до Великой, псковичи при­строили новую стену и что в конце XIV в. была реконструирована крепость Изборска.

_________

¹⁸³⁾ Имеется в виду толщина основной стены без более поздней прикладки. Промер составных частей порховских стен был; произведен нами совместно с В. И. Плужниковым в октябре 1958 г.

¹⁸⁴⁾ Н. Н.Воронин. Московский кремль (1156-1367). - МИА СССР. № 77. М., 1958, стр. 69.

¹⁸⁵⁾ А. Л. Монгайт. Оборонительные сооружения Новгорода Великого. - МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 21-22.

-138-

Двойная структура северной стены Изборской крепости

Стены последней были не только оснащены тогда башнями, по и усилены каменной прикладкой; в результате они стали двухслойными и с 2,42-2,57 м расширились примерно до 3,46-3,75 м ¹⁸⁶⁾.

В основном же усиление стен псковских крепостей было произведено не на ис­ходе XIV в., а в первой половине XV в. Ранее назывались 1401 -1407 гг., когда многие стены военно-оборонительных сооружений Пскова также получили снаружи дополнительные каменные прикладки, в связи с чем их общая толщина значитель­но увеличилась, и говорилось о псковских пригородах, укрепления которых также изменились. В числе этих пригородов был Изборск, реконструкция которого в

_________

¹⁸⁶⁾ В.В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска. - СА, 1959, № 1, стр. 132.

-139-

начале XV в. заключалась в новом усилении наиболее ответственных стен каменными прикладками ¹⁸⁷⁾, только что выстроенные крепости Выбор и Гдов, укрепленные в 1434 г. «привалами» ¹⁸⁸⁾, и, наконец, крепость Острова, реконструированная где-то во второй половине XV в. ¹⁸⁹⁾.

Одновременно стали изменяться и новгородские оборонительные сооружения. В 1430 г. были развернуты начатые шестью годами раньше работы по строитель­ству «города» в Новгороде и в том же году усилены каменными прикладками стены Порхова. Позднее, уже в период интенсивной строительной деятельности новго­родского архиепископа Евфимия II, были изменены и другие древние укрепления Новгородской земли - в 1445 г. «поновлены» каменные стены Ладоги, в 1448 г. наново перестроена крепость Ям, в 1450 г. «покреплены» стены Новгородского детин­ца, примерно во второй четверти XV в. почти полностью перестроена крепость Копорье и, наконец, в 1460 г. дополнительно укреплены оборонительные сооружения Орехова.

Все эти факты показывают, что интенсивное усиление оборонительных сооруже­ний системами мощных башен, впервые начавшееся в Пскове в 1387 г., с 1399 г. ста­ло сопровождаться и энергичным утолщением крепостных стен каменными приклад­ками, причем в первой половине XV в. такие прикладки появились у большинства новгородских и псковских крепостей.

В отличие от башен, которые в конце XIV в. были пристроены в Пскове пре­имущественно к приступным стенам, в начале XV в. каменные прикладки были сде­ланы у всех псковских стен - как лобовых, обращенных к «полю», так и фланговых, стоявших вдоль берегов Псковы и Великой. Примерно то же самое наблюдается и в Изборске, стены которого не только двухслойны, но и трехслойны. При этом двой­ную структуру имеет стена, стоящая на краю обрыва Жеравьей горы (стр. 139); остальные же стены крепости везде тройные ¹⁹⁰⁾ (стр. 141). Несколько иначе обсто­ит дело в Порхове. Из основной первоначальной массы и усиливающей ее наружной прикладки здесь состоят лобовая, восточная стена, обращенная в сторону оврага, и стена тыловая, стоящая на берегу Шелони; северная же стена, обращенная в сто­рону ложбины, прикладки не имеет ¹⁹¹⁾.

Следовательно, как и при возведении башен в конце XIV в., новгородские и псковские зодчие особое внимание уделяли утолщению приступных стен, но не за­бывали при этом и о стенах тыловых, прикрытых надежными естественными прегра­дами.

По своим размерам прикладки были обыкновенно равны основным стенам и даже превышали их толщину. В Порхове, например, при ширине старой приступной стены в 2,2 м толщина прикладки достигает 2,7 м. Примерно то же самое на­блюдается и в Изборске: если внутренний слой лобовой стены крепости имеет толщи­ну 2,4-2,5 м, то средний и наружный слои, взятые вместе, немного более 2,5 м. Естественно, что вследствие усиления крепостных стен каменными прикладками их общая толщина резко увеличилась. Стены Изборска, имевшие первоначально ши­рину всего лишь 2,2-2,6 м, в результате этого расширились почти вдвое, до 4-5 м, а у Порхова еще больше - с 1,8 до 4,45 м.

Произведя подобное утолщение, городовые мастера осуществили очень важную работу. Можно, пожалуй, сказать, что они ликвидировали то несоответствие в тол-

_________

¹⁸⁷⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска. СА, 1959, №1, стр. 135.

¹⁸⁸⁾ ПЛ, вып. 1. М.- Л., 1941, стр. 39 и 41; вып. 2. М., 1955, стр. 43, 125 и 128.

¹⁸⁹⁾ В. В. Косточкин. О датировке крепостей Острова и Изборска. - КСИИМК, вып. 62. М., 1956, стр. 61.

¹⁹⁰⁾ В. В. Косточкин. Строительная биография крепости Изборска, стр. 127-133 и 141.

¹⁹¹⁾ П. А. Раппопорт. Из истории военно-инженерного искусства древней Руси. - МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 155.

-140-

Третий слой восточной стены Изборской крепости

тине стен, которое существовало раньше. Тонких крепостных стен почти не стало; вернее, соотношение их с толстыми резко понизилось. Была произведена как бы их унификация: в большинстве случаев они стали равны толстым стенам крепостей до-огнестрельного периода.

Сказанное распространяется, очевидно, и на стены крепостей, которые в первой половине XV в. были перестроены полностью. Во всяком случае, в Копорье юго-западная стена крепости, стоящая на краю крутого и почти непреодолимого склона скалы, имеет толщину 3,2 м, другие стены и того больше, а в Гдове их ширина дости­гала 4,32 м.

Одновременно с утолщением стен псковских и новгородских крепостей в начале XV в. была увеличена и толщина стен их башен. Правда, летописи об этом не сооб­щают. Однако исследование крепости Порхова показало, что пристроив к ее первона­чальным стенам в 1430 г. другую каменную стену, новгородцы увеличили и толщи­ну стен Средней и Никольской башен. Особенно хорошо это видно на примере Сред­ней башни (стр. 142); здесь шов (3 см) отделяющий прикладку 1430 г. от основы 1387 г., проходит по всем башенным бойницам, независимо от их поярусного расположе­ния (стр. 143).Если смотреть на Среднюю башню с боевого хода стены, примыкающей к ней с юга, то прикладка 1430 г. и шов, четко отделяющий ее от первоначальной мас­сы, принадлежащей, вероятно,боевому ограждению стены 1387 г., хорошо видны и от­сюда (стр. 145). С появлением этой прикладки толщина стен Средней башни с 1,2- 1,5 м увеличилась до 4,05-4,10 м. Примерно такую же толщину приобрели тогда стены Никольской башни и не сохранившейся теперь Псковской башни.

-141-

Средняя башня Порхова

Можно было бы ожидать подобного явления и в Изборске.Между тем при повтор­ном утолщении изборских стен в первой трети XV в. ни одна из изборских башен не была усилена прикладками. Все они однослойны, что видно хотя бы на примере баш­ни Темнушки (стр. 146), и никаких признаков утолщения не имеют. Это произошло, очевидно, потому, что при возведении изборских башен в конце XIV в. их стенам была сразу придана значительная толщина. Ширина их стен не 1,4 м, как в Малой башне Порхова, которая осталась не усиленной в 1430 г., и не 1,2-1,5 м, как это было в Средней башне той же крепости до ее утолщения, а значительно больше - от 2,5 до 3 м.

Говоря о постройке костра «Кутекромы на стрелищи» в Пскове в 1400 г., летопис­цы подчеркнули, что, в отличие от старых башен, этот костер также был сделан «тол­ще» ¹⁹²⁾. Пользуясь современными обмерами, устанавливаем, что под летописным «толще» здесь следует понимать толщину стены в 2,8 м; такую толщину стены башни Кутекрома имеют в настоящее время (стр. 147). Если же к этому прибавить, что ши­рина стен у основания башен крепости Копорье (стр. 149) достигает 5 м, а попереч­ный размер стен двух фрагментарно сохранившихся башен 1500 г. у устья Псковы (в настоящее время они известны под названием башен у Нижних решеток) составля­ет 3,4 м, то вывод напрашивается сам собой. Вместе со старыми башнями, построен-

_________

¹⁹²⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 26; вып. 2, стр. 30 и 109.

-142-

План второго яруса Средней башни Порхова

ными еще в конце XIV в., в начале XV в. была увеличена толщина стен и новых башен, тогда только что возводившихся.

С появлением прикладок изменилась и высота крепостных стен. По сравнению со стенами XIV в. они стали не только толще, но и выше. Летописи свидетельствуют, что толще и выше стала приступная стена Пскова, к которой псковичи в 1399 г. при­ставили новую стену ¹⁹³⁾, и стена, стоявшая на берегу Великой, которую они в 1401 г. усилили прикладкой на пространстве «от Бурковых ворот от костра и до Крому» ¹⁹⁴⁾. В связи с появлением прикладки «потолщыпи и вышми» в 1404 г. стала также стена, шедшая «от Крому и до Брод» по берегу Псковы ¹⁹⁵⁾, и стена, выстроенная в 1407 г. «взле Пскову против прьсей от гребли до сторожовой избе» ¹⁹⁶⁾.

На примере Изборска можно установить, что прикладки делались выше существо­вавших тогда стен и накладывались на их верхние части. Они имели форму глаголя (стр. 151), наложенного своей нависающей частью на боевые площадки старых стен. То же самое можно наблюдать и в Порхове; благодаря тому, что наружный слой во­сточной стены крепости заходит вверху на ее древнюю основу, эта стена несколько выше тех стен, которые не были усилены во второй четверти XV в. и остались в своем первоначальном состоянии.

_________

¹⁹³⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 30.

¹⁹⁴⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 25; вып. 2, стр. 31 и 109-110.

¹⁹⁵⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 25; вып. 2, стр. 31 и 110-111.

¹⁹⁶⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 115.

-143-

Тенденция к увеличению высоты стен русских крепостей прослеживается и в бо­лее позднее время; известно, что в 1458 г. псковичи стену «возле Великую реку на Крому» также сделали «звыше старых стен» ¹⁹⁷⁾, в 1462 г. увеличили высоту стены Псковского кремля на пространстве от Кутнего костра до Смердьих ворот и над­строили кремлевскую стену со стороны Псковы ¹⁹⁸⁾. Впрочем, одновременного утолще­ния крепостных стен прикладками в это время уже не производилось; в летописях об этом нет сведений, а еще более поздние накладки на стенах Новгородского кремля, крепости Ивангород и той части Псково-Печерского монастыря, которая носит на­звание «острога», прямо говорят об этом ¹⁹⁹⁾.

Вместе с увеличением высоты крепостных стен, в XV в. была увеличена и высо­та крепостных башен; говоря о создании в Пскове башни Кутекрома в 1400 г., летопис­цы отметили, что она была создана не только толще старых башен, но и выше их ²⁰⁰⁾, а сообщая о возведении большого костра в Пскове над великими каменными во­ротами у конца Запсковского моста в 1469 г., они записали, что костер этот был сделан псковичами «выше старых» ²⁰¹⁾. В результате этого облик башен первой поло­вины XV в., по сравнению с обликом башен крепостей более раннего времени, так­же изменился. Те из них, которые были усилены прикладками, стали более широки­ми и приземистыми. Такими же были и новые башни, строившиеся тогда впервые. Однако они получали одновременно большую высоту, чем и отличались от башен оборонительных сооружений более раннего времени.

2

Нет сомнения, что усиление военно-оборонительных сооружений в первой поло­вине XV в. за счет увеличения толщины стен и башен было обусловлено существен­ными причинами. Важную роль и здесь сыграло применение огнестрельной артилле­рии. «Непосредственным результатом применения артиллерии, - писал Ф. Энгельс, - было увеличение толщины стен и диаметра башен за счет их высоты» ²⁰²⁾. В этом были убеждены многие исследователи - К. К. Романов, указавший, что утолщение стен Изборска производилось в связи с применением огнестрельного оружия ²⁰³⁾, а также В. А. Богусевич и А. Л. Монгайт, связавшие прикладки стен Порхова с пушечным обстрелом крепости в 1428 г. ²⁰⁴⁾.

Однако артиллерия первой половины XV в. была уже не той, какой она была в предшествовавший период. Применявшаяся сперва только в городовой обороне, она с начала XV в. стала употребляться и при штурмах крепостей ²⁰⁵⁾. В силу этого из­менился и характер осады оборонительных сооружений: «в период с XIV до конца

_________

¹⁹⁷⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 55; вып. 2, стр. 50 и 144.

¹⁹⁸⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 62; вып. 2, стр. 52 и 150.

¹⁹⁹⁾ Как в Новгороде, так и в Псково-Печерском монастыре упомянутые накладки сохранились теперь только частично. В основной своей массе они были сняты во время реставрационных работ

²⁰⁰⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 26; вып. 2, стр. 30 и 109.

²⁰¹⁾ ПЛ, вып. 2, стр. 54 и 167.

²⁰²⁾ Ф. Энгельс. Фортификация. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 328.

²⁰³⁾ К. К. Романов. Рецензия на книгу С. П. Бартенева «Московский кремль в старину и теперь». «Записки Разряда военной археологии и археографии РВИО», т. III. Пг., 1914, отд. IV, стр. 7. К сожалению, о времени появления изборских прикладок, помимо того, что они позднее самих стен, в этой рецензии ничего не сказано.

²⁰⁴⁾ В. Л. Богусевич. Порховская крепость - НИС, вып. 1. Л., 1936, стр. 10; А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв., стр. 63.

²⁰⁵⁾ О том, что для осады крепостей огнестрельное артиллерийское оружие стало использо­ваться позднее, чем для их обороны, в литературе уже отмечалось (F. Lоt. L'art militaire et les armées en Moyen Age en Europe et dans le proche orient, t. 2. Paris, 1946, стр. 439). Однако когда это произошло, исследователи не говорят.

-144-

Прикладка Средней башни Порхова

XVI века применение артиллерии коренным образом изменило способы атаки укреп­ленных пунктов» ²⁰⁶⁾.

Правда, Р. Шнейдер указывал, что до середины XV в. западная артиллерия оста­валась бессильной против укрепленных городов ²⁰⁷⁾. П. А. Раппопорт также пишет, что «артиллерия тут не играла никакой роли»; то, что указания летописей об утолще­нии стен Пскова относятся к рубежу XIV-XV вв., по его мнению, как раз полно­стью подтверждает это. Больше того, указывая, что пробивная способность дошед­ших до нас литых бронзовых пушек конца XV в. была ничтожной, он считает, что железные сварные пушки конца XIV в. не могли причинять существенного вреда каменным укреплениям, и предполагает поэтому, что усиление псковских крепост­ных стен в начале XV в. «могло быть вызвано... появлением более мощных стено­битных машин и общим усилением осадной техники» ²⁰⁸⁾.

Действительно, разрушительная сила осадной артиллерии начала XV в. была незначительной. После появления «пушки долгое время оставались неуклюжими, а ружья, несмотря на многие частичные изобретения, - грубыми» ²⁰⁹⁾. По своей эффективности огнестрельные оружия вначале даже мало чем отличались от прежде

_________

²⁰⁶⁾ Ф. Энгельс. Фортификация. - К.Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 327.

²⁰⁷⁾ R. Schneider. Anfang und Ende Torsiongeschutze.- «Neue Jahrbuchen für des klassische Altertum», Bd. 23. Berlin - Leipzig, 1909, стр. 138-139.

²⁰⁸⁾ П. А. Раппопорт. Из истории..., стр. 194.

²⁰⁹⁾ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 172.

-145-

Планы башни Темнушки Изборской крепости

известных камнеметов ²¹⁰⁾, тем более что снарядами для них также служили камен­ные ядра ²¹¹⁾. Из-за слабой ударной силы этих ядер, вес которых не превышал 2 кг ²¹²⁾, малоэффективными были пушки и по сравнению со стенобитными машинами. На первых порах они еще не могли разрушать крепостных стен ²¹³⁾. Витовт , например, после семинедельной осады Смоленска в 1404 г., сопровождавшейся пушечным обстре­лом, вынужден был уйти «в свояси ничтоже успев граду» по той причине, что «велми крепок град Смоленск» ²¹⁴⁾. Действие французской полевой артиллерии, употреблен­ной в 1415 г. при осаде Гарфлера, несмотря на близкое расположение к неприятелю (150 шагов), также было незначительным ²¹⁵⁾. Малоэффективными были, видимо, и тверские пушки, примененные при осаде Ржева в 1447г.; «тол бо грозно, ино яко же от великого того грому многым человеком падати» ²¹⁶⁾, - писал о их действии придвор­ный летописец тверских князей инок Фома.

Но артиллерия не везде была одинаковой. Если некоторые полевые пушки пер­вой половины XV в. производили при выстреле очень незначительный эффект, то одновременно существовали, вероятно, и другие орудия, которые отличались от них как по устройству, так и по размерам. Возможно, что к таким орудиям следует от­нести «мадфу», найденную в 1885 г. неподалеку от Старого Крыма, и сходную с ней по конструкции «мортиру» Калининского краеведческого музея. Эти образцы отли­чаются резким разделением ствола на казенную (зарядную) и более широкую части, что присуще древнейшим короткоствольным орудиям. Относя их по типу к началь­ной поре развития европейского огнестрельного оружия, исследователи датируют их XIV или XV в. ²¹⁷⁾.

_________

²¹⁰⁾ А. Tuulse. Borgar i västerlandet. Stockholm, 1952, стр. 213.

²¹¹⁾ A. M. Беленицкий. О появлении и распространении огнестрельного оружия в Сред­ней Азии и Иране в XIV-XVI вв. - «Известия Таджикского филиала АН СССР», № 15. История и этнография. Сталинабад, 1949, стр. 21; М. Г. Рабинович. Осадная техника на Руси в X-XV вв. - «Известия АН СССР (серия истории и философии)», т. VIII, № 1, М., 1951, стр. 73.

²¹²⁾ В. Е. Маркевич. Ручное огнестрельное оружие, т. 1. М., 1937, стр. 53.

²¹³⁾ Ц. Кюи. Краткий исторический очерк долговременной фортификации. СПб., 1897, стр.22-23; А. Нилус. История материальной части артиллерии, т. 1. СПб., 1904, стр. 54; В. Яковлев. Эволюция долговременной фортификации. М., 1931, стр. 36.

²¹⁴⁾ ПСРЛ, т. VIII. СПб., 1859, стр. 76; т. XI. СПб., 1897, стр. 189; т. XXVI. М.- Л., 1959, стр. 170.

²¹⁵⁾ М. Мейер. Исторические сведения об огнестрельном оружии, ч. 1. СПб., 1841, стр. 26.

²¹⁶⁾ «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче» (Публикация Н. П. Лихачева).- «Памятники древней письменности и искусства», т. CLXVIII. СПб., 1908, стр. 49.

²¹⁷⁾ В. Б. Вилинбахов и А. Н. Кирпичников. К вопросу о появлении огне­стрельного оружия на Руси. - Сб. ИМАИМ, вып. III. Л., 1958, стр. 247-248.

-146-

Планы первого и второго ярусов башни Кутекрома в Пскове

Надо полагать, что подобного рода орудия отличались и по силе действия. Возможно, в начале XV в. они имелись уже в Твери. Любопытно, что сообщив о малодейственности тверских пушек, использованных под Ржевом в 1447 г., инок Фома перед этим писал о высоких достоинствах тверской артиллерии вообще и хва­лил, в частности, тверского пушечника Микулу Кречетникова, ставя его мастерство выше мастерства пушечников Запада: «таков беяше той мастер, яко и среде немец не обрести такова» ²¹⁸⁾.

Правда, К. В. Базилевич сообщал, что вплоть до второй половины XV в. огне­стрельное оружие применялось весьма редко ²¹⁹⁾. Э. Эриксен также указывает, что с момента появления и до середины XV в. артиллерия не играла существенной роли в сражениях, обо она была малоподвижной и обладала незначительной дально­бойностью ²²⁰⁾. Между тем пушки никогда не были монопольной принадлежностью от­дельных государств. Даже в конце XIV в. происходило перемещение их из одной страны в другую. Так, например, в 1389 г. были вывезены «из немец арматы на Русь» ²²¹⁾. В 1393 г. «прислал магистр немецкий к великому Князю послала о мире и любви, жалуючися на Псковичь и на Литву, и приела в дарех пушку медяну, и зелие и мастера» ²²²⁾. В 1410 г., после разгрома Ордена в знаменитой битве при Грюнвальде, московский великий князь Василий I получил в дар от великого литовского князя Витовта две «пушки медяныя Прусския» ²²³⁾.

Такие случаи возможны, видимо, лишь при наличии большого количества огне­стрельных орудий и при сохранении наиболее мощных из них в руках основных владельцев. Оснащение же приступных стен мощными башнями, способными вести пушечный огонь, должно было обусловить резкое развитие осадной техники и, в первую очередь, нового вида оружия, т. е. штурмовой артиллерии. Так могли поя­виться пушки, калибр которых был довольно крупным ²²⁴⁾. Больше того, широкая

_________

²¹⁸⁾ «Инока Фомы слово похвальное...», стр. 46.

²¹⁹⁾ К. В. Базилевич. История СССР от древнейших времен до конца XVII в. М., 1949, стр. 196.

²²⁰⁾ Е. Eriksen. Problems in the history of mediaeval artillery. - «1st Congres of museums of arms and military equipment». Copenhagen, 1957, стр. 46.

²²¹⁾ H. M. Карамзин. История государства Российского, т. V. СПб., 1819, при­меч. 136.

²²²⁾ В. Н. Татищев. История Российская с самых древних времен, кн. 4. СПб., 1784, стр. 371.

²²³⁾ Там же, стр. 454.

²²⁴⁾ Некоторые исследователи указывают, что попытки повысить мощность орудий путем уве­личения их калибров начали делаться уже с половины XIV в. (Н. Е. Бранденбург. Истори-

-147-

известность пушек уже в начальный период их применения - косвенное свидетель­ство того, что на рубеже XIV-XV вв. существовали отдельные экземпляры огне­стрельных орудий, выстрелы из которых были более действенными, нежели вы­стрелы из орудий XIV в. ²²⁵⁾. Недаром, будучи сперва только лишь средством обороны, пушки уже в конце XIV в. стали одновременно и средством нападения.

В самом деле, в Европе огнестрельное оружие уже в 70-х годах XIV в. начинает играть видную роль в осадных операциях. А. Туулзе указывает, что в 1378 г. замок св. Ангела в Риме впервые обстреливался из пушек, а в 1399 г. с их помощью было произведено и разрушение замка Танненберг в Гессене ²²⁶⁾. Возможно, что в начале XV в. мощными орудиями располагала и Литва - в 1401 г. Смоленск обстреливался литовцами, по-видимому, из подобных пушек: «и приходи князь Витовт со всею силою литовьскою к Смолнеску, и стоя под городом 4 недели, и биша пушками город» ²²⁷⁾. В противном случае из них не стали бы стрелять по городским укрепле­ниям.

Об эффективности действия осадной огнестрельной артиллерии начала XV в. говорит также и то, что в 1409 г., не решаясь идти на приступ Москвы, хан Едигей по­слал цесаревича Булата в Тверь к великому князю Ивану Михайловичу «веля ему часа того быти на Москву» со всей тверской ратью, а также «с пушками, и с тюфя­ки, и с пищалми, и с самострелы» и «с всеми сосуды градобитными, хотя разбивати град Москву» ²²⁸⁾. Следовательно, огнестрельные орудия были тогда нужны татарам именно как средство разрушения; если пушки были бы мало действенными, то Еди­гей навряд ли стремился бы получить их для осады белокаменной громады Москов­ского кремля.

Усиление старых крепостных стен Пскова и Изборска дополнительными камен­ными прикладками, совместно с таким же усилением стен и башен Порхова, и осу­ществлялось в начале XV в. с расчетом на сопротивление ударам ядер осадной ог­нестрельной артиллерии.

Необходимо учесть еще и то, что в начале XV в. дальнобойность пушек стала уже не той, какой она была в начальный период их существования. Фландрский путеше­ственник Гилльбер де Ланноа, посетивший в 1414 г. литовский город Трокай, указы­вал, что трокайские замки - старый деревянный с глинобитной стеной, стоящий на берегу озера, и новый кирпичный, расположенный на острове где-то в середине озе­ра,- находятся друг от друга «на расстоянии пушечного выстрела» ²²⁹⁾. Следователь­но, в начале XV в. артиллерия не была редкостью, а расстояние от того или иного объекта определялось уже дальностью полета пушечного ядра. Дальность эта была, как видно, высокой; расстояние между трокайскими замками составляет 400-500 м, в связи с чем А. Яникас и заключил, что пушки стреляли тогда не дальше, чем на 400-500 м ²³⁰⁾. Согласно же данным немецкой рукописи 1445 г. об артиллерии, пу-

_________

ческий каталог С.-Петербургского артиллерийского музея, ч. 1 (XV-XVII ст.). СПб., 1837, cip. 37. Для достижения большей разрушительной силы пушечные мастера Западной Европы шли по этому же пути (Д. Е. Козловский. Русская артиллерия XIV-XV вв. - АЖ, 1947, №3, стр. 55). Есть также указание, что после середины XIV в. размеры пушек быстро возрастают (В. Н. St. O'Neil. Castles and cannon. Oxford, 1960, стр. XVI).

²²⁵⁾ О крупных пушках XIV-XV вв. см. W. J.Carman. War history of firearms. London 1955, стр. 26.

²²⁶⁾ A. Tuulse. Borgar i västerlandet, стр. 213. Существует, к сожалению, непроверенное известие Линденблатта о том, что в 1385 г. литовцы и русские осаждали Мариенвенден (близ ли­товской границы) в течение шести недель, используя при этом метательные машины и пищали, действовавшие днем и ночью (А. А. Благовещенский. Остров Эзель, город Аренсбург и их достопримечательности. СПб., 1881, стр. 70).

²²⁷⁾ НПЛ, стр. 397.

²²⁸⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 83; т. XI, стр. 209; т. XXV. М.- Л., 1949, стр. 238; т. XXVI, стр. 175-176.

²²⁹⁾ «Путешествия Гилльбера де Ланноа в восточные земли Европы в 1412-1414 и 1421 гг.» (Статья и перевод Емельянова).- «Университетские известия». Киев, 1873, № 8, стр. 27.

²³⁰⁾ A. Janikas. Traku pilis XV amz. Vilnius, 1952, стр. 30.

-148-

Планы второго яруса северо-западной и третьего яруса юго-восточной башен крепости Копорье

шечное ядро при обыкновенном выстреле могло быть брошено на 1500 шагов (1200 м), а при усиленном пороховом разряде - на 2500 шагов (2000 м) ²³¹⁾.

Цифры эти и особенно данные немецкой рукописи кажутся малоправдоподоб­ными. Но известно, что в 1448 г. новгородцы, заняв позицию у устья Наровы, об­стреливали из пушек ливонцев, сосредоточившихся на противоположном берегу ре­ки ²³²⁾. Ширина же реки Наровы в районе устья составляет примерно 380-430 м. Данное обстоятельство делает вывод А. Яникаса вполне реальным. Конечно, вывод этот нельзя распространять на все пушки начала XV в., однако все-таки есть основание предполагать высокую мощность некоторых, наиболее крупных из них.

Говорить же, что усиление стен и башен русских крепостей в начале XV в.было вызвано появлением мощной осадной не огнестрельной техники, не приходится. Правда, старые метательные машины достигли тогда наивысшего уровня развития, что обусловливалось общим усилением средств осады и обороны, а огнестрельные орудия, по сравнению с этими машинами, были еще несовершенными, сложными и даже небезопасными в употреблении. Однако вызвать утолщение стен каменных кре­постей пороки и тараны все же не могли. Об этом свидетельствует кремль Пскова. Его западная стена стоит на самом краю псковского мыса и возвышается над уров­нем реки Великой более чем на 14 м. Обрыв мыса у этой стены почти отвесен и при­близить к ней стенобитные машины было невозможно. Этому мешало также широкое пространство реки, глубина которой в районе Пскова доходит до 18 м, и неприступ­ность высокого берега. Следовательно, утолщать западную стену Псковского крома пристройкой новой стены в 1401 г. в связи с возможностью действия на нее стенобит­ной и камнеметной техники было бы бессмысленно.

Сказанное распространяется и на западную стену Довмонтова города, которая в районе Смердьей (Довмонтовой) башни имеет тройную структуру, т. е. состоит из основной - первоначальной - стены и более поздних, усиливающих ее прикла­док ²³³⁾; одну из них следует, видимо, связать с упомянутым сообщением 1401 г. о том, что псковичи заложили «к старой стене новую ... возле Великую реку, от Бурко­вых ворот от костра и до Крому». Оба эти утолщения делались, видимо, с целью

_________

²³¹⁾ М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 36.

²³²⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 48; ПСРЛ, т. XVI, СПб., 1889, стб. 196.

²³³⁾ Сообщение архитектора А. И. Хамцова, ведущего работы по реставрации Псковского кремля.

-149-

усиления западных стен против действия артиллерии. Преимущества осадных пу­шек в том и заключалось, что они были легче и поворотливее тяжелых и гро­моздких стенобитных машин. Следует принять во внимание также и то, что энер­гия, сообщаемая снаряду силой пороховых газов, значительно превосходила силу механического броска ядра из метательной машины ²³⁴⁾, а это было очень важным ка­чеством пушек.

В Порхове усиление стен и башен в 1430 г. было явным ответом на действие ли­товской артиллерии. Летописи рассказывают, что во время осады 1428 г. Витовт применил огнестрельные орудия разных видов и калибров («пушки и тюфяки и пи­щали»), употребил огромную по своим размерам пушку «Галку» («пушка велика вельми, Галка именем») и с ее помощью нанес повреждения порховским укрепле­ниям - ядро этой пушки «вырази... стрелницу изо основания», «градныя каменныя зубцы срази», у стоящей внутри Никольской церкви «переднюю и заднюю стену во олтари прорази» и попало даже в литовское войско, нанеся ему существенный урон ²³⁵⁾. Правда, действие этой пушки, принятое В. А. Богусевичем за свидетельство огромной роли и невиданного могущества осадной артиллерии в первой половине XV в. ²³⁶⁾, П. А. Раппопорт поставил под сомнение. Им же было высказано предпо­ложение, что для утолщения порховских стен в 1430 г. могло существовать три при­чины: «их порча в результате ударов стенобитных орудий в 1428 г.», «появление но­вых, более мощных типов этих машин» и «просто малая толщина стен... 1387 г., построенных, возможно, наспех и недостаточно мощных» ²³⁷⁾.

Между тем в начале XV в. пушка «Галка» не была единственной. Извосено, что при осаде Танненберга в 1399 г. пушку везли 20 лошадей и что в Испании в 1404 г. была пушка, которую тащили 20 пар быков. В 1408 г. большое орудие, стрелявшее камнями весом в 300 фунтов, имелось также в Брауншвейге. Крупные орудия употреблялись тогда и во Франции; некоторые из них использовались как при обороне городов, так и при их осаде. Известно, что в 1411 г. поляки громили Мариенбург из орудий, которые выбрасывали каменные ядра огромной ве­личины, и с их помощью пробили свод мариенбургского орденского замка ²³⁸⁾. Стоит упомянуть, наконец, о том, что в 1424 г. у англичан была железная пушка длиной 12 футов и калибром 18 дюймов. Весила она 5,5 тонн. Ору­дия подобного рода именуются обычно бомбардами. При этом считается, что ко­роткоствольные крупнокалиберные бомбарды появились где-то в конце XIV в. ²³⁹⁾ и были таким же видом первоначального огнестрельного оружия, как и казнозаряд-ные пушки ²⁴⁰⁾.

Крупные артиллерийские орудия были применены неприятелем и против города Ям. В 1444 г. «събрашеся Немци, местер со всими своими вой, пришедше под город под. Яму, бивше город пушками, а з города такоже противу пушками; и нарочитую их пушку заморскую великую, и наметившие с города разбиша и пушечника и многих добрых, Немцев, поби» ²⁴¹⁾. В 1447 г. также «придоша Немци к Яме городку, и начата многими пушками силными бити город; и божиим заступлением расседеся пушка на многие части, и обратися въспять на них, и поби Немець много» ²⁴²⁾.

В период войны с Ливонским орденом (1443-1448) крупными артиллерийскими орудиями обладал и Великий Новгород. В донесении ракверовского командора со-

_________

²³⁴⁾ А. Н. Кирпичников. Военное дело средневекой Руси и появление огнестрельного оружия. - СА, 1957, № 3, стр. 63.

²³⁵⁾ ПСРЛ, т. VIII, ср. 94; т. XII, СПб., 1901, стр. 8; т. XXVI, стр. 185.

²³⁶⁾ В. А. Богусевич. Порховская крепость, стр. 10.

²³⁷⁾ П. А. Раппопорт. Из истории..., стр. 193-194.

²³⁸⁾ М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 24-25; В. Н. St. L. O'Neil. Указ. соч., стр. XVII.

²³⁹⁾ А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв. - ВИЖ. М., 1940, № 7, стр. 62.

²⁴⁰⁾ В. В. Арендт. К истории средневековой артиллерии. - «Архив истории науки и тех­ники», вып. VII. М.-Л., 1935, стр. 303; B. Rathgen. Das Geschütz im Mittelalter. Berlin, 1928, стр. 54 и 316.

²⁴¹⁾ ПСРЛ, т. XVI, стб. 185.

²⁴²⁾ Там же.

-150-

Надкладка южной стены крепости Изборска

общается, что в составе новгородских сил, двинувшихся на выручку осажденного ливонцами города Ям, было «пять больших пушек и еще много других мень­ших» ²⁴³⁾.

Все это убеждает в том, что в первой половине XV в. существовали экземпляры крупных осадных артиллерийских орудий, которые, несмотря на примитивность и даже возможность разрыва в момент выстрела, предназначались для разрушения каменных оборонительных сооружений. Прав А. Л. Монгайт, который писал, что «несмотря на все свои несовершенства, артиллерия могла уже тогда наносить доволь­но значительные повреждения крепостям» ²⁴⁴⁾. Для этой цели литовцы и привезли на сорока лошадях свою «Галку» под Порхов; в противном случае им незачем было тащить ее за собой.

Конечно, действие пушки «Галки», подробно описанное в некоторых летописях, в какой-то степени и приукрашено летописцами, которые удивлялись ее размерам и боевым качествам. Однако это как раз и говорит о повысившейся роли осадной огнестрельной артиллерии в начале XV в., так как разрушения, причиненные «Галкой» Порхову в 1428 г., были реальными и весьма ощутимыми, чего не случа­лось, по-видимому, в XIV в. Эти разрушения и обусловили утолщение порховских стен в 1430 г.

С эффективностью действия осадных пушек связано, очевидно, и появление в 1434 г. «привалов» у крепостных сооружений Выбора и Гдова. Это было дополни­тельное усиление стен одернованными земляными присыпками, предназначавшимися

_________

²⁴³⁾ И. Э. Клейненберг. К вопросу об огнестрельном вооружении новгородского вой­ска - «Вестник Ленинградского университета», № 20, серия истории, языка и литературы, вып 4. Л., 1959, стр, 132.

²⁴⁴⁾ А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв., стр. 63.

-151-

для погашения силы удара пушечных ядер, которые в них завязали. Впоследствии подобного рода «привалы» стали появляться и у других русских крепостей, в частно­сти у Сушы, выстроенной в середине XVI в. Пленный, взятый при осаде этой крепо­сти Стефаном Баторием в 1580 г., показал, что ее «башни покрыты очень плотно дер­ном» и потому «безопасны и от пушечных выстрелов, и от пожара» ²⁴⁵⁾.

Для ослабления силы действия огнестрельной артиллерии землей и камнями забивались тогда и стены деревянных крепостей. Правда, подобных забивок, отно­сящихся к середине XV в., мы не знаем, так же как и не располагаем сведениями о них. Однако для начала XVI в. они хорошо известны по источникам, которые гово­рят одновременно и о их назначении. Так, в рассказе об осаде Смоленска в 1513 г. современник сообщает, что смоленская «крепость не имела каменной стены», а «была окружена дубовыми загородками, наполненными очень толсто для сопротивления камнями и землею». При этом он отметил, что «через эти перегородки не проникало ни одно ядро» ²⁴⁶⁾. Рейнгольд Гейденштейн также указывал, что русские деревян­ные крепости, выстроенные «из собранного в кучу множества огромных бревен, обык­новенно покрытых дерном... более безопасны для обороны и представляют большую выгоду, нежели каменные, так как, с одной стороны, таковое строение дольше противится действию орудий, а с другой, если оно и пробито, то это не ведет за собой большого разрушения стены, что обыкновенно бывает с каменной построй­кой» ²⁴⁷⁾.

Нет сомнения, что обновление каменных стен Ладоги в 1445 г., равно как и пол­ная перестройка каменных крепостей Ям в 1448 г. и Копорья где-то в это же время, также обусловливались применением артиллерии. Если под Порховым в 1428 г. действовала большая пушка «Галка», то крепость Ям, как уже отмечалось, также осаждалась в 1444 и 1447 гг. с применением тяжелых крупнокалиберных орудий и для ее перестройки, как и для усиления Порхова, были все основания. Правда, при осаде Яма в 1444 г. великая заморская пушка немцев была разбита ямгородской артиллерией, а в 1447 г. одно немецкое орудие, бившее по городу, разорвалось при выстреле. Но, рассказывая об этом, летописец явно выделил лишь частные, наиболее яркие эпизоды неудачных осад и совершенно умолчал о постоянном действии других, участвовавших в них, вражеских пушках.

Между тем пушек этих было немало как в том, так и в другом случае; в 1447 г. стрельба по ямгородским укреплениям велась даже «многими пушками силными». Исхода сражения они не решили, но все же нанесли крепости повреждения, кото­рые после заключения мира в 1448 г. и вызвали необходимость замены ее новой. От­метим также, что, выступив против Новгорода в 1447 г., ливонские рыцари намере­вались взять и уничтожить крепости Ям и Копорье, для чего, по их просьбе, из Прус­сии был командирован специалист по осадной артиллерии ²⁴⁸⁾, а это также говорит о большом значении огнестрельных орудий при осаде городов в первой половине XV в. и о возможности перестройки ямгородских и копорских укреплений в связи с характером их действия.

Камнеметные машины во всех перечисленных выше утолщениях, «обвалова­ниях», обновлениях и перестройках не сыграли, по-видимому, существенной роли. Употребленные Витовтом под Вороначем в 1426 г. вместе с пушками ²⁴⁹⁾, они в осаде Порхова 1428 г. даже не участвовали. Правда, став под Порховым, Витовт «хотя по-

_________

²⁴⁵⁾ Рейнгольд Гейденштейн. Записки о Московской войне. 1578-1583. СПб., 1889, стр. 137.

²⁴⁶⁾ И. Рябинин. Новое известие о Литве и московитах (К истории второй осады Смолен­ска в 1513 г.). - Чт. ОИДР, кн. 3, М., 1906, отд. V, стр. 6.

²⁴⁷⁾ Рейнгольд Гейденштейн. Указ. соч., стр. 29-30.

²⁴⁸⁾ И. Э. Клейненберг. Военно-морские действия новгородцев при отражении ор­денской агрессии в 1443-1448 гг.- «История СССР», 1958, № 4, стр. 114-123.

²⁴⁹⁾ См. ПЛ, вып. 2, стр. 41.

-152-

роки чинити» ²⁵⁰⁾, но это намерение, зафиксированное лишь в одном источнике, не было приведено в исполнение, о чем свидетельствуют те летописи, которые, расска­зывая о пушке «Галке», о пороках даже не упоминают. Ясно, что эффект действия по­роков, по сравнению с осадной артиллерией, был уже тогда незначительным, что и вынудило Витовта отказаться от их изготовления.

Отметим кстати, что сообщая о применении пушек при осаде Яма в 1444 и 1447 гг., летописцы также не упомянули о метательных машинах, а это как раз и го­ворит о возросшей роли осадной артиллерии в первой половине XV в. Анализ пись­менных источников позволяет даже прийти к выводу, что в первой четверти XV в. метательные машины вообще вышли из употребления на Руси, уступив место интен­сивно развивавшейся артиллерии ²⁵¹⁾. Недаром, перечисляя «пристрой градной», ко­торый москвичи в 1451 г. готовили «к брани» с татарами, летописец назвал пуш­ки, пищали, самострели, щиты, луки и другое оружие, а о пороках даже не упомя­нул ²⁵²⁾.

Что же касается предположения об усилении Порхова в 1430, г., будто бы вы­званного малой толщиной стен 1387 г., «построенных, возможно, наспех и недостаточ­но мощных», то оно нереально. В противном случае пришлось бы сказать, что перво­начальные стены Пскова и Изборска также строились наскоро, были недостаточно мощными, а в связи с этим и утолщались в XV в. Это, конечно, неверно: будучи значительно тоньше стен начала XV в., первоначальные стены Пскова и Изборска не раз выдерживали вражеские штурмы ²⁵³⁾.

Увеличение высоты крепостных стен и башен, сделанное одновременно с их утол­щением, также имело большое практическое значение. Благодаря этому был снижен эффект действия оружия осаждающих и усилен эффект действия оружия защитни­ков. В этом можно убедиться, учтя, что дальность стрельбы вверх (по сравнению с горизонтальной дальностью) резко сокращается, а вниз, наоборот, сильно уве­личивается. И действительно, если стрела, пущенная из простого северного лука, горизонтально летела примерно на 100-150 м, то пущенная вверх в сторону укреп­ления, расположенного на высоте в 20 м, она летела уже только на 78 м. При стрель­бе с такой высоты вниз дальность полета стрелы достигала 180 м. То же самое про­исходило и при метании камней. Если при уклоне 1 : 3 и горизонтальной дальности в 40 м брошенный вверх камень летел на 30 м, то вниз - уже на 58 м ²⁵⁴⁾. Сказанное полностью относится и к артиллерии, так как гладкоствольные орудия по характе­ру полета снарядов напоминали камнеметы: при стрельбе вверх их ядра также лете­ли на значительно меньшее расстояние, нежели при стрельбе вниз.

_________

²⁵⁰⁾ УЛС, М.- Л., 1952, стр. 73.

²⁵¹⁾ А. Н. Кирпичников. Метательная артиллерия древней Руси. - МИА СССР, № 77. М., 1958, стр. 26.

²⁵²⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 124; т. XII, стр. 76; т. XXVI, стр. 211.

²⁵³⁾ Под воздействием осадной артиллерии каменными прикладками оборонительные соору­жения усиливались не только на Руси. В Сучаве, например, крепостные стены времени Стефана Ве­ликого состоят из двух слоев; не без основания считается, что внутренний из них, толщиной 1,50- 1,75 м, возведен до отоманского нашествия 1476 г., а внешний, толщиной 2,50-4 м, - уже после, что объясняется применением артиллерии (Г. Диакону. О молдавских крепостях XIV- XV вв.- «Dacia. Revue d'archéologie et d'histoire ancienne». Nouvelle serie. III. Bucarest, 1959, стр. 543-544). Исследуя крепость Инкерман, А. Л. Бертье-Делагард установил, что она тоже со­стоит из двух разновременных частей. При этом внутренний, наиболее древний слой (толщиной 3,5 фута), т. е. самою крепость, он датировал началом XV в., а наружный слой, ее усиливающий, связал с развитием огнестрельной техники и отнес не ранее чем к концу XVI в.- времени турец­кого владычества в Крыму (А. Л. Бертье-Делагард. Остатки древних сооружений в ок­рестностях Севастополя и пещерные города Крыма.-««Записки Одесского общества истории и древ­ностей», т. 14, Одесса, 1886, стр. 180-191). Эти данные очень красноречивы. Они свидетельствуют, что в своем развитии русская военная архитектура намного опережала развитие крепостного зод­чества в некоторых сопредельных землях.

²⁵⁴⁾ G. Роsse. Fornborgarna som försvarsanläggniugar. Upplands foruminuesförenings tidskrift. XLV. 2 Uppsala. 1936, стр. 254.

-153-

^ КРЕПОСТИ С БАШНЯМИ НА ВСЕХ СТОРОНАХ

1

При всех рассмотренных изменениях в архитектуре крепостей первой половины XV в., характер их круговой обороны остался все же прежним. Как и раньше, они имели лобовые и тыловые стороны, рассчитанные на активное и пассивное сопротив­ление. Это обусловливалось тем, что тактика осады крепостей тогда еще не измени­лась; их штурм все так же производился с напольных сторон, не прикрытых естест­венными преградами. Однако в конце XV в., когда сложилось экономически мощное Русское государство, военно-оборонительное строительство которого приняло ши­рокий размах, русские горододельцы внесли новые коррективы в общую структуру крепостных сооружений. Наиболее наглядно это можно видеть на примере крепостей Орехова (стр. 155) и Ладоги (стр. 156), созданных Москвой в конце XV - начале XVI в. взамен более древних новгородских укреплений.

В отличие от крепостей конца XIV - первой половины XV в. в Изборске, Порхове и Копорье, башни Ладоги и Орехова группируются уже не на одной стороне, а расставлены по всему периметру стен более или менее равномерно, вне зависимости от природного окружения. В одновременных укреплениях Гдова и крепости Ям ви­дим то же самое.

Перед нами уже новые крепости, отличающиеся от крепостей конца XIV -пер­вой половины XV в. не только общей группировкой башен, но и характером самой обороны. Основываясь на этом, можно сказать, что в конце XV в. русские горододельцы отказались от сильно вытянутых крепостных стен на одних сторонах оборо­нительных сооружений и наибольшего скопления башен на других. В это время на смену крепостям с башнями на приступной стене пришли крепости, у которых баш­ни располагались по всему периметру стен равномерно, приблизительно на равных расстояниях друг от друга, вне зависимости от естественного окружения. Благодаря этому Ладожская и Ореховская крепости уже не имели лобовых и тыловых сторон, присущих крепостям Изборска, Порхова и Копорья, а их круговая оборона не де­лилась на активную и пассивную.

Четкая расстановка башен по контурам прикрываемых стенами пространств в обороне Ладоги и Орехова объясняется расчетом на активное сопро­тивление в любом направлении, независимо от имевшихся природных препят­ствий и искусственных заграждений. По существу, для каждой из этих кре­постей стало характерным то, что было присуще только лишь лобовым сторонам оборонительных сооружений предшествовавшего времени. В них с любой стороны фронтальный огонь со стен перекрещивался с фланговым обстрелом с башен, образуя на подступах к ним зону сплошного поражения; для противника такая зона была «мертвой» и почти непреодолимой.

С учетом эффективной обороны на всем протяжении стен в конце XV в. были вы­строены и более крупные военно-оборонительные сооружения. Среди них главное место занимает Московский кремль (стр. 157), сооруженный в 1485-1495 гг. взамен кремля эпохи Дмитрия Донского, и кремль Великого Новгорода (стр. 158), построен­ный московским правительством в 1485 -1492 гг. на месте старого. И действительно, несмотря на наличие широких пространств Москва-реки и Волхова с одних сторон и обводненных рвов с других, башни этих двух крепостей-первенцев оборонительного строительства Московского государства - также стояли по всему периметру стен на более или менее одинаковых расстояниях друг от друга вне зависимости от имев­шегося окружения.

Таким образом, структура обороны, примененная в конце XV - начале XVI в. при строительстве кремлей Москвы и Новгорода, а также крепостей Ладоги и Оре-

-154-

План крепости Орехов. Чертеж XVIII в.

хова, - это совершенно новая структура, в корне отличная от структуры обороны крепостей конца XIV-первой половины XV в. в Изборске, Порхове и Копорье. Ее появление знаменовало следующий шаг вперед в развитии русского оборонного зодчества.

С ликвидацией лобовых сторон и равномерным размещением башен на всем про­тяжении стен объемно-пространственная структура и внешний вид оборонительных сооружений конца XV- начала XVI в. также очень изменились. Они потеряли на­правленность, а следовательно, и фасадность, присущую укрепленным пунктам кон­ца XIV-первой половины XV в. Их архитектурный облик стал характеризоваться уже не лентами длинных стен с одних сторон и группами башен с других, а совокуп­ностью стен и башен со всех сторон. Больше того, вместо напряженности, выражен­ной скоплением башен на приступных стенах, новые городовые сооружения, благо­даря равномерному распределению башен по всему периметру обороняемых про­странств, приобрели выражение величественности, торжественности и спокойствия, что вполне соответствовало состоянию молодого Московского государства, уверенно вступившего на международную арену.

Однако распределяя башни по всему периметру стен крепостных сооружений, зодчие конца XV- начала XVI в. внесли одновременно изменения и в общую пла­нировку укрепленных пунктов. Так, Гдовский кремль (стр. 159) и крепость Ям (стр. 160), наряду с равномерно расставленными башнями, имеют еще и плановую стру­ктуру, которая обладает определенной четкостью и геометричностью. Этим названные

-155-

План Ладожской крепости

сооружения резко отличались от крепостей конца XIV-первой половины XV в. со свободным очертанием плана. Идеальной же в этом отношении была маленькая крепость Ивангород. Выстроенная Москвой в 1492 г. на Девичьей горе правого берега реки Нарова против города Нарвы, она имела в плане геометрически правиль­ную, почти квадратную форму с четырьмя мощными башнями на углах ²⁵⁵⁾ (стр. 161). КПоследние играли главную роль в ее обороне.

Необычность и оригинальность Ивангородской крепости не ускользнули от внимания многих летописцев. Фиксируя ее создание, они записали: «повелением ве­ликого князя Ивана Васильевича заложиша град на Немецком рубежи против Ругодива немецкого на реце Нерове, на Девичьи горе, на слуде четвероуголен и нарече ему имя Ивангород» ²⁵⁶⁾.

В этом лаконичном и кратком, но весьма выразительном сообщении содержится яркая характеристика главнейшей особенности Ивангорода; в отличие от крепос­тей, имевшихся и строившихся тогда на Руси, он получил «четвероугольную» гео­метрически правильную, «регулярную» планировку, появление которой знамено­вало новый этап в развитии русского крепостного зодчества.

Постройка «регулярной» Ивангородской крепости в период существования не­правильных (живописных) плановых композиций в оборонной архитектуре Руси конца XV в. была столь же значительным явлением в русском зодчестве, как и соз­дание двух других шедевров строительного искусства - Успенского собора в Моск­ве, выстроенного в отличие от других храмов «палатным образом», и церкви Вознесе­ния в подмосковном селе Коломенском, построенной в противовес крестовокупольным культовым зданиям, «вверх на деревянное дело» «шатровым образом». Эти про­славленные памятники, по признанию современников, были необычны для Руси ²⁵⁷⁾. По своим архитектурно-конструктивным и художественным качествам они явились

_________

²⁵⁵⁾ В. В. Косточкин. Крепость Ивангород.- МИА СССР, № 31. М., 1952, стр. 245- 249.

²⁵⁶⁾ «Продолжение хронографа редакции 1512 г.» (Публикация С. О. Шмидта). - ИА, вып. VII. М., 1951, стр. 265; см. также: ПСРЛ, т. VIII. СПб., 1859, стр. 224; т. XII. СПб., 1901, стр. 233; т. XVIII, СПб., 1913, стр. 276; т. XXII, ч. 1. СПб., 1911, стр. 508; т. XXIV. Пг., 1912, стр. 209; т. XXV. М.- Л., 1949, стр. 333.

²⁵⁷⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 201 и 279; т. XXVI. М. - Л., 1959, стр. 257.

-156-

План Московского кремля

своеобразными изобретениями эпохи Ивана III и Василия III и в тот момент не знали себе подобных.

Своеобразной практической новинкой для конца XV в. был и «регулярный» Ивангород. Другого такого крепостного сооружения тогда еще не знали; получив «четвероугольную», геометрически-правильную, регулярную планировку, Иванго-родская крепость 1492 г. не только отличалась тем самым от более ранних крепостей Изборска, Порхова и Копорья, но и была не похожа даже на современные ей военно-оборонительные сооружения Москвы, Новгорода, Ладоги и Орехова.

В противоположность им Ивангород представлял собой крепкий, хорошо слажен­ный военный организм, который воспринимался в целом как единый каменный мас­сив. Этот массив имел вид низкой призмы, высота которой была почти вдвое мень­ше горизонтальной стороны.

По существу это было статическое и до некоторой степени однообразное со всех сторон сооружение. Впрочем, его художественный облик был все же достаточно выразителен. Главенствовавшая над рекой и как бы выраставшая из горы, крепость четким силуэтом читалась на фоне неба и, несмотря на весьма скром­ные размеры, производила впечатление мощной и неприступной твердыни.

Созданная в эпоху творческих дерзаний русского народа и подъема всей русской культуры, она представляла собой интереснейшее явление в русской крепостной архитектуре и своим появлением раскрывала уже новую и при этом весьма блестя­щую страницу в истории развития русского зодчества. Во всяком случае указание на ее «четвероугольное» строение убедительно говорит о тех новых качествах архитек­туры, которые русское крепостное зодчество получило после создания на Руси еди­ного централизованного государства.

-157-

Общий вид Новгородского кремля в конце XV в. Реконструкция А. В. Воробьева

2

Переход от свободной, округлой формы оборонительной ограды к форме «регуляр­ной», геометрической в русском крепостном зодчестве произошел не сразу. Иван-город был, несомненно, уже вполне сложившимся городовым сооружением - конеч­ным результатом постепенного изменения планировки русских крепостей более ран­него времени.

Примеров создания геометрически правильных военно-оборонительных соору­жений мировая практика градостроительства знает не мало. Такие сооружения существовали у многих народов в самое различное время ²⁵⁸⁾.В XIV-XV вв. правиль-

_________

²⁵⁸⁾ См., например: «Книга Марко Поло», М., 1955, стр. 107; И. Иодковский. Замок в Мире.- «Древности. Труды Комиссии по сохранению древних памятников», т. VI. М., 1915. стр. LIV-LXX; Е. Ciцiнский. Обороннi замки Захiднього Подiлля XI - XVII ст. - «Записки iсторично-фiлологiчного вiддiлу Всеукраiнська академия наук», кн. XVII. Киiв, 1929, стр. 64 - 160; S. Karling. Narva eine baugeschichtliche untersuchung. Tartu, 1936, стр. 45-48; A. Tuulse. Das Schloss zu Riga. Tartu, 1936; А. Бунин и М. Круглова. Архитектурная композиция городов, М., 1940; A. Tuulse. Die Burgen in Estland und Lettland. Tartu, 1942; А. Бунин, Л. Ильин, Н. Поляков и В. Шквариков. Градострои­тельство. М., 1948; С. Толстов. Древний Хорезм. М., 1948; В. Лавров. Градострои­тельная культура Средней Азии. М., 1950, и др.

-158-

Примерная схема плана Гдовского кремля. Реконструкция автора

ное геометрическое построение плана имели в подавляющем большинстве случаев и западноевропейские бурги, в частности хорошо известный Курессаарский замок второй половины XIV-начала XV в. на острове Саарема (Северная Эстония) и Германовский замок (стр. 162) первой половины XIV- начала XVI в. в городе Нарве (Восточная Эстония). Однако, сопоставляя эти сооружения с «регулярной» Ивангородской крепостью 1492 г., сразу же обнаруживаешь их серьезное принци­пиальное различие.

Жизнь немецких рыцарей регламентировалась, как известно, строгими прави­лами орденского статута и требовала наличия больших, связанных воедино помеще­ний с открытым внутренним двором в центре ²⁵⁹⁾. Это обусловливало расположе­ние помещений четырехугольником; периметр замков, или бугров, образовывался из сочетания жилых и других помещений, которые все вместе объединялись в одно здание (стр. 163). Внешние стены этого здания были одновременно и крепостными; они снабжались и оконными проемами, и боевыми отверстиями. На Руси такого со­четания не было; степы русских крепостей, в том числе и стены Ивангорода, были только крепостными и других функций не выполняли. Они не имели, в частности, и световых оконных проемов. Каждая их деталь определялась оборонительным назна­чением. Следовательно, геометрически правильный план Ивангорода вряд ли был результатом подражания русских горододельцев более ранним геометрическим пла­нировкам замковой архитектуры Запада. «Регулярная» композиция его плана не является и случайностью в военном зодчестве Москвы конца XV в.

Планировки, напоминающие планировку Ивангорода, существовали на Руси значительно раньше конца XV в. Прекрасное описание схемы такой планировки да­ет, например, Пахомий Логофет в «Житии Сергия Радонежского». Характеризуя об­лик Троице-Сергиева монастыря в XIV - XV вв., он прямо указывает на геометрич­ность плана этого комплекса: «Егда же рассуднейший пастырь и премудрый в добро­детелях мужь монастырь больший воздвиг, келий убо четверообразно сътворити

_________

²⁵⁹⁾ V. Vaga. Kuresseare linnus. Tallinn, 1957, стр. 18.

-159-

План крепости Ям. По чертежу второй половины XVIII в.

повеле, посреде их церковь во имя живоначальныя Троица, отвсюду видима яко зер­цало, трапезу же и ина елика на потребу братиямь» ²⁶⁰⁾.

Это свидетельство рисует картину композиционной зависимости монастырских келий от центрального здания - церкви - и их группировку в более или менее правильное «четверообразное» каре. Поскольку житие указывает на необычность такой планировки, есть основание предполагать, что она была известной новостью в русском градостроительстве ²⁶¹⁾. Возникновение ее могло быть обусловлено как экономическими удобствами расположения построек, так и соображениями военно-оборонительного характера ²⁶²⁾.

Однако в XVI в. «четверообразная» планировка Троице-Сергиева монастыря не была уже редкостью. По этому же принципу в 1515 г. в Комельском лесу близ Волог­ды был построен, например, северный Корнилиев монастырь. Его строитель Корнилий, начав возводить келейное здание, устроил «четвероуглено образ монасты­рю, келий к келий совокупи, их же посреде стоят церкви, яко некия очи зряще всюду» ²⁶³⁾.

Сходной была и планировка Большого Тихвинского монастыря, основанного по указу Ивана Грозного в 1560 г. В рукописи XVII - начала XVIII в., хранившейся в библиотеке Иверского монастыря, рассказывается, что строитель этого монастыря Федор Сырков «постави 42 келий совокупль и устроив я под един покров крепостно

_________

²⁶⁰⁾ Н. Тихонравов. Древнее житие преподобного Сергия Радонежского. М., 1892, отд. 2, стр. 12. См. также: Е. Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им. Троицкая лавра. Сергиев Посад, 1892, стр. 89, примеч. 22.

²⁶¹⁾ М. Ильин. Монастыри Московской Руси XVI в. как оборонительные сооружения. - «Исторический журнал», 1944, № 7-8, стр. 78.

²⁶²⁾ М. Ильин. Собор Василия Блаженного и градостроительство XVI в. - ЕИИИ за 1952 г. М., 1952, стр. 273.

²⁶³⁾ Н. Коноплев. Святые Вологодского края. М., 1895, стр. 98 и 120. Этот «образ» Корнилиев-Комельский монастырь сохранял на протяжении ряда столетий. Даже в конце XIX в., когда многие его деревянные постройки были уже заменены каменными, он представлял собой в плане почти правильный четырехугольник, образованный каменной оградой и различными ка­менными строениями, стоявшими вокруг группы центральных зданий (см. И. Степановский. Вологодская старина. Вологда, 1890, стр. 264).

-160-

План крепости Ивангород 1492 г. Реконструкция автора

и стройно: лепотно бяше зрети дивнаго сего устроения и некоснаго на благолепие премерение. Посреде же убо лавры стояше Богоматере церковь, яко некое око, всюду зряще и благолепием своим вся удивляющи, округ же ея, аки четырми стена­ми от четырех стран келиями зрится ограждена, и отвсюду преславно всеми ви­дима» ²⁶⁴⁾.

Таким образом, «четверообразные» или «четвероугольные» планировки, близкие по своему характеру к «четвероугольной» планировке Ивангорода, существовали в русском монастырском строительстве XIV-XV вв. и имели широкое распростране­ние в XVI столетии. Они обладали, по-видимому, определенными военными, эконо­мическими и архитектурными преимуществами. Недаром кельи Тихвинского мона­стыря, поставленные четырехугольником «под един покров», представляли собой как бы одно здание, которое было и «крепостно и стройно».

К сожалению, нет возможности с полной достоверностью судить об общей компо­зиции монастырских оград XIV-XV вв., так как сохранившиеся монастырские сте­ны относятся уже к более позднему времени. Однако план упомянутого Тихвинского монастыря, составленный Иваном Зелениным в 1679 г., т. е. в ту же эпоху, что и ци­тированная Иверская рукопись, показывает, что деревянная крепостная ограда этого ансамбля, выстроенная в 1591 г., была снабжена глухими и проезжими башнями и имела в плане вид более или менее правильного четырехугольника (стр.164) ²⁶⁵⁾, который она сохранила и в 1799 г., когда была заменена каменной (стр. 165). Что же

_________

²⁶⁴⁾ Историко-статистическое описание первоклассного Тихвинского Богородицкого большого мужского монастыря. Изд. 3. Новгород, 1905, стр. V-VI, прим. 16.

²⁶⁵⁾ Несмотря на определенную условность изображения, правдивость этого графического документа, изготовленного в связи с длительным земельным спором между двумя Тихвинскими мо­настырями («Большим» мужским Богородицким и «Малым» женским Введенским), не вызывает со­мнения (см. С. Забелло, В. Иванов и П.Максимов. Русское деревянное зодчество. М., 1942, альбом, стр. 61).

-161-

Общий вид Германовского замка Нарвы с запада

касается внутренних построек Большого Тихвинского монастыря, то их расположе­ние, согласно плану И. Зеленина, в своих основных чертах соответствовало описа­нию XVII - начала XVIII в. Вместе взятое это говорит, очевидно, о том, что пер­воначальные монастырские постройки, стоявшие четырехугольником, оказали не­посредственное влияние на создание четырехугольной монастырской ограды. Если это так, то такой же план должны были иметь в XV-XVI вв. ограды Троице-Сергиева и Корнилиева-Комельского монастырей.

В конце XVII в. оборонительные стены монастырей в форме правильного четы­рехугольника, так же как и здания в виде замкнутого «четверообразного» каре, были уже укоренившейся традицией в русском зодчестве. Об этом свидетельствует, напри­мер, правильная квадратная структура ограды московского Донского монастыря. Выстроенная из кирпича в 1697-1701 гг., она в камне повторяет в общих чертах охарактеризованную выше плановую структуру деревянной ограды Большого Тих­винского монастыря.

Однако если план Донского монастыря имеет почти абсолютно правильное гео­метрическое построение, то план Тихвинского монастыря только приближается к ней. Это показывает, что к созданию геометризованных монастырских оград рус­ские горододельцы подошли не сразу, а постепенно. Подобная постепенность прослеживается и в изменении плановой структуры русских крепостей XIV- XVI вв.

В самом деле, выше отмечалось, что в крепостных сооружениях Изборска, Порхова и Копорья нет еще четкой последовательности в чередовании объемов и нет еще признаков «регулярности». Их планы лишь отдаленно напоминают какую-нибудь сильно искаженную геометрическую фигуру и приближаются к конфигурации округлых укреплений XII-XIII вв.

С оборонительными оградами более позднего времени дело обстоит совершен­но иначе. Дерево-земляные валы городка князя Юрия в Звенигороде, датируемые

-162-

Планы Германовского замка Нарвы

рубежом XIV-XVвв., имеют в плане уже не округлое, а трапециевидное очертание ²⁶⁶⁾. Хотя здесь оно еще в полной мере зависит от топографии местности и является лишь зачатком «регулярности», но все же свидетельствует о стремлении строителей конца XIV - начала XV в. придать оборонительному сооружению определенную геометрическую правильность.

О том же говорит деревянная крепость Галича (стр. 167). Правда, построенная между серединой XV в. и серединой XVI в. ²⁶⁷⁾, когда московское правительство укрепляло расширяющиеся рубежи Русского государства, эта крепость, так же как и оборонительные сооружения предшествовавшего времени, имела округлую фор­му, обусловленную руслом реки Кеммы. Однако ее башни группировались уже не на одной стороне, а были распределены по периметру стен почти равномерно, независимо от наличия открытого пространства с одной стороны и водного - с других.

В дальнейшем военно-оборонительные сооружения получают в плане более чет­кую четвероугольную основу, которая хотя и связана с условиями местности, но подчинена им уже в меньшей степени, и, кроме того, приобретают четко выраженную закономерность в расположении крепостных башен и захабов, вертикальные мас­сивы и горизонтально вытянутые объемы которых отмечают характерные особенности их планировки. Таким сооружением является, например, кремль Гдова. Его укреп­ления, ставшие полностью каменными уже в конце XV в., не только имели в плане форму, близкую к правильному четырехугольнику, но и были снабжены и башнями и захабами, располагавшимися и на углах и в центре наиболее длинных стен ²⁶⁸⁾. И хотя размещение въездных захабных устройств на углах крепости было присуще крепостному зодчеству XIV в., четкая расстановка их по периметру стен, вместе с башнями, в зависимости от их плана, близкого к правильной геометрической форме, резко отличала Гдовский кремль от более ранних крепостей.

_________

²⁶⁶⁾ Б. А. Рыбаков. Раскопки в Звенигороде. - МИА СССР, № 12. М. - Л., 1949 стр. 126-127 и 131.

²⁶⁷⁾ П. А.Раппопорт. Оборонительные сооружения Галича Мерьского - КСИИМК вып. 77. М., 1959, стр. 7.

²⁶⁸⁾ В. В. Косточкин. Кремль древнего Гдова. - МИА СССР, № 77. М., 1958, стр. 96 и 97.

-163-

Большой Тихвинский монастырь. Фрагмент чертежа И. Зеленина. 1679 г.

По-видимому, в XV в. придание планам городовых сооружений почти правиль­ных прямоугольных очертаний совместно с четкой расстановкой ворот и башен по периметру было уже широко используемым приемом в русской военной архи­тектуре. Во всяком случае крепость города Чухломы, выстроенная между 1434 и 1453 гг., когда галичский удельный князь Дмитрий Шемяка вел упорную войну с московским великим князем Василием Темным за великокняжеский престол, тоже имела в плане форму неправильного четырехугольника, а ее деревянные стены, возвышавшиеся на земляных валах, были укреплены шестью башнями, четыре из которых стояли на углах ²⁶⁹⁾.

Не меньшее значение в выявлении особенностей планировки укрепленных пунк­тов имели башни и в конце XV в., когда равномерная расстановка их по контурам обороняемых стенами пространств стала характерной особенностью русского воен­ного зодчества. Выше говорилось, что в Ладожской крепости конца XI - начала XVI в. стены и башни последовательно чередовались друг с другом. Правда, пла­нировка укреплений Ладоги более свободная, чем в Гдове и Чухломе, так как они были построены на месте более ранних новгородских укреплений. Однако в целом Ладожская крепость приближается все же к геометрической форме, имея более или менее правильное треугольное строение плана.

Еще более выраженной геометричностью обладает построенная в одно время с Ладогой крепость Орехова. Хотя ее конфигурация также в какой-то степени опреде-

_________

²⁶⁹⁾ Л. Казаринов. Прошлое Чухломского края. - «Труды Чухломского отд. Костром­ского научного о-ва и Чухломского музея», вып. IV. Солигалич, 1929, стр. 16-17.

-164-

План Большого Тихвинского монастыря Чертеж конца XVIII в.

лена предшествовавшими новгородскими укреплениями и зависит от формы острова, на котором они возвышались, она имеет все же почти правильную треугольную фор­му, а ее башни равномерно расставлены по всему периметру стен.

Четкую расстановку башен в эпоху Ивана III приобрел и Новгородский кремль, а «регулярность» плана - и кремль Москвы, приближающийся к правильному тре­угольнику.

Таким образом, уже во второй половине XV в. русское оборонное зодчество ста­ло отказываться от свободных в плане крепостей и концентрации башен на одной их стороне. Вместо этого горододельцы стремились к четырехугольности планов обо­ронительных сооружений и к равномерности в расположении их башен.В конце же XV в. эти принципы были распространены и на перестраивавшиеся крепости; не­смотря на то, что их планировка обусловливалась часто рельефом местности, ее все же пытались приблизить к геометрической форме.

Но если в,крепостном зодчестве конца XV - начала XVI в. признаки «регуляр­ности» стали особенно яркими, то в это же время могла появиться также и крепость, которая по своему плану и расположению башен была бы почти «регулярной». Та­кой крепостью и стала крепость Ям. Выстроенная Москвой в период реконструкции северных пограничных форпостов, она имела в плане четырехугольную форму, ко­торая приближалась к трапеции и, по-видимому, в самой незначительной степени была связана с остатками своей новгородской предшественницы. Вместе с этим она была снабжена двумя круглыми и двумя прямоугольными башнями, стоявшими на противоположных углах симметрично друг другу.

Заметим, что симметричность в расположении одинаковых объемов также была существенным моментом в формировании «регулярного» градостроения. Благодаря симметричности башен и четкости плана крепость Ям отличалась не только от кре­постей в Ладоге и Орехове, но и от кремля в Гдове, в котором принципы геометриче­ского построения проявились по тому времени в наибольшей степени. Правда, план Ямгородской крепости еще не имел абсолютно правильной геометрической фор­мы, но к ней русское градостроительство и пришло во время постройки Ивангорода, который получил уже геометрически строгую планировку. Эта планировка не зави­села от рельефа Девичьей горы и не была связана с остатками более ранних оборо­нительных сооружений, которых на данном месте не существовало, а ее «четверо-угольная» особенность была подчеркнута вертикалями четырех монументальных ба­шен, симметрично стоявших на углах.

-165-

Очевидно, появление в русском крепостном зодчестве военно-оборонительного-сооружения с правильной геометрической планировкой и четким расположением мас­сивов было обусловлено теми же причинами, что и применение подобных планиро­вок в монастырском строительстве XV в. Это было одно общее явление, характерное для всего городового строительства Руси того времени. Крепость с «регулярной» плановой основой представляла собой как бы здание, которое было оборонительно крепким и архитектурно стройным. Можно считать, что она мало чем отличалась от монастыря, который благодаря постройкам, расставленным четырехугольником, был подобен единому «крепостному и стройному» сооружению.

^ ПРИЧИНЫ ПРОЯВЛЕНИЯ «РЕГУЛЯРНОЙ» КРЕПОСТИ И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ

1

Появление «регулярной» крепости Ивангород в период существования непра­вильных живописных планировок в русском оборонном зодчестве конца XV в. было вызвано целым рядом причин. Огромное значение в деле ее появления имел процесс образования единого государства, сопровождавшийся превращением населенных пунктов в «государевы» города, централизация военно-оборонительного строитель­ства в руках Москвы и общий характер развития технической мысли того време­ни. Однако особую роль здесь сыграла, по-видимому, артиллерия, которая все больше и больше влияла на крепостное строительство, широким фронтом развер­нувшееся в то время по всей Руси.

В самом деле, вызвав появление башен на приступных стенах старых крепост­ных сооружений и их усиление прикладками, пушки должны были, несомненно, оказать также влияние на плановую структуру оборонительных сооружений и на взаимосвязь между их стенами и башнями.Поэтому совершенно прав Л. М. Тверской, указывающий, что «с развитием огнестрельного оружия... округлая форма крепост­ной ограды теряет свои преимущества и предпочтение получает четвероугольная форма укреплений, а при значительных размерах города - многоугольная (полиго­нальная)» ²⁷⁰⁾.

Правда, выше отмечалось, что первоначально развитие пушек шло медленно. Между тем «в течение XV столетия как в конструкции, так и в применении артилле­рии были сделаны значительные усовершенствования» ²⁷¹⁾. С развитием литейного про­изводства и порохового дела, а также с появлением пушечных дворов - крупных мастерских по отливке огнестрельных орудий - русская артиллерия уже в середи­не XV в. делает значительные успехи. В это время совершенствуется конструкция пушек, облегчаются способы их применения. В результате всеобщего распростране­ния чугунных ядер ²⁷²⁾, полностью сменивших впоследствии ядра каменные, появле­ния казнозарядных пушек с клиновидными затворами ²⁷³⁾, улучшения состава пороха и употребления медного литья при изготовлении пушечных стволов ²⁷⁴⁾ взамен ковки их из железа во второй половине XV в. происходит переворот в артиллерийской тех-

_________

²⁷⁰⁾ Л. М. Тверской. Русское градостроительство до конца XVII в. М.- Л., 1953, стр. 54.

²⁷¹⁾ Ф. Энгельс. Артиллерия. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 199.

²⁷²⁾ Чугунные ядра стали употребляться уже в начале XV в. (см. М. Мейер. Исторические сведения об огнестрельном оружии, ч. 1. СПб., 1841, стр. 23).

²⁷³⁾ Образцы таких пушек, относящиеся не только к середине, но и к первой половине XV в., сохранились до настоящего времени (см. В. В. Арендт. К истории средневековой артиллерии. - «Архив истории науки и техники», вып. VII. М.- Л., 1935, стр. 218 и сл.).

²⁷⁴⁾ А. Лебедянская. Очерки по истории пушечного производства в Московской Руси. - Сб. ИМАИМ, вып. 1. М.- Л., 1940, стр. 57-58. В Европе, в том числе, видимо, и на Руси,

-166-

План крепости Галича.По чертежу XVIII в.

нике ²⁷⁵⁾. В связи с этим «огнестрельный наряд» стал очень быстро развиваться ²⁷⁶⁾. В 80-х годах XV в. пушки на Руси, в отличие от некоторых западноевропейских стран, стали уже главным оружием. С успехами этого оружия связано, между прочим, знаменитое сражение 1480 г. на реке Угре, обеспечившее освобождение Москвы от остатков татарского владычества ²⁷⁷⁾.

Соединяя воедино теорию и практику «огненного боя», московское правитель­ство на рубеже XV-XVI вв. в очень короткий срок не только радикально меняет материальную часть артиллерии, но и полностью ее обновляет. Оно вводит стандар­тизацию орудий, которые отливаются уже не поштучно, как это было раньше, а целыми сериями, устанавливает калибровку стволов, являющуюся самым точным признаком и главным мерилом их огневой мощи, и закладывает прочные основы классификации пушек ²⁷⁸⁾. В это же время сильно повышается и маневренность огне­стрельных орудий; отдельные экземпляры пушек к местам назначения стали достав­ляться тогда не только гужевым транспортом, но и водой ²⁷⁹⁾, а при Василии III в Москве имелась уже и конная артиллерия ²⁸⁰⁾.

_________

меднолитные пушки стали появляться примерно в середине XV в. (см. К. В. Базилевич. Внешняя политика..., стр. 352).

²⁷⁵⁾ А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв. - ВИЖ. М., 1940, № 7, стр. 72.

²⁷⁶⁾ К. В. Базилевич. История СССР от древнейших времен до конца XVII в., М., 1950, стр. 257.

²⁷⁷⁾ А.В. Арциховский. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944, стр. 55. Рассказывая об этом сражении, летописи отмечают, что татары, расположившиеся на одном берегу реки, начали стрелять в москвичей, находившихся на противоположной стороне, «а Москвичи начата в них стреляти п пищали пущати и многих побита татар стрелами и пищалями и отбиша их от берега» (ПСРЛ, т. VI, стр. 21).

²⁷⁸⁾ А. Н. Кирпичников. Военное дело средневековой Руси и появление огнестрель­ного оружия. - СА, 1957, № 3, стр. 68-69.

²⁷⁹⁾. В летописях под 1518 г. зафиксирован случай, когда пушечный «наряд» новгородских и псковских сил, направленных великим князем под Полоцк, доставлялся к месту назначения и гужевым и водным способом: «и повезоша наряд весь в судех Великою рекою до пристани, а от пристани на псковские кони и на телеги положиша весь наряд пушечный» (ПЛ, вып. 1. М.- Л., 1941, стр. 100).

²⁸⁰⁾ Павел Иовий. Книга о посольстве, отправленном Василием Иоанновичем великим князем московским к папе Клименту VII. - БИПР, т. 1. СПб., 1863, отд. IV, стр. 54.

-167-

В результате этих преобразований артиллерийское дело достигает на Руси в конце XV в. весьма высокого уровня развития, а ударная сила пушечных ядер значительно повышается. Тогда же увеличивается и мощность вражеской артиллерии. Одновре­менно, вследствие зернения пороха ²⁸¹⁾, что значительно улучшило его качества, и появления тяжелых крупнокалиберных пушек, стрелявших чугунными ядрами ²⁸²⁾, сильно повысилась и разрушающая мощь артиллерии, которая стала наносить дере­вянным и каменным крепостям существенные повреждения ²⁸³⁾. Характерны в этом отношении осады Велиада (Феллина) в 1481 г., Серпейска в 1493 г., Выборга в 1495 г., Сочаева в 1497 г. и Смоленска в 1514 г. Во всех этих сражениях артиллерия сыграла решающую роль. Начав «крепко приступати» к немецкому Велиаду «с пуш­ками и с пищалми и с тюфяки», русские войска овладели им, «разбивше стену, охабень» ²⁸⁴⁾. Взятый «силой», Серпейск также пал в связи с тем, что русские при­ступили к нему с пушками и с пищалями ²⁸⁵⁾. По свидетельству шведской рифмован­ной хроники, во время осады Выборга русские выстрелами из пушек разрушили две башни и сделали большой пролом в третьей ²⁸⁶⁾. Подойдя к Сочаеву, войска польского короля Альбрехта «стену выбили пушками» ²⁸⁷⁾. Штурмуя, наконец, захваченный ли­товцами Смоленск, Василий III «пушки повеле изставити, и по граду ис пушек и ис пищалей повеле бити по многи дни, и стрелницу Крыношевскую розбиша, и иныя многые места у града ис пушек и из пищалей разбиша» ²⁸⁸⁾.

В начале XVI в., когда значение огнестрельного «наряда» еще больше возросло, а из его состава выделился «большой наряд» ²⁸⁹⁾ и когда обилие огнестрельных ору­дий, отливавшихся как в Москве и других городах ²⁹⁰⁾, так и на месте, во время осад вражеских крепостей, бросалось в глаза ²⁹¹⁾ и вызывало законное чувство удивле-

_________

²⁸¹⁾ Зернение пороха началось лишь с 1525 г. (см. В. Е. Маркевич. Ручное огнестрельное оружие, т. 1. М., 1937, стр. 59).

²⁸²⁾ В Москве тяжелые пушки отливались уже в конце XV в. (см. К. В. Базилевич. Внешняя политика Русского централизованного государства. М., 1952, стр. 354). В основном такие пушки предназначались для разрушения крепостных сооружений во время наступательных операций.

²⁸³⁾ Исследователи указывают, что «применение меди в качестве пушечного материала, обла­дающей значительно большей упругостью, чем железо, позволило перейти к крупнокалиберным пушкам, способным по своей мощности к разрушению деревянных и каменных городских укрепле­ний» (К. В. Базилевич. Внешняя политика..., стр. 352). Такие пушки употреблялись рус­скими еще во второй половине XV в. Известен случай (правда, не совсем удачный) применения круп­нокалиберной пушки псковичами в 1463 г. при осаде Нового ливонского городка; «и приступите к городку немецькому... и начата городок бити пушичами... и ...пустиша псковичи большею пуш­кою на городок, и пушка ростреснулася» (ПЛ, вып. 1, стр. 66). Однако тут же надо указать на 1472 г., когда одновременным выстрелом из двух пушек в городских воротах была пробита брешь размеры которой позволили вести через нее сражение (см. М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 44). Известно также, что штурмуя Выборг в 1496 г. русские применили огромные орудия длиной в 24 фута (см. С.М.Соловьев. История России с древнейших времен, кн. III. M., 1960, стр. 134).

²⁸⁴⁾ ПСРЛ, т. VI. СПб., 1853, стр. 35; т. XII. СПб., 1901, стр. 213; ИЛ, М., 1957, стр. 123.

²⁸⁵⁾ ПСРЛ, т. XII, стр. 234.

²⁸⁶⁾ См. К. В. Базилевич. Внешняя политика..., стр. 389.

²⁸⁷⁾ ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2. Л., 1925, стр. 535; т. VI, стр. 42; т. VIII, стр. 234; ИЛ, стр. 134.

²⁸⁸⁾ ИЛ, стр. 194.

²⁸⁹⁾ А. В. Чернов. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII вв. М., 1954, стр. 39.

²⁹⁰⁾ В середине XV в. огнестрельным оружием были вооружены даже такие небольшие русские города, как, например Галич, а в конце этого столетия Московский кремль был оснащен уже ог­ромным количеством пушек самых разнообразных типов и калибров (см. Н. И. Фальковский. Москва в истории техники. М., 1950, стр. 48-49. Ср. Н. Павленко. Указ. соч., стр. 6-8 и Н. Н. Рубцов. История литейного производства в СССР, ч. 1 (IX-XVIII вв.). М.- Л., 1947, стр. 29). Кроме того, в конце XV - начале XVI в. пушки и пищали находились на вооруже­нии и многих северо-западных городов Руси - Новгорода, Пскова, Копорья, Орехова, Корелы (см. К. В. Базилевич. Внешняя политика.., стр. 355).

²⁹¹⁾ Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах. СПб., 1908, стр. 77, 78 и 275.

-168-

ния у иностранцев ²⁹²⁾, артиллерия была уже настолько боеспособной, а случаи раз­рушения с ее помощью оборонительных сооружений настолько частыми и обычными, что фиксировать результаты действия пушек летописцы уже перестали. Недаром не­которые из них, рассказывая о нападении немцев на Ивангород в 1496 г., просто записали, что, придя «с моря в бусах», они «взяша Ивангород пищальми огнеными» ²⁹³⁾, а говоря об осаде Смоленска в 1514 г., одни отметили, что Василий III приказал бить из пушек и пищалей «в город» и «по городу» ²⁹⁴⁾, а другие скромно зафиксировали, что он «со многою силою и с великим нарядом пушечным и пищальным... град Смо­ленск взял» ²⁹⁵⁾. Упомянуть же о результатах артиллерийского обстрела, давшего в этих случаях высокие результаты, они не сочли нужным. Если заговорили пушки, то поражение живой силы и повреждение оборонительных сооружений было неминуе­мо; это подразумевалось само собой и комментариев не требовало.

Несколько позже, в середине или во второй половине XVI в., когда казнозарядные пушки получили конструктивные изменения ²⁹⁶⁾, а наряду с гладкоствольными стали употребляться пушки нарезные с механическими затворами ²⁹⁷⁾ и когда рус­ская артиллерия была уже одной из самых сильных в Европе, ущерб от действия осадных орудий стал еще большим, нежели в конце XV - начале XVI в.

Естественно, что действию орудий, разрушающая способность которых стала быстро расти после введения чугунных ядер, старые крепостные сооружения уже не могли противостоять. Мало пригодными в условиях сильной осадной артиллерии конца XV в. оказались, вероятно, и крепости, реконструированные в первой поло­вине этого столетия. Каменные прикладки, с помощью которых были усилены сна­ружи их стены, вследствие слабой сцепляемости с основной массой древней кладки под ударами ядер пушек крупного калибра быстро отваливались и тем самым обна­жали первоначальную основу, которая более легко поддавалась разрушению. По­этому в целях повышения сопротивляемости оборонительных сооружений нужно бы­ло уже не просто увеличивать толщину крепостных стен, как это делалось в первой половине XV в., а перестраивать крепости полностью. Очевидно, в результате этого

_________

²⁹²⁾ По свидетельству современника, при штурме Смоленска в 1514 г. «московит имел перед крепостью до двух тысяч штук пищалей (?) больших и малых, чего никогда еще ни один человек не слыхивал». Среди них, указывал он, было «большое орудие, заряжающееся двумя камнями (снарядами. - В. К.): одним каменным и одним железным ядром» (И. Рябинин. Новое известие о Литве и московитах (К истории второй осады Смоленска в 1513 г.).- Чт. ОИДР, кн. 3. М., 1906, отд. V, стр. 6). Русской артиллерией и искусством русских обращаться с пушками иностранцы восхищались и позже («Донесение Д. Иоанна Фабра... Фердинанду Инфанту Испанскому... о нра­вах и обычаях Московитян».- 03, ч. 25, № 70. СПб., 1826, стр. 299-300; «Замечание иностранца XVI в. о военных походах русских».- Там же, № 69, стр. 96-97; «Путешествие в Московию Ра­фаэля Барберини в 1565 г.» - «Сын отечества». СПб., 1842, № 6, отд. 1, стр. 23). Англичанин, доктор гражданского права Джилье Флетчер, всегда неблагосклонно относившийся к московскому правительству, в конце XVI в. писал: «Полагают, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить под­тверждением оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые» (Д. Флетчер. О государстве Русском. СПб., 1905, стр. 70). Рейнгольд Гейденштейн также упоминает о массе снарядов и орудий, найденных в Полоцке, Великих Луках и других руеских крепостях, взятых Баторием. Следует указать еще и на то, что все участники осады Пскова Баторием сильно удивлялись количеству и качеству московской ар­тиллерии (см. С. М. Середонин. Сочинения Джильса Флетчера «of the Russe common wealth» как исторический источник. СПб., 1891, стр. 360-361).

²⁹³⁾ ПСРЛ, т. XXVI. М.- Л., 1959, стр. 290.

²⁹⁴⁾ ПСРЛ, т. VI, стр. 255.

²⁹⁵⁾ ПСРЛ, т. XXVI, стр. 304.

²⁹⁶⁾ В. В. Арендт. Указ. соч., стр. 307.

²⁹⁷⁾ Известна нарезная казнозарядная пушка с механическим клиновым затвором, относящаяся к XVI в. (см. В. В.Данилевский. Русская техника. Л., 1948, стр.134; М. М. Денисо­ва, М. Э. Портнов и Е. И. Денисов. Русское оружие. М., 1953, стр. 75). О существо­вании медных и железных нарезных орудий начала и середины XVII в. русского изготовления см.: Ф. Павленков. О старых нарезных орудиях, хранящихся в С.-Петербургском арсенале СПб., 1881, стр. 4 и сл.

-169-

и были коренным образом перестроены оборонительные сооружения Ладоги, Орехо­ва и некоторых других городов Руси.

С повысившейся мощностью пушек увеличилась не только ударная сила пушеч­ных ядер; одновременно возросла и дальнобойность огнестрельных орудий. В 1480 г. юрьевцы, приплывшие под Псков в боевых немецких снеках и ставшие станом на лу­гу за церковью Стефана, обстреливали оттуда из пушек Запсковье и Полонище ²⁹⁸⁾. Известно, что в 1502 г. Нарва просила Ревель прислать ей несколько пушек для стрельбы через реку в Ивангород, так как имевшиеся у нее пушки не были пригод­ны к этому ²⁹⁹⁾. В 1503 г. немцы били пушками (правда, безрезультатно) из Завеличья «на дом Святой Троицы» ³⁰⁰⁾, т. е. вели обстрел Троицкого собора и Псков­ского кремля. Известно, наконец, что в 1514 г., когда русские войска осаждали Смоленск, «повеле князь великий пушкарю Стефану пушками город бити... из-за Днепра». Выполняя этот приказ, Стефан сперва «удари по городу боль­шею пушкою», а затем он «ту же пушку пустил, и много ядер мелких собра, и око-ва свинцом, и удари в другой раз, отчего в городе много людей побило ³⁰¹⁾.

Учитывая расстояния между указанными в этих сообщениях местами расположе­ния пушек и объектами обстрела, мы можем сказать, что в конце XV - начале XVI в. артиллерия била примерно на 250 - 300 м. Это обстоятельство сразу внесло измене­ния в осадную тактику. Появилась возможность вести эффективный обстрел оборо­нительных сооружений даже с противоположных берегов рек и со стороны отвес­ных обрывов. Преимущества пушек в том и заключались, что их не нужно было при­двигать близко и устанавливать вплотную к стенам, так как пушечные ядра свободно перелетали через непреодолимые ранее пространства перед городовыми сооружениями.

Иным стал тогда и характер осады городов. Осаждающие начали приближаться к ним уже не только с приступных, но и с других сторон. Так, в 1451 г. татары во главе с царевичем Мазовшей, спалив московские посады, «со все страны начаша к граду приступать» ³⁰²⁾. Осаждая Киев в 1483 г., крымцы также «оступи град круг» ³⁰³⁾. Во время таких приступов артиллерия играла важную роль. Рассказывая о взятии Царьграда в 1453 г., летописец сообщает, что турки «по первом приступе паки прикатиша пушки и пищали и иныя стенобитныа сосуды мнози, в них же пушки бяху две велице, их же ту сольяша, единоа ядро в колено, а другиа в пояс; и со всеми силами приступив, начаша бити град непрестанно со все страны» ³⁰⁴⁾. В связи с этим и происходит отмеченное выше равномерное распределение боевых и защит­ных средств по всему периметру крепостей вне зависимости от примыкавших к ним естественных препятствий. Появляются такие крепости, как Гдовская, Ладожская, Ямгородская и другие, где башни стояли на равных расстояниях друг от друга по всему периметру крепостных стен. Благодаря такому расположению башен оборо­на крепостей теперь уже не делилась на активную и пассивную; они могли вести огонь в любом направлении и обстреливать живую силу и технику противника с какой бы стороны он ни появился.

Весьма возможно, что с расчетом па такой обстрел и были снесены в 1493 г. все постройки против Московского кремля за рекой Неглинной. Рассказывая об этом распоряжении Ивана III, летописец отметил: «и постави меру от стены до дворов сто сажен да девять» ³⁰⁵⁾. П. И. Гольденберг считает, что свободное поле на берегу Не-

_________

²⁹⁸⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 78.

²⁹⁹⁾ «Liv-, Esl- und Kurländisches Urkimdenbuch», Abt. 1, Bd. II. Riga - Moskau, 1898, № 336.

³⁰⁰⁾ ПЛ, вып. 1, стр. 87.

³⁰¹⁾ УЛС. М.- Л., 1950, стр. 104.

³⁰²⁾ ПСРЛ, т. XII, стр. 76; т. XXVI, стр. 211.

³⁰³⁾ ПСРЛ, т. XXVI, стр. 275.

³⁰⁴⁾ ПСРЛ, т. XII, стр. 85.

³⁰⁵⁾ ПСРЛ, т. VIII, стр. 226. В других летописях эта мера определена в 110 сажен (ПСРЛ, т. XII, стр. 236; т. XXII, ч. 1. СПб., 1911, стр. 510; т. XXIV. СПб., 1921, стр. 211 и 239. «Про-

-170-

глинки создавалось тогда для предохранения кремля от пожаров и внезапных напа­дений ³⁰⁶⁾, что частично соответствует параграфу об осадном сидении ратного устава начала XVII в. ³⁰⁷⁾. Однако можно думать, что это .мероприятие отражало также стрем­ление создать свободную зону боя и расширить радиус действия городовой артилле­рии. «Сто сажен да девять» - это и есть, очевидно, та мера длины (233,2 м), в преде­лах которой пушки конца XV в. могли наносить ущерб осаждающим. Может быть, что расчет этого пространства производился и с учетом действия ручного - инди­видуального - огнестрельного оружия. Появившись где-то в конце XV в. ³⁰⁸⁾, оно хотя и требовало сперва много времени для заряжения и не обладало достаточ­ной дальнобойностью ³⁰⁹⁾, но, несмотря на это, все шире и шире применялось в воен­ном деле.

Расчистка пространства перед кремлем имела также и градостроительное значе­ние. Проводя подобную расчистку «за рекою за Москвою против города» в 1495 г., Иван III уже «повеле на тех местах чинити сад» ³¹⁰⁾. Этим была ликвидирована неприглядность большого и открытого пространства перед Московским крем­лем.

Естественно, что в связи с общей перегруппировкой башен и их равномерной расстановкой по контуру обороняемого пространства существенно изменилась и архитектурно-планировочная структура оборонительных сооружений и их объёмно-пространственная композиция. Благодаря равномерному чередованию стен и башем на всем протяжении контуров обороняемых территорий, русские крепости утратили и одностороннюю фасадность и композиционную направленность, характерную для городовых сооружений предшествовавшего времени. Они утратили также и ту на­правленность, которая была присуща оборонительным сооружениям периода феодаль­ной раздробленности. Вместо этого крепости стали как бы «многофасадными»; каж­дая отдельная их сторона характеризовалась уже не сильно вытянутой стеной и по­лосой естественных препятствий и не скоплением башен, часто стоявших за земля­ными сооружениями, а четким ритмом последовательно повторяющихся элементов, сочетающихся и с природными, и с искусственными преградами. Крепости приобре­ли торжественный, спокойный и величественный облик, стали монументальнее и целостнее. Они представляли теперь как бы гигантскую скульптуру, рассчитанную на обозрение с самых различных точек зрения.

Одновременно с расстановкой башен по всему периметру стен в русской крепост­ной архитектуре произошли и другие явления. Дальность полета пушечного ядра определяет в это время расстояние между башнями, лимитирует протяженность пря­сел крепостных стен и обусловливает их «совершенную», все более прямолинейную форму. При «огненном бое» прямолинейная форма крепостных стен была необходима.

_________

должение хронографа редакции 1512 г.» (Публикация С. О. Шмидта). - ИА, вып. VII. М., 1951, стр. 267; ИЛ, стр. 186).

³⁰⁶⁾ П. И. Гольденберг. Старая Москва. М., 1947, стр. 7.

³⁰⁷⁾ В этом параграфе сказано, что в случае возможной осады «прежде подобает везде около города сады и инно что доведется сожещи, для того чтобы недругом нигде притулия не было» (Онисим Михайлов. Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки, ч. 1. СПб., 1777, стр. 79).

³⁰⁸⁾ М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 21; А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV- XVI вв., стр. 62. Некоторые исследователи появление ручного огнестрельного оружия относят к более раннему времени.При этом они указывают, что XV век в истории развития стрелкового ору­жия знаменуется изготовлением фитильного замка и появлением прямолинейной нарезки в канале ствола (см. А. А. Благонравов. Исторический очерк эволюции стрелкового вооружения. - «Известия артиллерийской ордена Ленина академии Красной Армии им. Дзержинского». Юби­лейный выпуск, 1389-1939. М., 1940, стр. 76).

³⁰⁹⁾ В 1471 г. из Голландии в Англию было привезепо ручное огнестрельное оружие, дальность выстрела из которого была меньше, чем дальность выстрела из лука (см. М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 43).

³¹⁰⁾ ПСРЛ, т. VI, стр. 39; т. VIII, стр. 230; т. XII, стр. 240; т. XXII, ч. 1, стр. 125; т. XXIV, стр. 213; «Продолжение хронографа...», стр. 270.

-171-

Остатки угловой башни Ивангородской крепости 1492 г.

Она давала возможность простреливать с башен пространства перед ними почти парал­лельно, чего нельзя было сделать при стенах округлых. В конце XVI в. неудобст­вом артиллерийской защиты выгнутых стен старых русских крепостей воспользовал­ся Стефан Баторий: во время осады Острова он заметил, что «западная стена кре­пости немного изогнута», в связи с чем осажденные не могли направить пушечного огня «по прямой линии по этому боку» ³¹¹⁾. Поэтому Баторий указал солдатам на от­сутствие опасности с этой стороны и рекомендовал им не бояться защитников кре­пости. В конечном итоге это и привело к захвату Острова.

Следовательно, при изогнутой крепостной стене артиллерия простреливала про­странства, прилегающие к изогнутым пряслам стен, только частично; защитники могли взять противника под перекрестный обстрел из двух башен только в некото­ром удалении от крепостной стены, а не рядом с ее центральной частью, так как меж­ду стеной и местом скрещения огня пушек, действовавших с двух башен, оставалось «мертвое», недосягаемое для ядер пространство. Наличие такого пространства дава­ло возможность противнику сосредоточить здесь некоторое количество сил и с их по­мощью вести как штурм крепостной стены, так и ее разрушение. Правда, для того чтобы попасть в «мертвое» пространство, противнику необходимо было преодолеть зону действия городовой артиллерии. Подобная операция даже в середине XV в. не была затруднительной, так как огонь артиллерии того времени, по сравнению с

_________

³¹¹⁾ Рейнгольд Гейденштейн. Записки о Московской ройне. 1578-1583. СПб., 1889, стр. 192.

-172-

План Бояршего города Ивангородской крепости.
Обмер и частичная реконструкция автора

огнем пушек начального периода применения хотя и повысился ³¹²⁾, но был все же еще недостаточно интенсивным. В промежуток между выстрелами враг мог проско­чить в «мертвое» пространство, время от времени увеличивая здесь количество своих сил и перебрасывая необходимые стенобитные снаряды, не неся при этом значи­тельных потерь.

Естественно, что в этом случае для уничтожения проникшего в «мертвое» прост­ранство противника защитникам приходилось применять уже другие средства по­ражения - стрелы, кипяток, горячую смолу, бревна и т. п. Правда, сложный лук в XV и XVI вв. все еще широко применялся на Руси ³¹³⁾; он обладал высокой скорострельностью и хорошей пробивной способностью. Пущенная из лука стрела на расстоянии 240 ярдов (около 220 м) пробивала дубовую доску толщиной в 2-3 дюйма, а стрелок-лучник, который не мог выпустить в минуту 12 стрел или хотя бы одной из них не попадал по цели, считался недостойным носить «свое честное имя» ³¹⁴⁾. Поэтому в конце XV - начале XVI в. лук успешно конкури­ровал с ручным огнестрельным оружием; удобство его применения и его пре­имущества перед индивидуальным огнестрельным оружием, которое хотя и получило в то время широкое распространение ³¹⁵⁾, но все же обладало меньшей скорострель­ностью, заставляли защитников «городов» отдавать предпочтение стрелам, а не пушкам. Но употребление стрел для поражения живой силы противника в эпоху «огненного боя» было полумерой. Ясно, что наличие у стен «мертвых» пространств, недосягаемых для дроба и ядер городовой артиллерии, было крупным недостатком крепостей. «Выпрямление» же стен давало возможность устранить этот недостаток.

_________

³¹²⁾ В XVI в. хорошие пушечные мастера могли производить уже до 30 выстрелов в день (см. А. Л. Монгайт. Русская артиллерия в XIV-XVI вв., стр. 73).

³¹³⁾ А. Ф. Медведев. Древнерусские лучники и их оружие. М., 1953 (автореферат диссерта­ции), стр. 11.

³¹⁴⁾ М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 43, примечание.

³¹⁵⁾ В конце XV - начале XVI в. ручное огнестрельное оружие настолько внедрилось в во­енном деле, что французы в 1481 г. сняли с вооружения лук и стрелы. Больше того, подобным огне­стрельным оружием была вооружена в 1496 г. одна треть испанской пехоты, а в 1530 г. - одна треть и немецкой (см. М. Мейер. Указ. соч., ч. 1, стр. 48, 52 и 66).

-173-

В результате этого в русской военной архитекуре исчезают крепости с изогнутыми и кривыми стенами. Вместо них появляются такие крепости, как Ладога, Ям, Орехов и другие, у которых прясла стен имеют либо прямолинейную, либо приближающуюся к прямолинейной форму.

Придание стенам прямолинейной формы и равномерное размещение резко вы­несенных вперед башен сильно увеличило обороноспособность крепостей. Появилась возможность вести артиллерийский огонь почти вдоль стен, благодаря чему «мерт­вые» пространства перед ними были ликвидированы.

В связи с приданием стенам прямолинейных очертаний изменилась и общая кон­фигурация оборонительных сооружений. Их планы стали менее округлыми и при­обрели вполне определенные формы, сильно напоминающие либо треугольники, ли­бо четырехугольники с ярко выраженными и подчеркнутыми углами. Иное значе­ние в архитектурном облике крепостей получили и самые стены, расположенные между равномерно расставленными башнями. Они трактовались уже не как огром­ные каменные ленты, преграждавшие доступ во внутреннее пространство укреплен­ных пунктов, и не как небольшие отрезки, соединяющие башни между собой, а как громадные монолитные плоскости, как поверхности огромных нерушимых глыб пра­вильной формы, которые, приобретя большее военное и архитектурное значение, вместе с башнями включились в активную оборону крепостей, в создание их выра­зительного архитектурного облика.

Но делая крепостные стены прямыми, ставя башни на одинаковых расстояниях друг от друга и равномерно распределяя их но периметру крепостных сооружений, городовые мастера меняют, по существу, и общие принципы построения таких со­оружений. В результате этого в оборонном зодчестве происходят не только отдельные существенные военные и архитектурно-планировочные изменения, но и появляется совершенно новая по своему типу крепость Ивангород с «четвероугольным» планом и симметричным расположением башен. В отличие от более ранних оборонитель­ных сооружений эта крепость уже не обладала той ярко выраженной фронталь­ностью, которая была присуща оборонительным сооружениям конца XIV - первой половины XV в. Вместо напряженности, выраженной скоплением башен на од­ной, наиболее ответственной стороне, она в связи с правильной геометричностью, прямолинейностью стен, равномерной расстановкой башен и их взаимной симмет­ричностью, приобрела выражение величавой торжественности, спокойствия и силы. Архитекутура этой крепости, ее высокие художественные качества в значительной степени определялись практическим назначением, конструкцией объемов, свойством и характером строительного материала. Она представляла собой крепкий, хорошо слаженный военный организм, со всех сторон воспринимавшийся как единый и компактный каменный массив (см. стр.58). Башни этого массива (стр. 172), стояв­шие по углам планового квадрата и выступавшие в сторону «поля», являлись как бы гигантскими монолитами, которые, играя решающую роль в обороне, слу­жили в то же время и основными элементами его архитектурно-пространственной композиции. Привлекавшая внимание своей простотой и строгостью Ивангородская крепость являла собой картину силы и грозного величия Русского государства, выражая идеи единства русского народа, крепко защищавшего рубежи своей земли.

Таким образом, вслед за переворотом, происшедшим во второй половине XV в. в артиллерийской технике, в конце XV в. в связи с крупными успехами в развитии огнестрельного артиллерийского оружия происходит новый коренной переворот и в военно-инженерном деле, который вносит существенные изменения и в архитек­тору русских крепостей. Поскольку же ни один из известных нам древних письмен­ных источников не упоминает о «регулярной» плановой композиции «города» более раннего времени, то указание летописей под 1492 г. о создании «четырехугольного» Ивангорода является свидетельством, говорящим, с одной стороны, о первой, со­вершенно новой, абсолютно правильной геометрической структуре городового со­оружения, а с другой,- о наиболее характерной особенности этого переворота.

-174-

«Воротная» башня Бояршего города Ивангородской крепости

-вклейка-

2

Постройка «регулярной» Ивангородской крепости, так же как создание Успен­ского собора в Москве и церкви Вознесения в Коломенском, оказала существенное влияние на все дальнейшее развитие русского зодчества. И хотя на первых порах эта крепость была как бы пробным образцом городового сооружения, ее оборо­нительные качества оказались все же весьма высокими. В связи с этим через четыре года после постройки Ивангорода те же принципы «регулярности» были положены в основу Большого Бояршего города, вплотную пристроенного в 1496 г. к первона­чальной Ивангородской крепости ³¹⁶⁾. Однако возводя его стены и башни, городовые мастера не повторили механически конфигурации первоначального Ивангорода, а подошли творчески к его архитектурно-планировочной структуре. Вместо квадрат­ного плана Большой Боярший город получил форму почти правильного прямоуголь­ника (стр. 173) и наряду с угловыми круглыми башнями приобрел прямоугольные стрельницы по осям стен. Благодаря этому в нем не только был развит принцип симметричности расположения стен и башен, но и определены места последних со­ответственно их форме.

Вполне логично, что, получив новую планировку, Большой Боярший город при­обрел одновременно и новые архитектурные качества. В нем спокойная и статичная схема первой «регулярной» крепости сменилась динамической схемой с четко выра­женной продольной осью. Это, естественно, оказало влияние на его внешний худо­жественный облик. В противоположность Ивангороду 1492 г., в выражении архи­тектурного облика которого основную роль играли массивы крепостных башен, архитектурный облик Большого Бояршего города определялся уже горизонталь­ностью противоположных стен и вертикальностью симметричных друг другу стрельниц. Последние теперь не только ограничивали стены по концам. Правда, угловые башни Большого Бояршего города (вклейка после стр. 174), игравшие роль замыкав­ших вертикалей, так же как и в крепости 1492 г., были высотными ориентирами, отмечавшими характерные особенности его планировки. Однако другие башни членили стены Большого города почти на равные прясла и определяли сущность его фасадов. В зависимости от характера членившей вертикали, являвшейся осью симметрии од­ной из стен, каждый фасад крепости имел свое архитектурно-художественное выра­жение. Учет же практического и архитектурного значения подобных вертикалей в общей структуре оборонительного сооружения позволял разделить его фасады на основные и второстепенные. Эти фасады воспринимались по-разному, так как чле­нившие вертикали либо подчинялись длинным лентам стен, либо выделялись на их фоне и контрастировали с ними. Так, в Большом Бояршем городе вертикаль На­батной башни (стр. 176) играла основную роль в создании индивидуального архитектурного облика главного фасада и определяла, по существу, его лицевую сторону.

Таким образом создавая качественно новое в военно-техническом и архитектур­но-планировочном отношениях сооружение, строители Большого Бояршего города не пренебрегли и архитектурно-художественной стороной задачи. Новая «регуляр­ная» крепость хотя и была родственна своей четырехугольностью Ивангороду 1492 г., но отличалась от него большей свободой, широтой, стройностью и живо-нисностыо композиции.

Молчание летописцев о создании Большого Бояршего города и его архитек­турно-планировочных качествах служит, по-видимому, свидетельством того, что после Ивангорода 1492 г. постройка крепостей правильным четырехугольником ста­ла уже обычным делом и не требовала каких-либо упоминаний в официальных го-

_________

³¹⁶⁾ В. В. Косточкин. Крепость Ивангород. - МИА СССР, № 31, М., 1952, стр. 254-295.

-175-

Набатная башня Бояршего города Ивангородской крепости. Реконструкция автора

сударственных документах. Во всяком случае в XVI в., когда на Руси не было еще города без крепости, а крепости без города, геометрическая планировка получила уже признание и стала обычной в городовом строительстве. В это время геометри­чески правильные, «регулярные» крепости и кремли стали строиться и в дереве и в камне во многих уголках Русского государства.

Самым первым оборонительным сооружением, постройка которого явилась следующим шагом по пути развития идей ивангородских горододельцев, был камен­ный кремль Тулы (стр. 177), выстроенный в 1507-1520 гг. В отличие от Ивангорода и его Большого Бояршего города этот кремль был спланирован на базе такого пря-

-176-

План Тульского кремля. Чертеж 1740 г.

моугольника, в основе которого лежал принцип древнерусского пропорциональ­ного построения - соотношения стороны квадрата к его диагонали. Это показыва­ет, что в русской архитектуре начала XVI в. между методом построения плана горо­дового сооружения и культового здания уже не было, по существу, принципиаль­ного различия ³¹⁷⁾. Использование этого традиционного метода пропорциональных со­отношений говорит также о стремлении горододельцев начала XVI в. к общему ком­позиционному единству стен и башен и показывает, что элементы геометризма в русском оборонном зодчестве были не только признаны, но и полностью узако­нены.

Действительно, сразу же вслед за Тулой на базе строгого прямоугольника в 1528-1531 гг. был выстроен каменный кремль Зарайска (см. стр. 84), а затем появи­лись и другие кремли, крепости и монастыри, в основу плана которых были поло­жены правильные геометрические фигуры.

Широкое строительство таких сооружений убедительно говорит о том, что «четвероугольный» Ивангород, явившийся новшеством в крепостном зодчестве Руси конца XV в., не оказался случайной творческой идеей городовых мастеров и не остался единственным примером в русской архитектуре. Архитектурно-компози­ционное построение этой маленькой крепости оказало влияние и на дальнейшее раз­витие русского крепостного зодчества.

_________

³¹⁷⁾ М. А. Ильин. Собор Василия Блаженного и градостроительство XVI в. - ЕИИИ за 1952 г. М., 1952, стр. 239.

-177-

Несмотря на общность плановых основ, «регулярные» оборонительные соору­жения не были одинаковыми и похожими друг на друга; небольшие по своим разме­рам, они всегда отличались характером строительного материала, количеством, ком­позиционным расположением и формой башен, общим архитектурным обликом и силуэтом.

Планировка «регулярных» крепостей, как и форма крепостей доартиллерий-ского периода, не была оторвана от естественного рельефа местности. Наоборот, она всегда базировалась на местных географических данных и, несмотря на строгую геометричность, логически вырастала из созданной природой среды. Однако в по­строении их защиты эта среда уже не играла решающей роли: общую структуру обороны «регулярных» крепостей предопределяла теперь военная техника, на ши­рокое использование которой они и рассчитывались. Связанная с этим равномер­ность в расположении башен обеспечивала не только одинаковую обороноспо­собность всех сторон крепости, но и придавала всем ее фасадам художественную равнозначность (стр. 179). Только иное композиционное построение и архи­тектурное оформление главной башни выделяло основной фасад «регулярной» крепости.

Для архитектурного облика «регулярных» крепостей была характерна также художественная цельность, стройность и симметричность. Их силуэт всегда был прост, выразителен и по-своему живописен. В его образовании большую роль игра­ли архитектурно-композиционные качества как всей планировки в целом, так и от­дельных башен. Последние хотя и располагались симметрично друг другу, но от­личались размерами, формой и архитектурным оформлением, внося в общую сим­метричность регулярных крепостей определенные элементы асимметричности. Бла­годаря этому создавалась эффектная игра архитектурных форм, придававшая этим крепостям живописность и особую выразительность, усиливавшуюся природ­ным окружением.

Если учесть, что аскетическая скромность архитектурных форм первых «регу­лярных» крепостей по мере дальнейшего развития русского зодчества начала по­степенно смягчаться, а крепостные стены и башни стали получать большее коли­чество архитектурных деталей и оснащаться декоративной обработкой, которая в конечном счете превратилась в пышное венчание, обогатившее и украсившее верхние части крепостных объемов, то станет ясно, что в процессе исторического развития «регулярные» крепости и кремли хотя и не потеряли своего практического значе­ния, однако функциональная роль их значительно расширилась. Они уже не только прикрывали город, но и украшали его. Изменился и архитектурно-художествен­ный облик «регулярных» крепостей. Утратившие элементы суровости и получив­шие определенную пышность, они выражали не столько силу и твердость русс­кого народа, сколько характеризовали величие и богатство Русского государ­ства.

Но плановая геометричность не была шаблоном в русской крепостной архитек­туре.

В связи с тем, что «регулярную» планировку могли получать только неболь­шие крепости, строившиеся на ровных и незастроенных участках, городовые мастера не отказались и от древней строительной традиции - постройки военно-оборони­тельных сооружений в виде неправильной фигуры, целиком соответствующей гра­ницам обороняемой зоны. Поэтому вместе с «регулярными» крепостями в начале XVI в. продолжали строиться и «нерегулярные» укрепления.

Так, более или менее «свободную» композицию плана, определенную рельефом местности, в период строительства «регулярных» крепостей получил в 1500-1512 гг. кремль Нижнего Новгорода (стр. 180), а в 1525-1531 гг. и кремль Коломны (стр. 181). Позднее появилось и много других подобных же сооружений. Большинство из них возникало в условиях живых городов, застройка которых оказывала влия­ние на их общую конфигурацию.

-178-

Западная и южная стены Зарайского кремля с наружной и внутренней сторон

-179-

План Нижегородского кремля. Чертеж XVIII в.

Создание военно-оборонительных сооружений «свободного» типа в тот период, когда в русской архитектуре получили распространение «регулярные» крепости и кремли, отнюдь не говорит о том, что военно-оборонительные и архитектурные ка­чества последних вызывали сомнение. Наоборот, их достоинства были настолько явными, что «регулярные» крепости оказали сильное влияние на укрепления «сво­бодного» типа. «Введение „регулярного" градостроительства оказало влияние на старый „свободный" метод постройки городов и монастырей. Это выразилось в отно­сительно правильном размещении башен и прямолинейности стен» ³¹⁸⁾. Поэтому в кремлях Нижнего Новгорода и Коломны нет длинных и изогнутых стен, с одной стороны, и большого количества башен - с другой, как это имеется в крепостных соору­жениях конца XIV - первой половины XV в. Для их архитектуры, так же как для

_________

³¹⁸⁾ М. А. Ильин. Собор Василия Блаженного и градостроительство XVI в., стр. 238.

-180-

План Коломенского кремля. Чертеж архитектора М. Казакова, 1778 г.

архитектуры «регулярных» оборонительных сооружений, характерно наличие пря­мых, зачастую почти равных между собой, прясел стен и равномерное расположение вертикальных массивов башен по всему периметру сооружений. В связи с этим «свободные» кремли Нижнего Новгорода и Коломны являются такими же «регуляр­ными», как и крепости, построенные на правильной геометрической основе. От по­следних они отличаются только тем, что имеют гораздо большие размеры, стоят не на ровной местности и вместо четырехугольной формы плана обладают многоуголь­ной - полигональной-плановой композицией.

Полигональные кремли начала XVI в. обладали такими же высокими военно-оборонительными и архитектурно-градостроительными качествами, как и оборони­тельные сооружения «регулярного» типа. В архитектуре этих укрепленных пунктов, выстроенных в разных исторических и территориальных условиях, было много об­щего, что сближало их между собой. Так же как в архитектуре Ивангорода и дру­гих «регулярных» крепостей, в архитектуре полигональных укреплений начала XVI в. присутствовала определенная закономерность в расположении вертикалей, обеспечивавшая равнозначность сторон и определявшая жизненно важные в плани­ровочном и военном отношениях точки населенного пункта. Однако, в отличие от «регулярных» крепостей, они имели еще и явно выраженные главные фасады, обра­щенные обычно в сторону водных и сухопутных магистралей. Для Нижнего Новго­рода, например, таким фасадом была сторона, обращенная к Волге (стр. 182), а для Коломны - к Москва-реке. Эти фасады придавали архитектурному облику назван­ных укрепленных пунктов особую выразительность и привлекательность. В их со­здании участвовали не только стены и башни, но и внутренние постройки, многие из которых были видны из-за стен.

В отличие от лобовых фасадов крепостей Порхова, Изборска и Копорья, глав­ные фасады кремлей Нижнего Новгорода и Коломны уже не ожидали врага для

-181-

Общий вид Нижегородского кремля. Гравюра начала XVII в.

нанесения ему сокрушительного удара, а как бы встречали подъезжавших гостей, рас­крывая им красоту того или иного укрепленного пункта. В зависимости от величе­ственности и выразительности таких фасадов и складывалось обыкновенно художе­ственное впечатление от каждого русского города в отдельности.

^ ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ

Проследив процесс развития военно-оборонительных сооружений конца XIII - начала XVI в. в целом, подведем некоторые итоги.

1. В конце XIII - первой половине XIV в. крепости были еще однобашенны-ми. После более ранних безбашенных крепостей они представляли собой хроноло­гически второй этап развития оборонительных сооружений. По-видимому, такой тип крепостей был частично связан со своеземческим феодальным городом, принад­лежавшим одному владельцу.

2. Стены крепостей конца XIII - первой половины XIV в. имели разную тол­щину. Это зависело от тех естественных и искусственных преград, вблизи которых они возводились, а также от одностороннего (в основном) характера осадной тактики противника. При этом чем ниже были стратегические качества местности, выбранной под постройку крепости, тем толще делались ее стены, и наоборот,-чем выше были

-182-

ее стратегические качества, тем стены были толще. Их толщина определялась раз­рушительной силой стенобитных машин и возможностью их применения.

3. Крепости конца XIII - первой половины XIV в. всегда имели стену с при­ступа, которая была одновременно и их лобовой стороной - их главным и наиболее выразительным фасадом (что характерно и для более поздних крепостей). Это было связано с особенностями рельефа, места их расположения и зависело от характера осадной тактики. Перед приступивши стенами всегда устраивались искусственные преграды.

4. Оборона крепостей конца XIII - первой половины XIV в. была в основном пассивной. Они рассчитывались не столько на поражение противника, приступив­шего к их осаде, сколько на то, чтобы не дать ему ворваться внутрь охраняемого про­странства.

5. Во второй половине и особенно в конце XVI в. крепости стали получать большое количество башен на приступных стенах. Их оборона стала уже полуактив­ной. Активную оборону осуществляли главные - лобовые стороны, оснащенные башнями и прикрытые искусственными препятствиями, а пассивную - стороны тыловые, которые башен не получали, но были хорошо прикрыты естественными преградами. Решающее значение в таком разделении обороны сыграла активизация проведения осадных операций.

6. Появление большого количества башен на приступных стенах крепостей в конце XIV в. было вызвано также усилением средств защиты - в первую очередь появлением городовой огнестрельной артиллерии, выступившей как действенное средство обороны, наносившее ущерб живой силе противника. Очевидно, потребность размещения пушек и вызвала усиленное строительство башен на приступных сте­нах, принимавших на себя основную тяжесть вражеских штурмов.

7. С появлением большого количества башен на приступных стенах крепостей изменился и их архитектурный облик. Благодаря вертикальным массивам башен, поставленных довольно близко друг от друга и возвышавшихся над стенами, кре­пости как бы поднялись над местами своего расположения; они стали более величест­венными и монументальными, что. оказывало определенное психологическое воздей­ствие на противника.

8. В начале XV в. крепости стали усиливаться дополнительными каменными прикладками, появление которых у стен и башен было связано с развитием огне­стрельной артиллерии. Последняя, применявшаяся сперва только лишь как сред­ство защиты, стала вскоре уже действенным средством нападения, наносившим су­щественные повреждения крепостям. Боевыми возможностями артиллерийского оружия было обусловлено также увеличение высоты стен и башен, производившееся одновременно с увеличением их толщины. Это повысило эффект действия оружия осажденных и снизило действенность оружия осаждающих.

9. Во второй половине XV в. и особенно б конце этого столетия архитектура обо­ронительных сооружений вновь изменилась. Вместо крепостей с башнями на одной стороне в это время строятся крепости с башнями, равномерно расставленными по всему периметру стен, вне зависимости от расположенных вокруг них естественных преград, а сами стены стали получать уже более или менее прямолинейные формы. В силу этого укрепленные пункты целиком переходят к активной обороне. Резко изменился и внешний вид крепостей. Они теряют определенную направленность, л следовательно, и фасадность; их архитектурный облик характеризуется уже не лентой стены, с одной стороны, и группой башен,- с другой, а совокупностью стен и башен со всех сторон.

-183-

10. Появление крепостей с равномерно расставленными башнями, а также поч­ти равными и прямолинейными пряслами стен было вызвано изменением штурмовой тактики и возросшими возможностями огнестрельного оружия. Последнее позво­ляло вести осаду крепостей с любых сторон, а это потребовало ответного равномер­ного размещения огневых средств защиты по всему периметру оборонительных сооружений, т. е. равномерную расстановку несших артиллерию башен.

11. Дальнобойность огнестрельного оружия конца XV в. определила и расстоя­ние между башнями. Возможность же широкого использования артиллерии в обо­роне крепостей вызвала «выпрямление» их стен, что ликвидировало имевшиеся перед ними раньше «мертвые» пространства.

12. Благодаря новой форме стен и равномерной расстановке башен изменилась и плановая конфигурация оборонительных сооружений. Вместе с крепостями со «свободной» планировкой с конца XV в. строятся уже крепости, не только имеющие в плане более или менее четкие геометрические формы, но и получающие четырех­угольную-«регулярную»-плановую основу со строго симметричным расположением всех крепостных массивов. Это было связано уже не только с возможностями и ха­рактером применявшегося в те времена огнестрельного оружия, но и с общим раз­витием рациональных начал в русской архитектуре.

13. Постройка небольших «регулярных», геометрически-правильных в плане крепостей со строго симметричным расположением стен и башен оказала воздействие на те укрепления, которые создавались в старых городах и получали «свободную» планировку. Однако преимущества «регулярных» принципов построения военно-оборонительных сооружений были настолько очевидны, что у крепостей со «свобод­ной» - полигональной-планировкой стало характерным наличие элементов регу­лярности: прямых, почти равных между собой прясел стен и определенная за­кономерность в расположении башен.

-184-

С Вашими замечаниями и предложениями можно зайти в Трактиръ или направить их по электронной почте.
Буду рад вашим откликам!