Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ВОРОНИН

ЗОДЧЕСТВО СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ
XII - XV ВЕКОВ

Том I (XII столетие)

СОДЕРЖАНИЕ

XIII

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРОИТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ ЮРИЯ ДОЛГОРУКОГО

Обращаясь к общей оценке строительства времени князя Юрия, естественно прежде всего начать с характеристики его военно-инженерных сооружений. Как мы видели выше, постройка крепостей основывалась на весьма обстоятельно продуманном стратегическом расчете. Каждая из них в то же время являлась и архитектурным памятником, важнейшим слагаемым городского ансамбля, его «рамой». Приведем общие данные об этих сооружениях.

Кольцо валов Переславля-Залесского (рис. 32, а), прекрасно сохранившихся до наших дней, имеет окружность около 2,5 км; высота вала колебалась от 10 до 16 м, по его гребню шириной до 6 м шли рубленые стены с башнями над воротами. Возможно, что валы были усилены наружным обводненным рвом ¹.

Близки по своей конфигурации Переславской крепости Юрьев-Польской (рис. 32, б), а также крепость Дмитрова. Последняя (рис. 32, в) лежит также в низменной, но хорошо защищеной болотами и рекой местности. Вал протяжением около 900 м образует в плане яйцеобразную фигуру; высота вала больше, чем в Переславле,— от 14 до 22 м при рвах шириной до 30 м ². Укрепленная резиденция Юрия и его сына Бориса — Кидекша (рис. 32, г) также лежала в сравнительно равнинной местности; небольшой подъем нерльского берега не создавал почти никаких естественных стратегических выгод. Только первоначальный кремль Москвы, тогда не превышавший 500 м в окружности, занимал высокую стрелку в устье р. Неглинной.

Внешний облик княжеских крепостей и мощь их оборонительных сооружений свидетельствуют об огромном напряжении строительных усилий, мобилизации больших масс рабочей силы, транспорта, строителей. Так, по подсчетам П. А. Раппопорта, на сооружение сравнительно небольшой крепости Юрьев-Польского было затрачено более 60 000 человеко-дней. Вместе с тем мы наблюдаем определенную «стандартность» этих крепостей, свидетельствующую о выработанной системе строительства и его планомерности. Крепости сооружают, не считаясь с естественными преимуществами и удобством того или иного места в стратегическом отношении, не выбирают высоких труднодоступных мест, но ставят крепость там, где этого требуют

Примечания к главе XIII см. стр. 510—512

-101-

32. Крепости Юрия Долгорукого. а — Переславлъ-Залесский; 6 — Юрьев-Польской; в — Дмитров; г — Кидекша(6—г — по П. А.Раппопорту).

политические и военные планы, смело располагая крепость на равнине и полагаясь лишь на ее собственную военно-инженерную мощь.

Если представить себе первоначальный внешний облик Переславля или Дмитрова, то можно охарактеризовать его следующими чертами. Город обращался во внешний мир могучими склонами своих земляных валов, с деревянными стенами на гребне, над которыми поднимались лишь вышки надвратных башен. Даже самое крупное здание Переславля — Спасо-Преображенский собор был совершенно скрыт от взоров стороннего наблюдателя (рис. 33). С внешней стороны город представлялся только как крепость. При низинном расположении валы были легко обозримы, и город являл собой суровую картину боевой твердыни.

Эти княжеские города-крепости по составу и характеру своего населения резко отличались, как мы видели, от «многонародного» Ростова-Великого и Суздаля — старых городов княжества. Княжеские гарнизоны, состоявшие из зависимого от князя военного люда, ремесленники, привязанные к князю предоставленными им льготами

-102-

33. Переславль-Залесский. Вал.

и «подаяниями», образовали достаточно сплоченную военную силу этих городов, которые не были ни политическими, ни церковными центрами земли. Здесь не требовалось обширных и пышных храмов, рассчитанных на задачи христианизации и мощного идеологического воздействия на сознание «невегласей». И понятно, что здесь создавались храмы иного типа. Это небольшие четырёхстолпные одноглавые церкви с тремя апсидами с востока и хорами в западной части, удовлетворявшие одновременно задачам церкви двора княжеского наместника или воеводы — двора, с которым храм был связан в единый комплекс,— и приходской церкви города.

Этот тип храма, широко распространившийся в середине XII в. в строительстве всех городов древней Руси, характерен для культовой архитектуры данного времени; поэтому поиски его прототипа и определение, где именно прежде всего на Руси появился данный тип культового здания, «повлиявший» на зодчество Юрия, представляются бессмысленной в научном отношении задачей. Под воздействием одинаковых условий исторического развития и сходства определенных ими потребностей этот тип храма мог появиться и одновременно, и независимо в разных городах Руси. Выработка этого типа храма не представляла никаких технических или архитектурных трудностей; напротив, он являлся лишь упрощением и «сокращенной редакцией» шестистолпного крестовокупольного храма. Весьма возможно, что еще церковь Спаса, построенная на дворе Мономаха во Владимире, уже давала это решение и могла послужить непосредственным «образцом» для построек Юрия Долгорукого.

-103-

Все эти храмы очень похожи друг на друга не только по своей архитектурной схеме; близко совпадают — с незначительными отклонениями — и их общие размеры (в метрах) ³:

При близости типа и размеров трех названных построек можно не сомневаться, что и не дошедший до нас храм Георгия в Юрьеве-Польском был того же типа и имел те же размеры. Следовательно, в строительстве и крепостей Юрия и его храмов прослеживается определенная «стандартизация», облегчавшая быстроту их сооружения и обеспечивавшая ту стремительность, с которой провел Юрий свою строительную программу.

При всех частных отличиях храмы Юрия объединены общностью их стилистического выражения. Все они характеризуются ясно подчеркнутой тяжестью и мощью своих пропорций. Почти квадратному плану отвечает почти кубический четверик его основного объема; длина последнего больше его высоты; его статичность и весомость резко усиливают сильно выдвинутые к востоку полуцилиндры алтарных апсид. Плоские, мало выступающие лопатки, отвечающие осям распора и внутренним столбам, определяют широкие членения фасадов, завершаемые спокойными полукружиями позакомарного покрытия. Над ним поднимается венчающий храм тяжелый и массивный барабан шлемовидной главы, как бы прижимающий здание книзу. Весь ритм здания крайне замедлен; более того,— можно сказать, что здесь все противоположно какому-либо движению и все архитектурные средства направлены на выражение незыблемой неподвижности и физической тяжести масс здания.

Этому впечатлению содействует и характер внешней обработки здания. Точность белокаменной кладки со слабо заметными швами обусловливает сплошную, как бы «литую» гладь стены. Слабость выступа лопаток и углубления отлива на уровне хор придают фасадам лишь очень незначительную пластичность, вызывая скупую, но острую игру светотени. Узкие, как крепостные бойницы, щелевидные окна, обнаруживающие толщу стены, и ниши порталов образуют резкие теневые пятна на белой глади стен. Соответственно этому детальная обработка фасадов очень скупа. Суховатый городчатый пояс в карнизе барабана Переславского собора и аркатура с орнаментальным поясом на его апсидах, аркатура на консолях на фасадах и, вероятно, апсидах и городки на барабане в Кидекше не разбивают общего впечатления суровой скупости внешнего облика здания, но по закону контраста лишь подчеркивают его. Обрамления порталов нарочито просты и строги — это не столько перспективный портал, сколько арочный проем с прямоугольными, повторяющими сечение блоков белого

-104-

камня, уступами косяков и невыделенного архивольта, чрезвычайно напоминающий подобные обрамления окон и уступчатые декоративные ниши в киевской храмовой архитектуре XI в. В лаконизме и мудрой простоте храмов Юрия есть нечто, роднящее их с новгородской архитектурой, от которой их отличает большая геометрическая четкость объемов и линий.

Конструктивная ясность и логичность внешнего облика здания содействуют выразительности его архитектурного образа: впечатление уверенной и спокойной подавляющей физической силы проникает весь организм храма. Они и посвящены «святым воинам» Борису и Глебу, Георгию и верховному божеству — Спасу. В Переславле и Юрьеве храмы были поставлены близко от крепостного вала; Переславский собор, возможно, соединялся переходами с крепостной стеной. Оба храма с их суровыми пропорциями и шлемовидными главами были подобны могучим воинам, стоявшим на страже города ⁴.

Несколько иначе были поставлены придворные храмы Бориса и Глеба в Кидекше и Георгия во Владимире. Они открыто и гордо выдвинуты на высокую кромку речного берега, как бы предваряя развитие приема господства здания в широком ландшафте — приема, который столь блестяще реализуют владимирские зодчие Андрея Боголюбского и Всеволода III. Этот зарождающийся здесь принцип едва ли случайно перекликается с активным, наступательным духом княжеской политики, перерастающей в открытую борьбу с силами феодального дробления.

Эти придворные храмы, видимо, отличались от соборов Переславля и Юрьева и несколько большим применением декоративных деталей, сообщавших им некоторую нарядность. Как видно из приведенных выше размеров планов, эти придворные храмы были стройнее и изящнее; самой утонченной в этом смысле, вероятно, была церковь Георгия во Владимире. Церковь в Кидекше значительно стройнее тяжеловесного Переславского собора, элементы убранства более развиты, порталы стали многообломными.

Та же простота и суровая ясность характеризуют интерьер храма, резко и остро расчлененный хорами, лопатками стен и массивными крестчатыми столбами. Эти элементы, при небольших масштабах здания, приобретали особое значение, сильнее дробя и расчленяя его пространство. Здесь столь же определенно, как глава снаружи, господствует центральное подкупольное пространство. Отграниченные, вероятно, лишь невысокой алтарной преградой, глубокие полуцилиндры апсид свободно открывались внутрь храма. Узкие окна давали скупой свет, погружая помещение храма в полумрак, только в солнечные дни рассеченный плоскими и острыми, как меч, лучами.

Интерьер был первоначально почти лишен убранства. Лишь в отношении Переславского собора отмечено, что Юрий (точнее — Андрей по распоряжению отца) обеспечил его книгами и реликвиями («исполни ю книгами и мощми святых дивно») ⁵. В храмах Юрия еще нет цветистых майоликовых полов, обогащающих освещение цветными рефлексами; их заменяет настил из мелких белокаменных плит (пол 1148 г. в Суздальском соборе); полы из поливных плиток в Переславском соборе сделаны в 1157 г. ⁶ Точно так же храмы оставались нерасписанными: роспись церкви в Кидекше принадлежит времени Всеволода; роспись Переславского собора сделана мастерами Андрея, как и роспись церкви Георгия, построенной в 1157 г. Таким образом,

-105-

первоначально стены храмов были, видимо, обнаженными, и лишь иконы в алтарной преграде создавали единственное цветное пятно в белом интерьере храма.

Очень мало мы знаем и об утвари построек Юрия. В подпружных арках Переславского собора сохранились крюки, с которых, вероятно, на цепях спускался большой хорос. Из утвари этого храма до нас дошел прекрасный серебряный потир с русской надписью по краю и гравированным в медальонах «деисусом» и изображением патрона князя Юрия — святого Георгия. Этот потир считают «работой русского мастера, воспитанного на византийских образцах» ⁷.

Отмеченная строгость внутреннего оформления храмов Юрия, столь гармонирующая с их суровым обликом, может быть, была частично результатом напряженности обстановки 50-х годов XII в.; возможно, что это не позволило полностью завершить украшение храмов, с такой силой воплотивших в своем образе боевое напряжение последних лет княжения Долгорукого. Весь характер храмов говорит также о том, что в это время церковь и искусство еще не включились в разгоравшуюся борьбу, что пока к мечу воина не присоединился разящий с неменьшей силой «духовный меч».

Строительство Юрия Долгорукого кладет начало истории собственно владимиро-суздальского белокаменного зодчества. Это начало отделено от конца строительства Мономаха промежутком в несколько десятилетий (1110—1148 гг.). Можно было думать, что выделка кирпича была забыта и строители вернулись на юг. Однако есть основания считать, что и в 50-х годах кирпич делали, а следовательно, и что-то строили. Об этом пока свидетельствуют единичные факты находок кирпича при белокаменных храмах Долгорукого. Кирпич (толщиной 3,5 см) с остатками связующего, встреченный при разведках А. Д. Варганова в Кидекше  ⁸ и относящийся к какой-то постройке юрьева двора, еще близок кирпичу времени Мономаха. Кирпич, найденный при наших поисках пристроек около Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском, также еще очень тонок (3,5 × 13 × ? см). Таким образом, можно предполагать, что как изготовление кирпича, так и строительство из него продолжалось и во время Юрия; по-видимому, его применяли для построек гражданского характера.

Однако зодчие Юрия отказываются от материала и техники построек Мономаха. От кирпичной кладки из тонкой плинфы они переходят к кладке из точно отесанных квадров плотного известняка — «белого камня». Это не был легко доступный местный материал, его приходилось возить издалека. Где были каменные ломки в 50-х годах XII в. — мы не знаем. Географическое приурочение строительного камня определяется очень общо. Анализ камня из церкви в Кидекше по остаткам фауны «указывает на принадлежность вмещающих известняков к мячковскому горизонту среднего карбона. Общий комплекс и сохранность этой фауны близки к такой же фауне из «белого строительного камня» в известных Мячковских разработках» ⁹. Во всяком случае, это был не местный материал, и не доступность и не выгодность его были причиной перехода к этому новому материалу.

Из тесаного камня выкладывалась лишь коробка стены; ее внутренняя полость заполнялась обломками того же известняка и булыжным камнем и проливалась раствором извести. Его состав тоже новый — к извести примешиваются песок, мелкий уголь, рубленая солома или лен. Необработанная тыльная сторона камней коробки

-106-

прочно сцепляется с внутренним бутовым заполнением. Наружные же швы настолько хорошо пригнаны и тонки, что пропускают лишь ничтожное количество связующего раствора и уже на небольшом расстоянии почти неразличимы глазом, воспринимающим лишь гладкую белоснежную плоскость. Эта выработанная техника свидетельствует о большом опыте зодчих в ее применении.

О том же говорят геометрическая четкость и правильность плана и масс здания. Особенно четок план Переславского собора, анализ которого позволил установить, что за основу его построения мастера приняли исходную модульную величину, равную толщине столба и стены собора. Следует отметить технику кладки фундаментов, трапециевидных в сечении, выступающих за линию стен и образующих своеобразную более широкую платформу в их основании. Церковь Георгия в этом отношении несколько отличается — ее фундамент имеет вертикальный обрез на всю глубину. Из документов о перестройке этого памятника мы знаем о применении древними зодчими деревянных связей, закладывавшихся, видимо, в несколько ярусов, внутри забутки стены. При возведении стен мастера пользовались рациональной системой лесов — подмостей на брусковых пальцах, укреплявшихся в квадратных гнездах кладки и позже тщательно заделывавшихся камнем.

Необычность новой строительной техники белокаменных построек Юрия свидетельствует, что они сооружались не местными, но какими-то пришлыми мастерами. Вопрос об их родине, как говорилось во вводной главе, давно привлек внимание исследователей, не сомневавшихся в том, что творчество этих зодчих отмечено чертами «романского влияния», сказавшегося и в технике кладки из естественного камня, и в применении «романских» деталей (аркатура, перспективный портал)  ¹⁰. Говорилось, что к Юрию пришла «артель странствующих вольных каменщиков» ¹¹. Л. В. Даль полагал, что это были выходцы из Чехии или Моравии ¹². А. С. Уваров говорил о немецких зодчих, пришедших в Суздаль через Новгород или Псков ¹³. Н. П. Кондаков и вслед за ним Д. Н. Бережков выдвинули гипотезу о приходе в Суздаль мастеров из Галича. Галичское зодчество испытало воздействие архитектуры юго-западной Венгрии, Нижней Австрии и Богемии, где, по меткому замечанию И. Шараневича, «византийское искусство состязалось с романским» ¹⁴. Действительно, для архитектуры Богемии характерна скупость декоративной обработки, сводящаяся к аркатурному поясу и — редко — к применению резьбы; храмы Богемии невелики по площади и связаны, как и постройки Юрия, с жилищем феодала ¹⁵. В Галиче киевские традиции соединились с белокаменной техникой и заимствованными у западных соседей романскими деталями и в этом виде попали на северо-восток. «Первое знакомство Суздаля с особым греческим типом романизованных церквей произошло через Галич» ¹⁶. К этой же теории присоединялся М. Грушевский, подкрепляя ее указанием на политические и брачные связи галичских и суздальско-владимирских князей  ¹⁷. Эту теорию разделяли Д. В. Айналов ¹⁸, Ф. Халле, М. К. Каргер ¹⁹.

Слабой стороной гипотезы Д. Н. Бережкова являлось то обстоятельство,что для сравнения он привлекал лишь церковь Пантелеймона в Галиче — один из поздних памятников галичского зодчества (первой четверти XIII в.). Развалины же других храмов Галича до сих пор не имеют точных дат, но можно предполагать, что строительство в Галиче развернулось в основном во второй половине XII в. при Ярославе

-107-

Осмомысле (1152—1187 гг.), с княжением которого связываются расцвет и усиление Галичского княжества. Таким образом, развитие белокаменного строительства в Галиче и на северо-востоке шло фактически одновременно. Это, вместе с рядом летописных данных, позволяло говорить о независимом развитии архитектуры в обоих центрах и получении мастеров с запада. На такой точке зрения стояли И. Пеленьский ²⁰ и автор настоящей работы ²¹.

Новые археологические открытия и исследования памятников зодчества Галича, Чернигова, Рязани и других городов позволяют подтвердить и уточнить гипотезу Кондакова — Бережкова.

Южная Русь XI—XII вв. строила свои храмы из кирпича с камнем или из одного кирпича. Уже в ранних памятниках гражданской и церковной архитектуры применялись отдельные резные из камня детали, как, например, барельефные орнаментальные плиты парапетов хор или также барельефные плиты с изобразительными композициями, каковы, например, известные барельефы с конными воинами или со сценами мифологического содержания ²².

Особое место занимает галичское зодчество. Начало каменного строительства падает, видимо, еще на время Владимирки галичского. Уже под 1152 г. летопись сообщает о церкви Спаса, входившей в ансамбль княжеского двора Владимирки и связанной с деревянным дворцом переходами  ²³. Открытие руин Успенского собора в старом Галиче — Крылосе проливает новый свет на характер галичского зодчества XII в.  ²⁴ Точной даты храма нет; впервые он упоминается лишь в связи со смертью Ярослава Осмомысла под 1187 г. Однако весьма вероятно, что его сооружение было обусловлено открытием в 1157 г. галичской епископии ²⁵. Около этого года и был построен собор. По своему типу он тесно связан с предшествующим русским зодчеством. Это трёхнефный большой собор, окруженный с трех сторон галереями и имевший, по-видимому, 5 глав  ²⁶.

Однако и по технике сооружения, и по убранству собор совершенно отличен от построек Поднепровья. Это полубутовая кладка из тщательно тесанных блоков местного камня — алебастра, известняка и др.; в убранстве храма ярко выражены романские детали: аркатурно-колончатый пояс с поребриком и резными консолями, порталы с архивольтами, украшенными валиками в шахматном порядке, аттические профили баз  ²⁷. Как и в северном строительстве Юрия, эти технические и художественные особенности являются здесь в очень законченном виде — техника тески камня, его кладка и исполнение резных деталей отмечены высоким мастерством. Это работа опытных в данной технике мастеров, а не строителей, впервые ее осваивающих. Следовательно, и здесь мы стоим перед вопросом о работе в Галиче пришлых мастеров: в постройке Успенского собора участвовали зодчие, приглашенные Осмомыслом из соседних или дальних стран Запада, рядом с которыми работали свои галичские строители. Родина пришлых зодчих не поддается точному определению ввиду широкого распространения названных выше деталей в романском зодчестве ²⁸. Видимо, так же осуществлялось строительство и при Владимирке до 1152 г.

Сходство построек Юрия Долгорукого с Успенским собором Галича, действительно, очень велико. Оно прежде всего проявляется в технике строительства. Применение естественного камня, его тщательная теска и система кладки с заполнением

-108-

внутренней полости стены бутом и с введением деревянных связей, равно как и характер известкового раствора с примесью мелкого угля и золы, увеличивавшей связующую силу раствора, вполне аналогичны технике построек Юрия ²⁹. Точно так же много общего в системе устройства фундаментов. В церкви Спаса в Галиче фундамент образует такую же уширенную по сравнению со стеной платформу, как, например, у переславского Спасо-Преображенского собора; планы обоих храмов совершенно идентичны, они имеют одинаковые основные размеры и величину подкупольного квадрата, так что, по-видимому, галичский храм был «образцом» переславского ³⁰. Не менее характерны и более детальные совпадения: собор Галича и Переславский собор имеют лопатки шириной 1,28 м; выступ лопатки равен выступу цоколя, сделанного здесь и там из двух рядов камня с отливом наверху; точно совпадают и размеры арочек алтарного карниза ³¹. Орнамент карниза Переславского собора (см. рис. 22), представляющий собой огрубелый мотив античного киматия, очень напоминает орнамент на римских сосудах terra sigillata; он широко распространен в романской резьбе по кости и в уборе романских соборов, в частности на Рейне ³². Ближайшим территориально и по сходству мотива является орнамент карниза белокаменного костела первой половины XII в. в Прандоцине ³³. Возможно, что галичские мастера, работавшие в Переславле-Залесском, были знакомы с архитектурой соседней Польши.

Все эти черты сходства не оставляют сомнения в том, что мастера прибыли на строительство Юрия из Галича. Их приглашение определялось также тесными политическими и семейными связями княжеских домов Суздальской и Галицкой Руси. Возможно, что эти связи юго-запада и северо-востока были глубже и органичнее; выше мы говорили о вероятном притоке в юрьевы города колонистов из Поднестровья.

Точные обмеры Переславского собора позволили судить о высоком техническом и художественном мастерстве его зодчих. Здание характеризуется исключительной геометрической четкостью и регулярностью своего плана. К. Н. Афанасьев установил, что вся композиция храма построена на кратных соотношениях и горизонтальных и вертикальных пропорций, что модулем геометрического построения является толщина столба и стены. Загадочным пока остается определение Б. А. Рыбаковым метрической единицы, в которой выстроен собор, как «смоленского» локтя в 63 см, точно исчисляющего основные размеры здания:

Эта мера прослежена, кроме памятников самого Смоленска, в псковском Мирожском соборе и позже — в Дмитриевском соборе во Владимире  ³⁴. Едва ли наличие «смоленской» меры поведет в дальнейшем к пересмотру вопроса о мастерах, но, несомненно, оно вскрывает какие-то новые связи школ русского зодчества XII в.

Вернемся к вопросу о романских чертах в постройках Юрия. Здесь они выражены несравненно беднее, чем в Успенском соборе Галича. В завязавшейся в то время

-109-

борьбе Византии и Венгрии Юрий, как мы знаем, был на стороне интересов Византии вместе с галицким князем Владимирком ³⁵. Сын последнего — Ярослав в 1150 г. женился на дочери Юрия — Ольге ³⁶. Эти связи и обусловили обращение за мастерами в Галич, тем более что борьба за Киев, видимо, исключала возможность получения зодчих оттуда ³⁷. Убежденный грекофил, сам женатый на византийской принцессе, друг новгородского владыки Нифонта и его единомышленник в вопросах церковной политики — Юрий менее всего мог одобрить западные новшества галичского зодчества. Вероятно, это и сыграло немалую роль в ограничении деятельности пришедших из Галича мастеров и в случайности, в конечном счете, романских элементов в их северных постройках. По существу и так называемая романская аркатура, которая является здесь единственным мотивом этого рода, не была новостью для древнерусского зодчества; ее мы видим уже в новгородской Софии, в обработке барабанов построек мастера Петра — соборов Юрьева и Антониева монастырей и других памятниках. Порталы в суздальском строительстве галичских зодчих также трудно назвать романскими: как мы отмечали, их трактовка скорее напоминает строгие двухуступчатые ниши и окна южных, киевских храмов XI в., нежели романский портал. Возможно, что здесь сыграли какую-то роль живые «образцы» ортодоксальной архитектуры времени Мономаха в Суздале и Владимире. Зодчие Юрия совершенно не использовали также возможностей белого камня для декоративной резьбы или введения профилированных деталей. Все это было, видимо, исключено условиями княжеского заказа. По существу, если представить себе храмы Юрия выстроенными из кирпича, они будут мало отличаться от современных им построек древней Руси в смысле отсутствия «романских» черт ³⁸. Единовременность строительства в трех удаленных друг от друга пунктах — Кидекше, Переславле и Юрьеве позволяет предположить, что в 1152 г. в Суздальской земле работала не одна, а три группы мастеров, объединенных сходством технических и художественных приемов.

Белокаменное строительство времени Юрия Долгорукого является первой страницей истории собственно владимиро-суздальского зодчества как своеобразной архитектурной школы периода феодальной раздробленности. Уже на этом первом этапе ее развитие характеризуется тесной связью с исторической жизнью Суздальской земли и творческим интересом мастеров к архитектурному опыту других передовых центров Руси.

-110-

С Вашими замечаниями и предложениями можно зайти в Трактиръ или направить их по электронной почте.
Буду рад вашим откликам!