Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ВОРОНИН

ЗОДЧЕСТВО СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ
XII - XV ВЕКОВ

Том I (XII столетие)

СОДЕРЖАНИЕ

XIV

ВЛАДИМИРСКОЕ КНЯЖЕСТВО (1157—1174 ГГ.)

1

Княжение Андрея Боголюбского, с временем которого связаны выдающиеся достижения Владимирской земли в области культуры и искусства, является интереснейшей страницей не только в истории Северо-Восточной Руси, но и русского народа в целом. Это время напряженной политической борьбы, в которую втягиваются прогрессивные слои городского населения. Она волнует не только всю Русь, но находит отклик и за ее рубежами. Это пора заката общерусского авторитета Киева и подъема могущества Северо-Восточной Руси и ее столицы — Владимира, что нашло особенно яркое отражение в развитии архитектуры и литературы. Поэтому нам следует остановиться несколько подробнее на истории этого периода, тем более что некоторые ее стороны остаются пока неразработанными либо вовсе неосвещенными. Особенно существенно развитие церковно-политической идеологии, важной для понимания идейного содержания архитектуры 60-х годов.

В старой историографии эта пора жизни Владимирского княжества вызывала постоянный интерес, но в ней историков привлекали внешние моменты: перенос столицы Руси на север — из Киева во Владимир, разгром Киева в 1169 г., изгнание Андреем своих братьев и разрыв с «передними мужами» отца, наконец, «самовластьство» Андрея, представлявшееся «началом единодержавия» на Руси. Интересовала историков и сама личность Андрея, которую оценивали самым противоположным образом: одни видели в нем мудрого государственного деятеля, другие — «самодура», деятельность которого не оставила никакого следа в истории русского народа. Внутренние пружины истории Владимирской земли и политики Боголюбского не привлекали внимания исследователей; впрочем, для освещения этой темы — экономического развития земли и классовой борьбы — источники давали крайне скудный материал. Также оставалась в тени культура Северо-Восточной Руси, памятники которой проливают свет и на эти темные стороны истории XII в.

Попытаемся коротко осветить эти вопросы.

«Ряд» Юрия предусматривал сохранение старого положения вещей — стольным городом оставался Киев; здесь и в городах Поднепровья должны были сесть старшие

Примечания к главе XIV см. стр. 512—515.

- 113 -

сыновья — Андрей, Ростислав, Глеб и Борис; Суздальская же земля предназначалась младшим — Михалке и Всеволоду, ей отводилось явно второстепенное место резерва материальных и людских сил в борьбе за сохранение господства Юрьевичей в Киевской Руси. Нарушение «ряда» Юрия Андреем и его уход в 1155 г. во Владимир «без ноте воли» не были его личным решением: «Его же лестью подъяша Кучковичи» ¹, т. е. те представители местной боярской знати, в борьбу с которой вступил Юрий.

Кучковичи, оказавшиеся при дворе Андрея, действовали, несомненно, не по личной инициативе, но выражали взгляды кругов ростово-суздальской знати, стремившейся изолировать Ростовский край от общерусских интересов, усилить его самостоятельность, а вместе с тем сохранить и свою независимость от княжеской власти избранием князя «на своей воле». Андрей, бо́льшую часть жизни проведший в Cyздальщине и не очень любивший покидать ее для походов Юрия на юг, казался подходящим для этой цели. Поэтому и было столь единодушным его избрание, после смерти Юрия, в 1157 г.— «Ростовцы и Суздальцы, сдумавши вси, пояша Андрея»²

Однако расчеты боярства не оправдались: как по своему крутому и самостоятельному характеру, так и по политическим взглядам, воспитанным на опыте борьбы Юрия, Андрей менее всего мог быть послушным «боярским князем». Он использовал боярские иллюзии для легализации своего вокняжения, но сразу же показал себя последовательным и решительным продолжателем самовластной политики отца. Сев, по уходе из Вышгорода, во Владимире, который, видимо, был его «волостью» на севере, он сразу же по вокняжении начал лихорадочную деятельность по его расширению, укреплению и обстройке (1158—1165 гг.). В те же годы был построен Боголюбовский замок с пышным дворцом. «Андрей, как древний богатырь, чует свою силу, полученную от земли, к которой он припал, на которой утвердился навсегда» (С. М. Соловьев). Формула летописи о посажении Андрея в «Ростове на отни столе и Суждали»³ была чистой фикцией: стольным городом в действительности становился Владимир — город «мизинных» людей, «пригород» боярского Ростова. Ростов и Киев отходили на второй план.

Стремясь всемерно упрочить свое положение на владимирском престоле и исключить возможность соперничества младших братьев, за которыми «ряд» Юрия оставлял право на Владимирскую землю, Андрей изгоняет их вместе с матерью-гречанкой: «Братью свою погна... и мужи отца своего переднии. Се же створи, хотя самовластец быти всей Суждальской земли»⁴. Изгнанные братья ушли на юг и удалились в Византию. Этот дерзкий акт самовластия не только нарушал старый порядок, но и наносил удар по престижу Византии на Руси.

Таковы действия Андрея в первые годы его княжения.

На какие же общественные силы опирался Андрей в своих крутых мероприятиях, чьим интересам отвечала его борьба за усиление княжеской власти, за главенство Владимирской земли на Руси?

Уже старой буржуазной исторической наукой была подмечена роль новой политической силы, выступавшей в событиях XII в., — городского торгово-ремесленного населения. «Необходимо предположить, — писал С. М. Соловьев, — что сила его [Андрея] утверждалась на повиновении младших новых городов или пригородов. Андрей, как видно, хорошо понимал, на чем основывается его сила, и не оставил этих

- 114 -

новых городов, когда его войска взяли самый старший и самый большой из городов русских — Киев» ⁵. Рост населения Владимира, отраженный в грандиозном периметре его новых, созданных княжескими горододельцами, укреплений, подтверждает сведения В. Н. Татищева о том, что Андрей, продолжая политику отца, «умножи всяких в нем [Владимире] жителей, яко купцов хитрых, рукодельников и ремесленников всяких населил»⁶. Размах строительства 60-х годов, которое мы рассмотрим подробно ниже, свидетельствует о развитии разнообразных ремесл, необходимых для сооружения монументальных зданий. О широких торговых связях Владимира, а следовательно, и умножении торгового люда, говорит хотя бы название южных ворот города, выходивших к Клязьме, не Клязьменскими, а Волжскими: Клязьма была лишь путем к Волге. Вне стен города около пристани стояла деревянная церковь Николы — покровителя торговых путешествий ⁷. Во Владимир приезжали торговые гости от камских болгар, «от Латин», из Царьграда, еврейские купцы ⁸.

Горожане Владимира и других городов — эти предшественники позднейшей буржуазии, — были естественными сторонниками сильной княжеской власти. Торговые связи, завязавшиеся у купцов Владимирской земли, уже порождали стремление обезопасить торговлю от разбоя феодалов, освободить ее от поборов на границах феодальных владений. Ремесленники также были заинтересованы в развитии связей с другими городами, в широком сбыте своих изделий. Подобно королевской власти на Западе, сильная великокняжеская власть на Руси была «представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вассальные государства» ⁹. Поэтому во Владимирском княжестве и возникает союз княжеской власти с горожанами ¹⁰. Во владимирской церковной литературе, которой мы коснемся подробнее ниже, отчетливо формулируется и представление об этом союзе — «князь, город и люди» и его способности стать на путь борьбы с «тьмой раздробления нашего», т. е. с феодальным дроблением сил княжества и Русской земли в целом. Оценивая возможность сильной княжеской власти, горожане, ненавидевшие бессмысленные усобицы, шли в войска Андрея, в которых, как позже в войсках Даниила галицкого, играли видную роль «пешцы», «гражане-пешцы», т. е. пехота. Политическая сила горожан, окрепшая в княжение Боголюбского, с особенной силой проявится после его гибели, в период междукняжия и первые годы княжения Всеволода III. Эта активность горожан, их участие в политической жизни княжества, рост их самосознания являются одной из главных причин идейной насыщенности и быстрого развития архитектуры 60-х годов XII в.

Второй общественной силой, на которую опирался князь Андрей, был быстро росший слой мелких феодальных землевладельцев — дворян, «милостьников», благополучие которых целиком зависело от княжеского пожалования.

К середине XII в. в области сельского хозяйства и землевладения в Северо-Восточной Руси происходят весьма крупные сдвиги, оказывающие решающее влияние на политическую борьбу и развитие культуры и искусства. Прослеживая распределение курганных могильников — памятников сельского населения Владимирской земли, Е. И. Горюнова установила очень важный факт его широкого расселения в окраинных районах княжества. Кроме плодородного ополья и зоны вокруг главных городских центров, кроме ранее освоенных земель по течению рек, население

- 115 -

занимает теперь менее удобные в хозяйственном отношении и удаленные от городов и водных артерий районы; сельские поселения продвигаются на восток и северо-восток, осваивая лесистые зоны по Клязьме и в Заволжье. Этот процесс «внутренней колонизации» можно объяснить лишь двумя причинами — отсутствием уже в то время свободных земель в центральных и удобных районах, а также стремлением крестьянства уйти от развивавшейся в центре феодальной эксплуатации. Таким образом, абсолютная плотность сельского населения значительно увеличилась; возросла и площадь обрабатываемых земель, а с ней и количество производимых сельскохозяйственных продуктов, необходимых для растущих городов.

Рядом со старыми владениями местной родовитой знати — старого боярства — развивается землевладение княжеское, растут села и деревни княжих слуг и воинов.

Естественно, что особенно значительными были владения самого князя Андрея, проведшего почти всю свою жизнь на севере, в Суздальщине. Об обширности его владений и хозяйства позволяют судить его пожалования основанному им владимирскому Успенскому собору. Епископский храм получил «много именья», слободы, купленные князем, и слободы, платившие дань, лучшие из княжеских сел, десятую часть княжеских стад и доходов от торга ¹¹. По весьма правдоподобному предположению известные из позднейших источников митрополичьи села, располагавшиеся на север и северо-запад от Владимира, как и митрополичьи владения в районе Юрьева-Польского, были унаследованы митрополичьим домом от владимирской епископии XII в. ¹² В управлении княжими селами была занята многочисленная княжеская администрация, не только выколачивавшая доходы для князя, но и сама обогащавшаяся всеми правдами и неправдами. Можно думать, что описанные в «Слове Даниила Заточника» порядки в северной деревне сложились еще при Юрии и Андрее; автор не советует заводить село по соседству с двором князя или его тиуна: «Тиун бо его аки огнь трепетицею накладен [покрытый трутом] и рядовичи его аки искры; аще от огня устережешися, но от искр не можеши устеречися и сождения порт» ¹³. Это делает понятной остроту классовой борьбы, развернушейся после убийства князя Андрея в 1174 г. ‚ когда поднялись не только городские низы, но и «из сел приходяче грабяху», т. е. поднялась задавленная феодальным гнетом деревня; правдоподобно и сообщение В. Н. Татищева, что «грабили в селах домы княжне и верных его» ¹⁴.

В XII в. быстро развивается и условное феодальное землевладение, т. е. появляется значительный слой «дворян-помещиков», прочно привязанных к князю и зависимых от него. В повести об убийстве князя Андрея мы впервые встречаемся с термином «дворянин», употребляемым наряду со старым, известным еще со времен княгини Ольги термином «милостьник» ¹⁵. В Боголюбовском замке хранилось «милостьное» оружие, стояли «милостьные» кони. Опираясь на параллель с «Законником» Стефана Душана, где «милость» связывается с пожалованием земли, М. Н. Тихомиров высказал меткое предположение, что русские княжие милостьники получали от князя не только оружие и коней, но и земельные пожалования за их службу ¹⁶. «Дворяне» — это другое название той же «служилой» прослойки феодального класса. Даниил Заточник говорит, что «всякому дворянину [подобает] имети честь и милость у князя» ¹⁷.

- 116 -

Позднейшая легенда рассказывает, как князь Андрей проехал по Клязьме до устья р. Тезы, ставя в прибрежных погостах храмы, и как он «пожаловал» своего княжеского зверолова земельными угодьями¹⁸. В этой легенде упоминается и село Спас Купалищи, известное по рассказу Тверского летописного сборника как владение Андрея; это село находится неподалеку от Боголюбова, красиво расположено на высоком берегу Клязьмы ¹⁹. Ниже по ее течению мы встретим ряд селений, восходящих, — судя по их названиям, напоминающим имена членов княжеского дома и термины феодального быта, — к XII в.; таковы, например, Глебово, Глебова, Борисовка, Михайловское, Михалково, Андрейцево, Андреевская, Княгинина, Якимовский погост, Гридино, Скоморохово и др. Здесь же расположены Клязьменский городок — древний Стародуб, возникший в XII в., и село Любец, также связанное с преданием об Андрее Боголюбском ²⁰.

Возможно, что и в этом районе, смежном с Боголюбовским замком, располагались княжеские земельные владения, охотничьи и иные угодья, что и здесь получали свои пожалования — «милость» княжие дворяне — «милостьники».

Так рядом с боярством поднималась новая феодальная знать, рядом с боярскими землями появлялись владения дворян-милостьников. Они были естественной опорой княжеской власти в борьбе с местной старобоярской аристократией. Упомянутый рассказ Тверского летописного сборника, где названо княжье село Спас Купалищи, передает, что Андрей много времени проводил в Боголюбове, «оставя град [Владимир]»‚ чем вызывал осуждение «многих»; на Купалищах он охотился — «ловы творяше» «с малом отрок», запретив боярам участвовать в княжеской потехе, «и о сем боярам его многа скорбь бысть» ²¹. О дворянах мы найдем упоминание уже в 40-х годах.

В рассказе о битве под Луцком 1149 г. встречается указание, что во время «злого пополоха» «един Андрей Юрьевич укрепися со своим двором» — дворяне уже тогда составляли ближайшее княжеское окружение и играли видную роль в составе войска ²². Не случайно, что именно Владимирская земля выдвигает такого подлинно дворянского писателя и публициста, как автор, скрытый под именем Даниила Заточника, который задолго до Ивана Пересветова будет восхвалять сильную власть и поднимет голос в защиту мелкого феодального люда против боярской знати.

Однако рост дворянства, упрочивавший позиции княжеской власти в борьбе с боярством и усиливавший княжеское войско, чрезвычайно обострял положение крестьянства, все больше попадавшего в цепкие руки новых и алчных владельцев. Они были едва ли не хуже боярства. Поэтому крестьянство вряд ли могло проникнуться интересом и сочувствием к княжеской политике, хотя она объективно в конечном счете соответствовала интересам крестьянства, неся прекращение внутренних усобиц и усиливая страну в борьбе с иноземными врагами. Инертность крестьянства в значительной мере определила напряженность положения княжеской власти и успех боярского заговора 1174 г., приведшего к гибели Андрея.

Таковы были корни «самовластьства» Андрея.

- 117 -

2

Если союз с горожанами и преданность дворянства обеспечивали позиции княжеской власти внутри княжества, то для борьбы за гегемонию в системе феодальной Руси этого было мало. Нужно было обосновать права на эту гегемонию, которая резко нарушала существующие отношения и порядки. В предстоящей борьбе с сопротивлением феодалов других княжеств надо было опереться на авторитет, бесспорный для всей Руси. Такой силой, которая признавалась всей Русью, вне зависимости от ее феодальной расчлененности, была духовная власть — церковь, являвшаяся «наиболее общей санкцией существующего феодального строя» ²³.

Русская церковь в XII в. продолжала оставаться в зависимости от константинопольского патриарха — киевский митрополит был ставленником империи и ее агентом на Руси. Попытки поставить во главе русской церкви русского митрополита ни при Ярославе, ни при Изяславе Мстиславиче не имели прочного успеха, — на митрополичьем престоле неизменно появлялся вновь византиец. Император Мануил вынашивал план присоединения Руси к Византийской империи²⁴, поэтому усиление Руси и консолидация ее сил совершенно не входили в интересы Византии. «Империя только в дроблении сил нового сильнейшего Ростово-Суздальского княжества в это время и в ближайшие годы видела свою основную задачу» ²⁵. Обстановка складывалась, следовательно, так, что нужно было вступать в борьбу с киево-византийской духовной гегемонией, усиливать свою владимирскую церковь и организовать свои «святыни».

Уже первый самостоятельный шаг Андрея — уход из Вышгорода был обставлен «вмешательством» божественной воли. В Вышгородском храме икона богоматери якобы «сошла с места» и вместе с князем и вышгородским духовенством отправилась в далекий путь на север. В пути были организованы ее «чудеса». Главнейшим была остановка коней, везших икону, на месте будущего Боголюбовского замка. Он замыкал выход из Нерли и становился на горло суздальской знати и торговцев, но на это была «воля богоматери». Икона также «не пожелала» двигаться в Ростов и была оставлена во Владимире, стала «Владимирской» ²⁶.

Связь культа богородицы и, в особенности, разработанного владимирскими церковниками культа ее Владимирской иконы с «державством» Андрея, с усилением его власти хорошо понимали московские книжники XVI в. В Степенной книге по этому поводу сказано: «И уже тогда Киевстии велицыи князи подручны бяху Владимерским самодержцем. Во граде бо Владимери тогда начальство утвержашеся пришествием чюдотворного образа Богоматери. С ним же прииде из Вышеграда великий князь Андрей Гюргиевичь и державствова» ²⁷. Все созданные в 1158—1165 гг. храмы посвящаются богородичным праздникам, подчеркивая особое «покровительство» богородицы Владимирской земле, ее столице и ее князю.

Для оценки идейно-политического значения владимирского монументального строительства 1158—1165 гг. существенно появление своеобразной исторической легенды, устанавливавшей «древность» основания Владимира не Мономахом, а Владимиром «святым», и связывавшей его возникновение с именем «крестителя» Руси. По словам летописи, когда постройка Успенского собора близилась к концу, князь

- 118 -

Андрей созвал торжественное совещание «и глагола князем и боаром своим сице: «Град сей Владимирь во имя свое созда снятый и блаженный великий князь Владимер, просветивый всю Русскую землю святым крещением, ныне же аз грешный и недостойный божиею благодатью и помощию пречистыа Богородици разьширих и вознесох его наипаче, и церковь в нем создах во имя пречистыя Богородица святаго и славнаго ея Успения, и украсих и удоволих имением и богатьством, и властьми и селы, и в торгех десятыя недели, и в житех, и в стадех и во всемь десятое дах Господу Богу и пречистей Богородице: хощу бо сей град обновити митропольею, да будеть сей град великое княжение и глава всем». И сице возлюбиша и боаре его все тако быти» ²⁸.

Таким образом, расширение, укрепление и пышная обстройка Владимира как бы воплощали мысль об его церковно-политическом равноправии с «матерью градов русских» — Киевом. Так Владимирское княжество ходом исторических событий становилось на путь конфликта с митрополитом. Епископ Нестор, проявивший равнодушие в деле Клима Смолятича и не приехавший на собор 1147 г., был в 1156 г. лишен митрополитом кафедры (по словам Никоновской летописи, он «от своих домашних оклеветан бысть») ²⁹, а в 1158 г. в Ростов прибыл новый епископ — грек Леон. Своими энергичными действиями по приведению в порядок запущенных Нестором дел епископии и увеличением поборов Леон вызвал недовольство и был в 1159 г. изгнан ростовцами и суздальцами ³⁰. В 1160 г. ростовский епископский собор стал жертвой пожара, и князь Андрей не очень охотно восстановил постройку ³¹ (см. гл. XVII). У князя был уже свой кандидат на владимирскую кафедру — некий Федор, видимо, «нареченный» епископом и именовавшийся «владыкой» ³². Поэтому вернувшийся в 1163 г. Леон оказался в очень сложной обстановке. Спор между ним и владыкой Федором относительно практики постов, в котором Федор «упрел» Леона, явился поводом к новому его изгнанию. Андрей обратился к патриарху Луке Хризовергу с обвинением Леона в ереси, с ходатайством об организации владимирской митрополии и посвящении на нее Федора. Однако патриарший собор (1164 г.), похвалив церковное строительство Андрея‚ отказался удовлетворить его просьбу и оправдал Леона. Можно предполагать, что он вернулся в Ростов, а фактически епископом оставался Федор, находившийся во Владимире.

Поддерживая во всех начинаниях князя Андрея и борясь с его противниками, а также, видимо, собирая средства на подкуп митрополита, у которого он надеялся получить поставление в епископы, «лживый [т. е. ложный] владыка» Федор шел на жестокие преследования людей, вымогательства и казни: «Много бо пострадаша человеци от него в держаньи его... безмилостив сый мучитель» ³³. Федор чинил расправу со своими и княжескими врагами, не взирая ни на сан, ни на общественное положение: среди них были не только простые люди, но и лица духовного звания — монахи, игумены и попы, и представители крупных феодальных фамилий, лишенные в этой борьбе своих сел, оружия и коней. Очевидно, доносы этих враждебных людей и ускорили гибель Федора.

Действия владимирского «лживого владыки» волновали Русь далеко за пределами Владимирской земли. В полемическую переписку с князем Андреем вступил по этому поводу знаменитый проповедник — туровский епископ Кирилл: «Федорца,

- 119 -

за укоризну тако нарицаема‚ сего блаженный Кирил от божественных писаний ересь обличи и прокля его. И Андрею Боголюбивому князю многа послания написа от евангельских и пророческих указаний»³⁴. Одним из них была похожая на язвительный памфлет притча «о слепце и хромце», в которой Андрей сравнивался со слепцом, везущим на своих плечах хромца — Федора ³⁵. Кирилл недвумысленно обвинял Федора за то, что он «через закон [т. е. помимо закона]... священническаа ищеть взяти сана», что, будучи недостойным даже иерейства, он, «имени деля высока и славна житиа, на епископьский взыти дерзну сан». И далее, путем ряда логических ходов, Кирилл приходит к обвинению Федора в ереси. Видимо, Андрей отвечал туровскому витии, защищая правоту своих действий.

По новой жалобе Леона, патриарх потребовал от Андрея разрыва с Федором и выдачи его на суд киевского митрополита, угрожая князю отлучением. Андрей вынужден был уступить и выдать своего верного соратника (около 1168 г.). Митрополичий суд проявил крайнюю жестокость, осудив Федора, как еретика, на мучительную казнь. Эта «митрополичья неправда» была одним из поводов разгрома Киева войсками Боголюбского и ограбления его церквей (1169 г.). После гибели Федора на епископскую кафедру вернулся Леон, занимавший ее, видимо, до 1183 г.³⁶; однако поучительный опыт борьбы с Андреем заставил его не вмешиваться более в политическую жизнь княжества.

Такова в кратких чертах история десятилетней борьбы за самостоятельность владимирской церкви. Борьба окончилась неудачей, но за это время князь вместе с владимирским епископом и церковниками успели много сделать для возвеличения церковного значения Владимирской земли и умножения ее «святынь». Эта сторона истории Владимирской земли, имеющая ближайшее отношение к оценке владимирского зодчества и искусства вообще, заслуживает особого внимания.

3

Прежде всего был развит и усовершенствован культ богоматери как преимущественной «покровительницы» Владимирского княжества, его князя и его людей. Это имело большое морально-политическое значение. «Чувства массы вскормлены были исключительно религиозной пищей; потому, чтобы вызвать бурное движение, ее собственные интересы должны были представляться ей в религиозной одежде» ³⁷. В сознании простых людей новый город Владимир и сами они — городские «мизиньные» люди, новая сила в жизни земли, — становились под «защиту» той же небесной силы, что и Киев, и самый Царьград.

В борьбе с нападениями различных народов на Византию там развилось особое почитание икон богородицы, которые брали в походы, которым приписывали победы над противниками. Особо было прокламировано «чудо» царьградской реликвии — «ризы богоматери», якобы избавившей в 860 г. столицу православия от русских дружин. По этому поводу патриарх Фотий сочинил обширный хвалебный акафист богоматери, послуживший позже источником и образцом для многих церковных сочинений на эту тему. Особое «заступничество» богородицы за Царьград подчеркива-

- 120 -

лось и в популярном на Руси житии Андрея Юродивого (славянина родом) ³⁸. Культ богоматери перешел на Русь и стал городским культом. Начиная с Десятинной церкви, почти в каждом городе были храмы, посвященные Успению богородицы.

Для развития русского национального самосознания имела большое значение созданная в Киево-Печерском монастыре легенда о «присылке» богородицей мастеров-зодчих для постройки «великой церкви» монастыря, в которую сама богоматерь «обещала» переселиться из царьградского Влахернского храма ³⁹. Смысл легенды был в том, что раньше покровительствовавшая Царьграду богородица «переходила» в Киев, становясь заступницей его и Руси. Теперь же богородица в лице своей иконы «покинула» Вышгород и стала «Владимирской», а храм на главных воротах столицы — Золотых был посвящен Положению риз богородицы, т. е. влахернской реликвии.

Первой задачей деятельности владимирских церковников была всемерная пропаганда «чудес» Владимирской иконы. Они и организовались группой владимирских соборян — вышгородских попов Микулы и Нестора и соборного попа Лазаря. «Чудеса» устраивались еще в Вышгороде, где икона прославилась как «чудотворная» и потому привлекла внимание князя Андрея.

Тогда же и по пути на север в 1155 г., видимо, были начаты записи «чудес», составившие особое «Сказание о чудесах Владимирской иконы богоматери»; последней записью в их основном цикле была история с падением створ Золотых ворот (1164 г.) и «чудесном избавлении» придавленных ими горожан. Эти даты определяют хронологические рамки составления «Сказания» первой половиной 60-х годов XII в. Издавший «Сказание» по списку XVII в. В. О. Ключевский не сомневался, что это «памятник северо-русской литературы XII в.»; по его мнению, писец, переписывая древний оригинал, пощадил и оставил неизмененными его языковые и смысловые особенности. «Эти особенности, простота изложения и, наконец, отношение автора к действующим лицам рассказа, о которых он выражается так, как будто они известны всем, для кого он составлял свою повесть, — все это дает основание догадываться, что рассказчик был очень близок к рассказываемым событиям» ⁴⁰. Здесь можно добавить новый аргумент в пользу раннего составления «Сказания». В одном из его рассказов (об исцелении некоего владимирца от «огненной болезни») говорится о притворе Успенского собора. Этот притвор существовал до 1185 г., когда после пожара собор был опоясан галереями и притворы были сломаны (см. гл. XVI). Следовательно, «Сказание» составлено до 1185 г.

Можно думать, что авторами «Сказания» были те же соборяне, которые фигурируют на его страницах: икона «спасает» попадью Микулы от взбесившегося коня, поп Лазарь присутствует при «исцелении» тверской боярыни, поп Нестор, после удачно обставленного «чуда» с исцелением паралитика, устраивает пышный пир с участием городской знати. Ниже мы увидим, с какой пышностью организовывались соборные празднества с массовым поклонением Владимирской иконе.

Создание литературных произведений, оформляющих культ богородицы, во Владимире было обеспечено большими книжными богатствами, сосредоточивавшимися при Успенском соборе, — в пожар 1185 г., наряду с сокровищами его ризницы, спасали и книги. Владимирские церковники отправлялись в своих произведениях от киевской литературной традиции: они знали сказание о Борисе и Глебе, «Слово

- 121 -

о законе и благодати» митрополита Иллариона, гимнографические произведения в честь Владимира и Ольги ⁴¹. Можно думать, что к руководству этой литературно-церковной работой был причастен и сам князь Андрей, на что намекают некоторые «личные отступления» в тексте владимирских произведений ⁴². При всех их точках соприкосновения с киевской литературной традицией эти произведения были чрезвычайно оригинальны и свежи по форме и содержанию.

Рассчитанные на усвоение простыми людьми рассказы «Сказания» о чудесах были написаны простым, почти разговорным языком, пересыпаны живыми терминами быта; порой в них звучит юмор или пословичный оборот речи. Сами «чудеса» незамысловаты и их объектом являются живые, реальные люди — микулина попадья, внучка боярина Славяты, сухорукий владимирец, жена князя Андрея. Рассказы умело вплетены в ткань бытовой житейской обстановки, связаны со знакомыми местами и известными людьми, что создает повышенное чувство «реальности» этих «чудес». Все это усиливало действенность культа Владимирской иконы, заставляло проникаться слепой верой в ее всемогущество.

Однако этого было мало. Специально идее покровительства богоматери был посвящен новый праздник — Покрова богородицы, установленный во Владимире без санкции митрополита по инициативе князя и епископа Федора ⁴³. Княжеские живописцы создали новую — монументальную икону богородицы, где она была изображена молящейся Христу о заступничестве и милости. Вокруг нее также была создана атмосфера «чуда»: рассказывали, что такой богородица «явилась» князю, когда он ночью молился в походном шатре над Нерлью на месте будущего Боголюбовского замка. Этот образ и был, по-видимому, начальным иконографическим вариантом изображения нового праздника — Покрова. Дошедшие до нас в списках разного времени «Проложное сказание», «Служба» и «Слово на праздник Покрова» ⁴⁴ раскрывают примечательные стороны владимирского культа богоматери.

Во всех этих произведениях выступает образ города Владимира, его гор и холмов, украшенных храмами ⁴⁵. К богородице обращаются с просьбой о защите не вообще, а вполне определенно: «Защити князя и люди от всякого зла», «спаси град и люди умножи, и даждь князю здравие телеси, на поганыя победу»; тема борьбы с врагами и снова мольба о даровании победы князю, об укреплении его сил являются лейтмотивом этих сочинений ⁴⁶. Союз «князь, город и люди» выступает здесь с полной ясностью. В «Слове», составленном, очевидно, в том же XII в., но дошедшем в переработке позднейшей поры, очень отчетливо выражена и политическая линия этого союза, находящегося под защитой богородицы: «покров» защищает «от стрел летящих во тьме разделениа нашего», т. е. от гибельных последствий феодального распада Руси⁴⁷.

При всей местной заостренности культа богоматери во владимирских церковных произведениях звучит с неменьшей силой и общерусская тенденция. В «Службе» автор призывает «все конци земли» почтить новый праздник, который «князь и люди» прославили не только в своем княжестве, но и «в рустей земли» ⁴⁸. Также и в «Сказании» покровительство Владимирской иконы распространяется на широкую территорию Руси — Тверь, Муром, Переяславль-Южный ⁴⁹. Так в практической борьбе с «тьмой разделениа нашего» кристаллизовалась и крепла идея националь-

- 122 -

ного единства Русской земли. В этом смысле охарактеризованные памятники владимирской церковно-политической литературы стоят посередине между литературой времени Мономаха — его «Поучением» и «Повестью временных лет» — и великим «Словом о полку Игореве».

В то же время культ владимирской покровительницы — богородицы, с его нарочито подчеркнутым «демократизмом», равенством перед лицом божества князя и «людей», т. е. простых горожан, был направлен на упрочение идеи гражданского мира, выдвинутой русской литературой еще в конце XI в. и развитой Мономахом ⁵⁰. Возможно, что с этим была связана особая популярность во владимирской живописи XII в. темы «моления», «заступничества» (деисус) ⁵¹.

Культ богородицы и, в особенности, Владимирской иконы был в руках Андрея огромной идейной силой; это было «оружие обоюду на врагы остро и огнь попаляя противных наших, хотящих с нами брани» ⁵². Если справедливо присвоение Боголюбскому учреждения праздника Спаса 1 августа ⁵³, то и этот праздник был посвящен по существу также богородице.

Легенда об основании Владимира Владимиром Святославичем и крещении им Ростовской земли утверждала «древность» христианства на северо-востоке и являлась немаловажным аргументом для доказательства права владимирской церкви на самостоятельность. Развитие культа Владимирской иконы было вторым мероприятием церковников и княжеской власти в этом направлении. Наконец, нужно было озаботиться и созданием культа местных «подвижников» церкви. Для этой роли единственной выигрышной фигурой был ростовский епископ Леонтий, принявший «мученическую» смерть от руки ростовских язычников. Поэтому, когда при восстановлении погоревшего Ростовского собора в 1161 г. обнаружились старые гробницы, их признали погребениями Леонтия и его преемника Исаии. Так были «открыты» столь необходимые для планов Андрея «мощи» местного «святого» — борца с язычеством. Событие это было обставлено с большой помпой. По словам жития Леонтия, сам Андрей прибыл в Ростов со своими боярами ⁵⁴.

Конечно, канонизовать Леонтия в условиях конфликта с митрополитом было невозможно, но уже между 1164 и 1174 гг. было составлено «сказание» о Леонтии, в котором утверждалось, что он был не первым епископом северо-востока; первыми епископами были якобы поставленные непосредственно самим патриархом при Владимире Святославиче епископы Федор и Илларион, которые, однако, бежали перед сопротивлением язычников ⁵⁵. «Политическая тенденция автора сказывается в желании поддержать попытку Андрея Боголюбского получить для Владимира самостоятельную, независимую от Киева епископскую кафедру» ⁵⁶. Хотя Леонтий был канонизован только при Всеволоде (1190 г.)‚ Андрей сразу же по «открытии мощей» позаботился об его церковном прославлении, построив в Боголюбове небольшую церковь его имени ⁵⁷. Культ Леонтия имел и особый смысл для борьбы Андрея с боярской знатью: Леонтия убили ростовцы, Андрей же положил начало его прославлению — на его сторону в борьбе с Ростовом становились усопшие ростовские епископы.

Таким образом, в итоге развернувшейся в первой половине 60-х годов напряженной церковно-литературной работы церковный авторитет Владимирской земли был высоко поднят: «древность» христианства здесь оправдывалась легендой

- 123 -

о «первых» епископах, был свой, местный «мученик» — епископ Леонтий, стольный Владимир обладал «чудотворной» иконой богоматери, ставшей главной «святыней» Успенского собора; он сделался теперь и центральной усыпальницей княжеского дома и владимирских иерархов — здесь были погребены сын Андрея Изяслав (1165 г.)‚ брат Ярослав Георгиевич (1166 г.)‚ а позже — Мстислав Андреевич (1173 г.) и сам Андрей Боголюбский (1174 г.).

Церковный отпечаток получило и владимирское летописание ⁵⁸; оно с 1158 г. велось при Успенском соборе. Центром внимания летописи были жизнь епископского собора и «чудеса» Владимирской иконы. Самый ход исторических событий рисовался как отражение ее «чудотворной» силы. Только к концу княжения Андрея (после 1169 г.) началась работа по составлению владимирского летописного свода, в котором ярко отразилась и политическая жизнь княжества. Основной идеей свода является мысль о приоритете стольного Владимира над Ростовом и Киевом, об особом «покровительстве» неба новой столице. Последнее позволяло выявить второй лейтмотив летописи — о «божественной природе» единоличной власти Андрея, о том, что все его дела суть «проявления божественного промысла», а всякое противодействие им есть «неповиновение богу». «Летописатель владимиро-суздальский всецело принадлежит миру и злобе дня, а учение церкви в руках его есть орудие против врагов родного города и «господина-князя» и на защиту их правоты во что бы то ни стало» ⁵⁹.

Свод не был закончен при жизни Андрея — он был завершен в 1177 г.; в него была включена в сокращенном виде и созданная в эти годы попом Микулой «Повесть о смерти Андрея» и, что особенно важно, с новой силой была подчеркнута политическая роль горожан — «мизиньных» людей — во время междукняжия. Есть основание думать, что этот рассказ был составлен как особое «сказание» и затем вошел в летопись. В отличие от церковных и династических известий, в нем «являются деятелями целые массы» ⁶⁰; его автором был патриот Владимира.

Таковы основные церковно-политические и литературные произведения третьей четверти XII в.‚ раскрывающие главные линии идеологии этой поры и позволяющие яснее проследить их отражение в архитектуре 60-х годов.

4

Теперь мы должны бросить взгляд на «внешнюю политику» Владимирского княжества, основные этапы которой хорошо освещены источниками и в трудах историков.

Очерченная выше работа по упрочению авторитета княжеской власти внутри княжества, по развитию богородичного культа и подъему церковного значения Владимирской земли была в основном закончена к исходу 60-х годов. Ее завершение едва ли случайно совпадает с началом активных военных и дипломатических мероприятий Владимирского княжества в «Русской земле». Правда, его сила пользуется признанием уже с начала 60-х годов. В 1159 г. владимирские полки по просьбе Изяслава Давидовича освобождают его племянника Святослава Владимировича вщижского, осажденного в своем городе ратью «русских князей». В 1164 г. владимирская рать

- 124 -

совершает победоносный поход на болгар, в который возили Владимирскую икону, и ее «чуду» приписали успех войны. В 1160 г. Андрей вмешивается в новгородские дела, стремясь вырвать Новгород из сферы влияния смоленских и других князей. Затянувшаяся борьба за руководство Новгородом кончилась в 1168 г. не в пользу Андрея посажением в Новгороде Романа Мстиславича киевского. Это послужило толчком для нанесения решительного удара по Киеву.

Владимирская армия, к которой примкнули силы 11 князей, в 1169 г. захватывает Киев. С «матерью градов русских» поступают, как с вражеским городом, подвергая Киев беспощадному двухдневному грабежу, причем не были пощажены и церкви. Этот удар по церковному престижу Киева был ответом на жестокую «митрополичью неправду» — казнь епископа Федора. Разгром киевских «святынь» раскрывает примечательную сторону религиозных взглядов Андрея Боголюбского, который, будучи, несомненно, верующим человеком, видел в этих «святынях» прежде всего оплот политического влияния противника. Поэтому на разгром храмов и монастырей не постеснялись пустить союзных «поганых половцев».

Киев, к золотому столу которого всю жизнь стремился Юрий Долгорукий, лежал поруганный и испепеленный у ног его сына. Но Андрей даже не приехал взглянуть на поверженный великий город, не сел здесь сам и не посадил победителя — Мстислава, но отдал киевский стол брату — Глебу Юрьевичу. Это означало, что Киев сошел на положение рядового города, что ему не подняться вновь, что его руководящее место занимал северный Владимир. «Киевщина оказалась не в состоянии сыграть роль территориальной базы и материальной основы для объединения русских земель в одной и более прочной государственной организации. Ей не было суждено сыграть роль Московского княжества Даниловичей или Иль-де-Франса Капетингов» ⁶¹. Уточняя это сравнение, нужно сказать, что между Киевом и Москвой стоит Владимир, что Владимирская земля прежде всего и стала «русским Иль-де-Франсом», в ее лоне и созрела Москва, основанная Юрием Долгоруким и Андреем Боголюбским и развившая позже владимирские культурно-политические традиции.

В том же году был задуман решительный удар по Новгороду. Снова огромная рать под руководством Мстислава Андреевича двинулась в поход. Однако упорное сопротивление осажденных новгородцев и начавшиеся в войсках падеж коней и эпидемия привели к непредвиденному провалу крупнейшей военной операции. Владимирские полки обратились в бегство. Только страшный для Новгорода перехват владимирскими заставами хлебного подвоза заставил новгородцев просить у Андрея мира. Тем не менее это был серьезный урон для престижа Владимира.

Также неудачным был поход 1171 г. на болгар, где воинская слава изменила победителю Киева — Мстиславу, и он должен был бежать. Тем не менее Андрей держал в зависимости от своих намерений Киев и Новгород, некоторое время распоряжаясь их столами. Но это продолжалось недолго. Произошел разрыв с Ростиславичами, которых Андрей заподозрил в умерщвлении брата — Глеба Юрьевича, занявшего киевский стол. Ростиславичи отказались выдать подозреваемых в этом своих людей. Тогда последовало суровое приказание Ростиславичам покинуть Киев, Вышгород и Белгород и вернуться в свою Смоленскую волость. Посаженный в  Киеве младший брат Андрея Всеволод был захвачен Ростиславичами, посадившими в Киеве

- 125 -

Рюрика. Тогда и произошел знаменитый «обмен нотами» — Андрей приказал Рюрику уйти в Смоленск, Давиду — в Берладь, а Мстиславу вообще покинуть Русскую землю. Ростиславичи, в ответ на владимирский ультиматум, остригли андреева посла Михна, передав отказ подчиниться. Здесь было впервые ясно понято стремление Андрея поставить всех князей Руси на положение «подручников» — вассалов по отношению к владимирскому верховному сюзерену.

Осенью 1173 г. на юг двинулась невиданная по численности рать; ее северные соединения насчитывали 50 000 воинов, к ним должны были присоединиться силы других князей; мобилизация охватила почти всю Русь. В походе приняли участие более 20 князей, вплоть до туровских и гродненских. Ростиславичи сдали без боя Киев и ушли в Белгород и Вышгород, рассчитывая расчленить войска коалиции. Однако осада Вышгорода главным силами, продолжавшаяся девять недель, кончилась неудачей: распри среди князей относительно того, кто сядет в Киеве, вызвали анархию в войсках и их отступление.

На киевском столе стремительно меняется ряд князей, изгоняющих друг друга. Ростиславичи снова просят Андрея о вмешательстве и посажении в Киеве Романа. Но ответа им не пришлось дождаться: 29 июня 1174 г. Андрей пал жертвой боярского заговора...

Сделанный краткий обзор важнейших линий внешней политики Владимирского княжества свидетельствует о ее широте и целеустремленности. Задача взять в свои руки судьбы Киева, Новгорода и всей Руси осуществляется планомерно и с невиданной энергией. Сначала упрочиваются позиции княжеской власти внутри Владимирской земли и создается ее церковный авторитет. Затем следует ряд крупных военных операций. Самый их масштаб — подчинение власти Андрея 11—20 князей и уверенность в том, что они приведут, по его слову, свои полки, говорит о внушительности сил Северо-Восточной Руси, о четко действовавшей посольской службе, позволявшей слать распоряжения с берегов Клязьмы на Неман и Припять. Андрей Боголюбский, действительно, был подлинным «самовластцем», подобным королям Запада. Слава о нем проникала в далекие страны, принимая гиперболические масштабы. Когда в мужья грузинской царицы Тамары рекомендовали сына князя Андрея — Георгия, то крупный феодал Арцруни охарактеризовал Андрея как «государя Андрея великого, князя русского, которому подневольны 300 русских князей», а армянский историк конца XIII в. Степанос Орбелян называл Андрея «русским царем» ⁶².

Но в этом военном могуществе Боголюбского было и его слабое место. Интересы «подручников» Андрея были своекорыстны и далеки от объединительных задач владимирской политики; они шли в походы лишь под угрозой его кары и пользовались любым поводом для измены. Сила владимирских полков не могла удержать в подчинении эти центробежные тенденции. Отсюда — провалы крупных походов на Новгород и Вышгород. «Посреди соперничества и домогательств семидесяти князей, — пишет К. Маркс, — авторитет великого князя оказался бессильным. Попытка Андрея Суздальского объединить несколько крупных областей путем перенесения столицы во Владимир единственным результатом имела лишь распространение уделов, происходившее на юге и в центре»⁶³. В самой Владимирской земле передовые центро-

- 126 -

стремительные силы были еще слишком слабы, чтобы долго противостоять силам феодального распада, воплощенным в местной боярской знати. Это определило возможность боярского заговора и его успех — гибель Андрея.

Однако Боголюбским было сделано дело огромной важности. Он показал, что мыслима и осуществима сильная великокняжеская власть, подчиняющая единой цели силы других князей. Он впервые включил в борьбу за эту власть прогрессивные силы города и оперся на них и новую феодальную знать — дворянство, а также объединил в этой борьбе все средства — меч войны и духовный меч церкви, труд ремесленников и зодчих, художников и писателей. Он развеял старую славу Киева как политического центра страны и обосновал политический приоритет Владимира и Северо-Восточной Руси, которой суждено было стать центром национального объединения Русской земли.

Политическая деятельность Андрея Боголюбского находит живые параллели в Западной Европе XI—XII вв. Такова опиравшаяся на союз с горожанами борьба фландрских графов против феодальной аристократии, придававшая их власти единодержавный характер и сплачивавшая их землю ⁶⁴. Объединительная борьба несравненно большего масштаба шла в Германии, где Фридрих Барбаросса стремился возродить империю Оттона Великого, простирая свои императорские претензии на саму Византию, борясь за господство в Италии, презрительно именуя королей Англии и Франции «reges provinciarum» и поднимая свою власть на уровень неограниченной монархии ⁶⁵. «...В лице этого князя, — писал об Андрее Боголюбском М. Д. Приселков, — мы, несомненно, имеем опережающего свое время и современников смелого и крутого деятеля, весьма рано оценившего и упадочность «Русской земли», и растущую мощь Ростово-Суздальского края и решившего, порывая все традиции своего рода и всех русских феодальных княжеств, по-новому поставить соотношение сил и внутри Ростово-Суздальского края, и внутри русских княжеств, как и внешнеполитические связи Русской земли» ⁶⁶.

Теперь мы можем обратиться к изучению памятников строительства Андрея Боголюбского и в свете истории Владимирского княжества оценить их связь с живой действительностью, а также их роль в кипевшей в эту пору общественной борьбе.

- 127 -

С Вашими замечаниями и предложениями можно зайти в Трактиръ или направить их по электронной почте.
Буду рад вашим откликам!